Заклятые друзья и соседи

1

Австрийские власти очень хитро составили границы этой провинции. Западная Галиция, расположенная за рекой Сан, была страной совершенно польской. Центром этой земли был Краков — древняя столица Польши, священный для поляков город, с храмом святых Станислава и Вацлава и древним Королевским замком на Вавельском холме.

Присоединение Западной Галиции (бывшего Великого герцогства Краковского) к империи Габсбургов после Третьего раздела Речи Посполитой в 1795 году дало полякам демографический перевес в провинции, а в политике, администрации, культуре они господствовали почти безраздельно. Во Львовском университете преподавание с немецкого перевели на польский. Должность наместника Галиции обычно занимал поляк; если в австрийском правительстве появлялось место министра по делам Галиции, то министром становился тоже поляк. Поляки еще во времена Речи Посполитой привыкли к своеобразной сословной демократии, а потому в совершенстве освоили «избирательные технологии» и умели при необходимости искусно применять «административный ресурс». Поэтому они неизменно господствовали в сейме Галиции и Лодомерии и отправляли в рейхсрат (австрийский парламент) больше делегатов, чем украинцы и русины-москвофилы. Маршалок (аналог спикера), руководивший работой сейма, тоже, как правило, был поляком. Контроль над Галицким сеймом поляки сохранили до самого конца Австро-Венгрии.

В городах господствовали опять-таки поляки и евреи. Львов был большим польско-еврейским городом¹, причем многочисленное еврейское население находилось под культурным и политическим влиянием поляков. В руках евреев были магазины, банки, конторы, промышленность, торговля. В руках поляков — Львовский университет Яна Казимира, почти все школы, театр, большая часть газет. На улицах слышалась почти исключительно польская речь².

Но в сельском населении преобладали украинцы-русины³. В этнографическом отношении они были похожи на малороссиян Поднепровья, Слобожанщины и Новороссии, а не на великороссов: «нравы и обычаи их нисколько не разнятся от малороссийских⁴, — писал российский этнограф еще в 1836 году, задолго до появления в Галиции москвофилов. — Украина, Малороссия есть для их сердца обетованная земля, куда стремятся все их помыслы и думы»⁵.

В соседней Буковине кроме русинов-украинцев исстари жили и настоящие великороссы. Это были старообрядцы, еще в XVIII веке бежавшие из Российской империи. Русины их своими не считали, а называли липованами или кацапами.

Только в представлениях русского националиста поляки могли быть союзниками украинцев и даже «создателями украинского проекта». На самом деле украинские и польские националисты были врагами, принципиальными и непримиримыми.

Традиционные антисемитизм и полонофобия поддерживались традиционной же для Западной Украины экономической структурой. Почти половина земель принадлежала польским землевладельцам, а торговля и финансы были в руках евреев. Польский пан мог из одного лишь самодурства отказать крестьянину в аренде так необходимого ему луга или леса.

«В продолжение последних сорока лет правительством для Галиции фактически была польская шляхта, — писал Михаил Грушевский в 1907 году. — Начиная с 1860-х гг. и до нынешнего дня она играла роль лейб-гвардии венского правительства и династии и за это требовала от правительства сохранения своего господства в Галиции, неприкосновенности преобладания польской национальности, невмешательства центральных органов в управление Галиции»⁶. Поляки, по его мнению, постарались превратить Галицию в «секретную камеру» с бронированными «шовинистическим цинизмом» стенами⁷. Грушевский имел в виду, конечно, польский шовинизм.

Несколько попыток заключить политический союз оканчивались неудачно. В 1890 году поляки и украинцы заключили было соглашение («угоду»), но уже в феврале 1891-го кризис этой «угоды» был очевиден стороннему наблюдателю.

Из письма Леси Украинки брату Михаилу от 25 февраля 1891 года: «...поляки и русины ни чуточки не верят друг другу и прячут за пазухами порядочные каменюки на всякий случай. <...> Вся общественность галицкая, мне представляется, скорее бы с чертом помирилась, чем с поляками»⁸.

На самом деле «каменюки» не только прятали, но и, случалось, пускали в ход. Борьба украинцев с поляками приобрела характерный для XX века облик. В селе Коропец под Тарнополем австрийские жандармы (этнические поляки) закололи штыками украинского крестьянина Марка Каганца, который протестовал против фальсификации на выборах. Тогда 12 апреля 1908 года студент философского факультета Львовского университета Мирослав Сичинский (украинец, сын униатского священника) застрелил наместника Галиции графа Анджея Казимира Потоцкого. Когда студента схватили, он кричал: «Вот вам за вашу кривду, за выборы, за Каганца!»

Общественный резонанс теракта был огромным. По украинским селам Галиции новорожденных детей всё чаще стали называть Мирославами. Тогда украинцы говорили: «Наш Січинський най жиє, а Потоцький най гниє» («Наш Сичинский пусть живет, а Потоцкий пусть гниет»)⁹. Поляки на фоне этих событий даже стали симпатизировать России и русским.

Русские националисты были убеждены, будто и австрийские власти, и поляки поддерживают украинцев. Они считали Грушевского платным агентом Австрии. Еще более подозрительной фигурой представлялся им униат Андрей Шептицкий, ставший для украинцев едва ли не «отцом Отечества». Но сами поляки этих людей ненавидели. Доктор Людвиг Колянковский (Львовский университет) требовал: «Уберите из Львова Грушевского, он страшно опасный враг»¹⁰.

Грушевского подозревали в шпионаже и австрийцы, его чуть было не арестуют в 1914-м, и только бегство из Австро-Венгрии спасет его от лагеря Талергоф. Все недвижимое имущество Грушевского — а он был богатым человеком, имел дом во Львове, дачу в Карпатах, — будет конфисковано. Шептицкого поляки вообще считали предателем, ренегатом. Несколько лет спустя, в разгар Гражданской войны, русские православные архиепископы Евлогий (Георгиевский) и Антоний (Храповицкий) оказались в польском плену, во Львове. Их разместили как раз в доме Андрея Шептицкого. Узнав об этом, польский генерал Александрович пришел в ярость: «Как! У Шептицкого?! У врага польского народа?!»¹¹

2

Русины-украинцы требовали провести границу по реке Сан, отделив польскую западную Галицию от украинских земель: «Знай, ляше, по Сан — наше!» А к восточной Галиции хотели присоединить населенную украинцами северную Буковину и земли Закарпатской Руси.

В отличие от Галиции, где национальной церковью русинов-украинцев было униатство, герцогство Буковина оставалось землей православной. Там размещалась одна из богатейших митрополий православного мира. Резиденция архиепископа напоминала королевский дворец, монументальный и ослепительный. Византийская роскошь с величественными пропорциями романского стиля. Мраморные колонны, золото, картины, персидские ковры. Зал заседаний Синода, стены которого обиты китайским шелком и украшены венецианскими зеркалами. Сокровища синодальной библиотеки — инкунабулы, редкие старопечатные книги... Даже русских архиереев, привыкших к роскоши митрополичьих покоев, к великолепию Исаакиевского собора и храма Христа Спасителя, потрясло и несколько смутило это богатство, которое подходило больше магнатам и олигархам, но не слугам Божиим.

Хотя государство секуляризировало церковные земли, создав особый «религиозный фонд», доходы от них поступали епархии. Богатые черноземы Буковины кормили духовенство, будто в Средние века.

Православная церковь содержала за свой счет богословский факультет в университете им. Франца Иосифа и была крупнейшим благотворителем во всей провинции.

Времена религиозной розни давно миновали. Национальная принадлежность значила намного больше религиозной, и греко-католик из Галиции был для украинца с Буковины своим, а православный румын (румыны преобладали на юге Буковины) — чужим. Румынское духовенство господствовало в православном клире Буковины. В начале XX века в Черновицкой епархии было только 80 священников-русинов, а румын — 225. Как только в храме румын-священник начинал читать проповедь по-румынски, селяне покидали здание церкви. Не в знак протеста — просто не хотели слушать проповедь на непонятном чужом языке. Церковная же служба шла, как и в России, на церковнославянском. Этот язык украинец, как и русский, хоть с трудом, но все же понимал.

Тяжелее всего было закарпатским русинам. Их земли относились не к Австрии, а к Венгерскому королевству, и венгры упорно пытались превратить его в свое национальное государство. Человек, желавший сделать карьеру, должен был выучить мадьярский, принять мадьярские нравы и обычаи, стать, как тогда говорили, «мадьяроном». Но стать мадьяроном значило порвать связи с собственной нацией, превратиться в венгра. Именно венгры подавляли и украинский национализм, и москвофильство (русофильство), традиционно популярное в Закарпатской (Угорской) Руси.

Отношения с евреями были тоже тяжелыми. Вместо банковского кредита в Галиции еще долго процветало ростовщичество. Евреи (а именно они традиционно контролировали этот бизнес) давали деньги под 150, 200 и даже 250 процентов годовых. Антисемиты объясняли это врожденной алчностью евреев, хотя дело было всего лишь в отсутствии конкуренции. Еврей-лавочник нередко был единственным состоятельным человеком, у которого селянин мог достать денег. Землевладельцы-поляки сами часто были в долгах перед евреями. И все-таки украинский антисемитизм в Галиции начала XX века был не столь заметен, как на Волыни или Киевщине. Для украинцев-галичан первым врагом оставался поляк, а с евреями могли и мириться, и заключать союзы. Так, на выборах украинцы нередко голосовали за кандидата-еврея, только бы не прошел поляк. А евреи, случалось, голосовали за украинцев¹². Этот союз, несколько необычный для украинской исторической традиции, покажет себя уже в годы Гражданской войны. Если на Волыни, в Поднепровье и Подолье шайки гайдамаков будут снова, как во времена Колиивщины, грабить и убивать евреев, то в Галицкой армии будут сражаться даже евреи-добровольцы, а львовская еврейская милиция вместе с украинцами станет защищать украинскую власть от восставших поляков.

Примечания

1. Москвофільство: документа і матеріали. С. 95.

2. Москвофільство: документи і матеріали. С. 95.

3. Австрийцы долго называли их Ruthenen (рутены), то есть русскими.

4. Лукашевич П. Малороссийские и червонорусские народные думы и песни. СПб.: Тип. Эдуарда Пгаца и К, 1836. С. 107.

5. Там же. С. 103—104.

6. Грушевский М.С. Из польско-украинских отношений Галиции // Освобождение России и Украинский вопрос. С. 208.

7. Грушевский М.С. Встревоженный муравейник // Там же. С. 267.

8. Леся Українка. Творі: в 4 т. Т. 4. С. 245, 246.

9. Народное пожелание сбылось в полной мере. Суд приговорил Сичинского к смертной казни, которую император заменил на двадцать лет заключения. Но Мирослав вскоре бежал из тюрьмы, уехал в Норвегию, затем перебрался в Швецию, а с 1914-го поселился в США, где прожил очень долгую жизнь. В 1968 году он, уже почтенным старцем, приехал в Советский Союз, побывал во Львове. Он ничуть не раскаялся в убийстве Потоцкого. Мирослав Сичинский скончался в доме для престарелых в Вестленде (штат Мичиган) на девяносто втором году жизни. Интересная деталь: племянницы Сичинского (Ольга и София Федак) вышли замуж за известных украинских националистов, командиров сечевых стрельцов Евгена Коновальца и Андрия Мельника.

10. Москвофільство: документи і матеріали. С. 125.

11. Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 307.

12. Грынкевич А.П. Борьба за Украину, 1917—1921. Минск: Совр. школа, 2011. С. 159.