Вспомним о поездке Марины Цветаевой на Тамбовщину. Это было в сентябре 1918 года, неподалеку от станции Усмань1. Но продразверстки на юге России осенью 1918-го и на Украине весной 1919-го не так уж различались, мало различался и национальный состав продотрядовцев. В деревню Цветаева попала вместе с вполне интернациональной бандой, где были и русские, и евреи. И вот интересно, как она воспринимает тех и других.
Один русский ей скорее неприятен: «...чичиковское лицо, васильковые свиные прорези глаз. Кожу под волосами чувствую ярко-розовой. Смесь голландского сыра и ветчины». Но вот уже русский мальчишка-адъютант гораздо симпатичнее: «Круглое лицо, голубые дерзкие глаза, на белых, бараном, кудрях лихо заломлена фуражка. Смесь амура и хама».
В другого продотрядовца Цветаева, кажется, влюбилась. Читала ему свои стихи (и переписала на память), подарила книжку о Москве и серебряный перстень с двуглавым орлом. Описание нежное-нежное, почти восторженное: «Стенька Разин. Два Георгия. Лицо круглое, лукавое, веснушчатое: Есенин, но без мелкости. Только что, вместе с другими молодцами (где Стенька, там у нее "молодцы", а евреев зовет "опричниками". — С.Б.), вернулся с реквизиции. <...> Разин! — Не я сказала: сердце вызвонило!»2
Интерес Марины Ивановны к этому «Стеньке» (его подлинного имени мы не знаем, да это и неважно) совершенно определенный, и здесь дело уже не в национальности. Но для нас важнее другое. Евреев как мужчин она даже не воспринимает. Нет ни одной черты, ни намека на внешность. Правда, она называет их фамилии, может быть, подлинные, а может, навеянные ей священной историей (Левит) или текущей политикой (Каплан). Пишет она о евреях с иронией, пожалуй, даже не без сарказма: «Еврей со слитком золота на шее»; Рузман — «...еврей-семьянин ("Если Бог есть, он мне не мешает, если нет — тоже не мешает")»; Левит... Этому характеристики вообще не досталось, зато в разговоре он показан человеком явно мерзким: «Ваши колокола мы перельем на памятники», «Вы изволили выразиться про идейную жертву — жид?!»
Но самой колоритной персоной показана еврейка, «жена опричника со слитком»:
«— Это у вас платиновые кольца?
— Нет, серебряные.
— Так зачем же вы носите?
— Люблю.
— А золотых у вас нет?
— Нет, есть, но я вообще не люблю золота: грубо, явно...
— Ах, что вы говорите! Золото — это ведь самый благородный металл. Всякая война, мне Иося говорил, ведется из-за золота».
Сколько словесного яда!
На прощание Цветаева устроила этой корыстной, но наивной местечковой еврейке целый спектакль. Назвала свое «настоящее» имя:
«— Циперович, Мальвина Ивановна.
(Из всей троичности уцелел один Иван, но Иван не выдаст!)
— Представьте себе, никак не могла ожидать. Очень, очень приятно.
— Это моего гражданского мужа фамилия, он актер во всех московских театрах.
— Ах, и в опере?
— Да, еще бы: бас. Первый после Шаляпина. — (Подумав.) — ...Но он и тенором может.
— Ах, скажите! Так что, если мы с Иосей в Москву приедем...
— Ах, пожалуйста, во все театры! В неограниченном количестве! Он и в Кремле поет.
— В Крем...?!
— Да, да, на всех кремлевских раутах. <...>
— ...И скажите, много ваш супруг зарабатывает?
Я: Деньгами — нет, товаром — да. В Кремле ведь склады. В Успенском соборе — шелка́, в Архангельском (вдохновляясь) — меха и бриллианты...»3
Мальвина, она же Марина Ивановна, дала «жене опричника» такой адрес: Москва, Лобное место <...>, Брутова улица, переулок Троцкого.
«— Ах, уже и такой есть?
Я: Новый, только что пробит»4.
«Жену опричника» не жалко, жалко крестьян, которых грабила эта еврейско-русская компания. И все-таки замечу: отношение к русским (своим) даже у Цветаевой совсем не такое, как к чужакам-евреям5.
Немудрено, что антисемитизм на Украине и юге России был явлением повсеместным, и с каждым месяцем положение становилось все хуже, все безысходнее. «Не только простонародье, но и интеллигенция были страшно настроены против евреев»6, — вспоминал генерал Шкуро. Осенью 1919-го В.И. Вернадский вдоволь наслушался разговоров о евреях: «Ехали (в поезде. — С.Б.) бабы, бывшие в местах убийства, в чрезвычайках Киева. В Харькове, говорят, все это было в гораздо меньшей степени. Антисемитизм чрезвычаен. "Жид" — слово, принятое в обществе, где я еду»7.
Примечания
1. Сейчас на территории Липецкой области.
2. Цветаева М.И. Вольный проезд. С. 439, 440.
3. Цветаева М.И. Вольный проезд. С. 445.
4. Там же. С. 446.
5. Читатель спросит: а как же Сергей Яковлевич Эфрон, муж Марины Ивановны? Он-то был наполовину евреем. На самом деле отец Сергея, еврей из Ковно Яков Эфрон еще в молодости покинул родину ради учебы в Москве, затем оставил учебу ради революции и вступил в народническую организацию «Земля и воля», а позднее оставил даже веру предков ради любви к Елизавете Дурново. Он сознательно разорвал все связи с еврейской общиной и со всей еврейской нацией. Его детей, в том числе и среднего сына — Сергея Яковлевича — уже никак нельзя считать евреями. Внук, Георгий Эфрон (Мур), дойдет едва ли не до антисемитских высказываний в своем дневнике.
6. Шкуро А.Г. Гражданская война в России: Записки белого партизана. С. 221.
7. Вернадский В.И. Дневники 1917—1921. С. 139.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |