За последние годы появились сотни работ о Булгакове, в том числе и о том, когда и как был написан его первый роман, однако достанет нескольких фраз, чтобы изложить все достоверные сведения по этому вопросу, — остальное относится к области предположений, описывается модальными конструкциями типа «по-видимому», «вероятно», «должно быть», «можно предположить» и т. п.
Булгаков не любил рассказывать о себе — в Смутное время это было небезопасно.
Просто в октябре 1924 г. в кратчайшей «Автобиографии» он сообщил: «Год писал роман «Белая гвардия». Роман этот я люблю больше всех других моих вещей» (1, 604).
Это не было новостью: публикация романа уже началась весной 1924 г., и еще в марте 1923 г. в журнале «Россия» сообщалось, что «Мих. Булгаков заканчивает роман «Белая гвардия», охватывающий эпоху борьбы с белыми на юге (1919—1920 гг.)»1.
«Год» работы — это, по-видимому, 1923 год. Так, весной этого года Булгаков сообщает своей сестре Надежде Афанасьевне: «...срочно дописываю 1-ю часть романа; называется она «Желтый прапор»» (5, 416); а 31 августа писал своему другу писателю Юрию Львовичу Слезкину (1885—1947): «Роман я кончил, но он еще не переписан, лежит грудой, над которой я много думал. Кое-что исправляю» (5, 417). Впрочем, слово «год» не следует понимать буквально. — Ведь еще 10 декабря 1922 г. в «Литературном приложении» к газете «Накануне» был опубликован рассказ Булгакова «В ночь на 3-е число (Из романа «Алый мах»)», который комментаторы считают фрагментом «романа из эпохи гражданской войны», «отрывком из неизвестной редакции будущей «Белой гвардии»» (1, 613)2. А вместе с тем известно, что последнюю главу 3-й части романа Булгаков дописывал весной 1925 г., когда две первые части уже были опубликованы (см. 1, 618). Но и это была только «ранняя редакция» (там же), когда же была написана «поздняя редакция», опубликованная в 1929 г. в Париже, мы вообще не знаем. Никаких рукописей этого романа не сохранилось3.
Более того — есть основание полагать, что Булгаков вообще не закончил работу над этим произведением, а лишь торопливо и даже не очень тщательно свернул его действие для парижского издания.
Булгаков в 1926 году, во время премьеры «Дней Турбиных»
Роман называется «Белая гвардия», но собственно никакой белой гвардии (т. е. Добрармии генерала Деникина) в романе нет (есть только призыв полковника Малышева отправляться «на Дон», т. е. к Деникину). Еще очевиднее сюжетная незавершенность романа: все узлы интриг (Алексей Турбин — Юлия Рейсс — Шполянский; Елена — Шервинский; Николка — Ирина Най-Турс; Мышлаевский — Анюта) только завязываются, но ни одна линия не достигает даже кульминации. У читателя возникает впечатление незавершенности, внезапной оборванности романа. Можно предположить, что, начиная свой роман, автор намечал больший размах времени и событий, чем киевский эпизод декабря 1918 — января 1919 гг.4
Разумеется, первопричиной такой незавершенности первого романа Булгакова является его цензурная непроходимость. Даже спустя 40 лет роман удалось напечатать с трудом, и то с цензурными купюрами. Но дело не в одной цензуре, а и в самом замысле романа. Его лейтмотив — примирение, забвение обид и даже преступлений гражданской войны. В начале 20-х годов, с наступлением так называемого НЭПа, могло казаться и казалось, что революция закончилась, террор миновал, что возможно всеобщее единение во имя восстановления страны, во имя нравственного возрождения людей. Но к концу 20-х годов иллюзорность этих надежд стала совершенно очевидной. Террор в отношении интеллигенции («Шахтинское дело», процесс «промпартии» и многие другие судебные и несудебные расправы с «врагами народа», повсеместное закрытие и осквернение храмов), коллективизация и «раскулачивание», т. е. закрепощение основного трудового сословия страны, самоистребление правящей партии под видом борьбы с «оппозицией» и т. п. — все это превращало роман Булгакова в утопию, так как становилось ясно, что время для гражданского мира еще не пришло и придет не скоро. И замысел нового романа о Христе и дьяволе, о неотвратимости Страшного Суда сделал невозможным и ненужным окончание первого романа, в котором белые и красные герои и мученики получали равное воздаяние и размещались в общих «вечных квартирах» у Господа Бога (см. сон Алексея Турбина).
Павел Сергеевич Попов, друг Булгакова, его биограф и тонкий ценитель, полагал, что непосредственным толчком к началу работы над «Белой гвардией» явилась смерть матери писателя Варвары Михайловны (1 февраля 1922 г.)5. И действительно — роман открывается похоронной темой («...белый гроб с телом матери снесли по крутому Алексеевскому спуску на Подол, в маленькую церковь Николая Доброго...»; 1, 179). А незадолго до своей смерти Михаил Афанасьевич сказал сестре Надежде Афанасьевне: «Я достаточно отдал долг уважения и любви к матери, ее памятник — строки в «Белой гвардии»»6.
Был и еще один биографический импульс к написанию романа о петлюровцах в Киеве. Не случайно публикация романа началась с последней сцены (правда, не в окончательной редакции) — со сцены зверского убийства еврея «паном куренным» («В ночь на 3-е число...»). Дело в том, что Булгаков сам был очевидцем подобной сцены у моста, и она оставила глубокий след в его душевном мире, она не давала ему покоя, мешала ему жить, у него была очевидная потребность освободиться от этого кошмара, переработать его в художественную объективированную картину. Это обнаруживается в его творчестве от фрагмента 1922 года до сцены мучительной казни Иешуа Га-Ноцри и убийства Иуды7.
Впрочем, смерть матери и омерзительная сцена убийства послужили только толчком к написанию романа. Мысль о личной ответственности каждого жителя России за все, что в ней происходит, мысль о своей личной вине могла возникнуть у Булгакова задолго до убийства у Цепного моста в Киеве 3 февраля 1919 г. — может, в университете во время войны, в военном госпитале или в земской больнице в глуши Смоленской губернии. Но во всяком случае мысль эта четко выражена в первом дошедшем до нас произведении — в статье «Грядущие перспективы»8.
Это был своего рода политический манифест писателя Булгакова, предваряющий его художественное творчество. И в этом манифесте названа главная тема, которая занимает начинающего писателя, — Россия и социальная революция. Эта тема будет занимать Булгакова на протяжении всего его творческого пути, она составляет содержание почти всех его произведений (кроме, может быть, «Записок юного врача»), если не на внешнем, то на глубинном уровне (как в пьесах о Мольере и о Пушкине). Именно в этой теме, в ее интерпретации, свободной и независимой, чуждой соображений корысти и личной безопасности, выразил Булгаков свою личную ответственность за все происходящее в его стране.
Примечания
1. Цит. по кн.: М. Чудакова. Жизнеописание Михаила Булгакова (в дальнейшем: Жизнеописание...) М., 1988. С. 253.
2. 20 января 1923 г. в «Литературном приложении» к газете «Накануне» сообщалось, что 13 писателей (Н. Ашукин, М. Булгаков, Ефим Зозуля, М. Козырев, В. Лидин, К. Левин, Б. Пильняк, А. Соболь, Ю. Соболев, Ю. Слезкин, Д. Стонов, А. Эфрос, А. Яковлев) «пишут коллективный роман. Написано 12 глав. Изображена борьба советских войск с гайдамаками, отступление белых и пр.» (М. Чудакова. Жизнеописание... С. 248). М.О. Чудакова допускает, что фрагмент из неизвестного нам романа «Алый мах» и был главой из этого «коллективного романа», в существование которого, впрочем, как-то слабо верится.
3. 5 февраля 1992 г. в газете «Известия» М. Варденга сообщила о машинописи с авторской правкой, содержащей текст заключительной части «Белой гвардии», найденной неким И. Владимировым «в одном из букинистических магазинов», но подтверждения этого сообщения не было.
4. О более обширном авторском замысле, чем тот, который был реализован в дошедшем до нас тексте трех частей романа, свидетельствует и надпись Максимилиана Волошина, сделанная им на сборнике стихов «Иверни» 5 июля 1925 г.: «Дорогой Михаил Афанасьевич, доведите до конца трилогию «Белая гвардия»» (см. Ю.Г. Виленский, В.В. Навроцкий, Г.А. Шалюгин. Михаил Булгаков и Крым. Симферополь: Таврия, 1995. С. 31, 45).
5. «В 1922 г. умирает мать Булгакова. Это был громадный толчок во внутренней жизни Михаила Афанасьевича. Он задумывает большой роман» (цит по кн.: М.А. Булгаков. Письма. Жизнеописание в документах. М., 1989. С. 537).
6. Там же, с. 72.
7. См. воспоминания Т.Н. Кисельгоф в книге: Л. Паршин. Чертовщина в Американском посольстве в Москве, или 13 загадок Михаила Булгакова. М., 1991. С. 69. «Все это проливает свет на появление и развитие в творчестве Булгакова темы личной вины и личной ответственности, которая тревожила его до самой смерти», — пишет Паршин (Указ. соч. С. 70).
8. См. М. Чудакова. Жизнеописание... С. 122 и далее.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |