6. Постраничные примечания

«Мастер и Маргарита». — Это название, впечатляющее своей звуковой и ритмической организацией, появилось впервые в записи Е.С. Булгаковой 12 ноября 1937 г. (см. М. Чудакова. Жизнеописание... С. 610); оно знаменовало окончательное переосмысление всего произведения, изменение «удельного веса» и значения его персонажей; Воланд уступал место Мастеру, сатирическое разоблачение — всечеловеческой трагедии.

С. 9/7. Эпиграф. — Относится ко всему произведению, а между тем во франкфуртском издании, как и во многих изданиях советских и российских, его местоположение таково, как будто он относится к первой книге (части). Его место — на титуле или на отдельном листе до первой книги (части).

Эпиграф взят из 1-й части «Фауста» Гёте (сцена «Рабочая комната») и соответствует следующему месту в оригинале:

Faust:

...Wer bist du denn?

Mephistopheles:

Ein Teil von jener Kraft,
die stets das Böse will und stets das Gute schaft.

(Goethe. Auswahl drei Bänden. Leipzig, 1956. В. III. S. 145)

Перевод Пастернака:

Фауст:

Ты кто?

Мефистофель:

Часть силы той, что без числа
Творит добро, всему желая зла.

(Гёте. Собр. соч. в 10 т. М., 1976. Т. 2. С. 50)

Возможно, что данный прозаический перевод принадлежит самому Булгакову.

Реминисценции из «Фауста» встречаются в булгаковском триптихе достаточно часто, последняя же часть ими буквально насыщена — от эпиграфа до прибытия главного героя в место вечного успокоения (см. заключительное сравнение Мастера с Фаустом, с. 482).

Эпиграф связан с проблемой зла как функции добра (см. E. Bazzareili. Invito alla lettura di Bulgakov. Milano, 1976. P. 141); причем Булгаков в интерпретации «духа зла» не столько опирается на Гёте, сколько полемизирует с ним. В контексте книги Булгакова эпиграф этот даже парадоксален: ведь гётевский Мефистофель добра, собственно, и не творит, а булгаковский Воланд нигде не изъявляет желания причинять кому-нибудь зло. Вулис назвал булгаковского Воланда «воплощением безграничного зла» (указ. соч. С. 198), но гораздо справедливее мнение В. Каверина, что в книге Булгакова «силы зла» «воплощены» «в людей обыкновенных и даже ничтожных» (указ. соч. С. 227): зло воплощено в совдеповских чиновниках, писателях и других обывателях, а вовсе не в «князе тьмы».

С. 11/7. НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ. — Название 1-й главы выражает «житейскую мудрость» обывателя эпохи политического террора, шпиономании и разоблачения «врагов народа». Подобные афоризмы, разбросанные в тексте, — маски автора, делающие его как бы представителем той самой «толпы», которую он изображает.

С. 11/7. В час жаркого весеннего заката... — Действие романа о Мастере (без предыстории, изложенной Мастером Иванушке) продолжается немногим долее трех суток: от заката в какую-то майскую среду до рассвета в ночь с субботы на воскресенье на той же неделе, причем воскресенье это было началом православной Пасхи. Эти трое суток расписаны скрупулезно по часам:

Однако невозможно отождествить это романное время с историческим: в период между 1917 и 1940 гг. самая поздняя Пасха приходилась на 5 мая в 1929 г., но если отнести события романа к этому году, то сцену на Патриарших прудах придется датировать 1 мая (то есть праздничным выходным днем), что исключено по всем другим обстоятельствам действия. Если для определения времени действия обратиться к некоторым материальным фактам и событиям, отраженным в романе, то легко убедиться, что в отношении исторического времени действие этого произведения амбивалентно: автор намеренно совмещает разновременные факты — так, еще не взорван храм Христа Спасителя (1931 г.), но уже введены паспорта (1932 г.), ходят троллейбусы (1934 г.), упомянут съезд архитекторов (1937 г.) и вместе с тем еще функционируют торгсины и т. п.

С. 11/7. ...на Патриарших прудах... — Патриаршие (с 1932 г. — Пионерские¹) пруды — местность в Москве неподалеку от Б. Садовой улицы между Ермолаевским (ул. Мицкевича) и М. Патриаршим (Пионерским) переулками. В старину вся округа была заболоченной низиной, откуда вытекали ручьи и речки (Черторый, Бубна, Кабаниха), а потому это место называлось Козьим Болотом (след остался в названии Козихинских переулков); в XVII в. здесь была слобода, принадлежавшая патриарху Филарету (не путать с резиденцией патриарха, которой здесь никогда не было!), — отсюда происходит название трех прудов (ср. Трехпрудный переулок), устроенных в 1683—1684 гг. патриархом Иоакимом, из которых в настоящее время остался лишь один. Таким образом, в самой топонимике сочетаются темы Господа и дьявола (Патриаршие пруды — Козье Болото).

С. 11/7. Первый из них <...> свою приличную шляпу пирожком нес в руке <...> Второй — <...> молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке... — Социальная революция актуализовала знаковость вещного мира, в том числе и предметов одежды. Вещи приобретали идеологические смыслы (всп. «барыню в каракуле» у Блока или «барскую шубу» Мандельштама; цилиндр, фрак, смокинг, жилет, монокль и многие другие предметы стали признаками «классового врага» [всп. знаменитый фотопортрет Булгакова с моноклем — это была дерзкая выходка]). Возникали оппозиции вещей, как бы воспроизводящие противостояния борющихся классов. Одной из таких вещных оппозиций было противопоставление «шляпа/кепка», сохранившееся в редуцированном виде до конца 2-й Германской войны. Причем интересно, что едва ли не первый пример такого противопоставления дал Ленин: когда 3 апреля 1917 года будущий вождь мирового пролетариата приехал в Петербург (Петроград), он, прежде чем выступить перед встречавшей его толпой, сменил свою обычную шляпу на кепку.

В 20-е и 30-е годы шляпы казались в Совдепии признаком чего-то если и не откровенно враждебного (как цилиндр), то инородного, чужого, не то иностранного, не то интеллигентского быта и духа (и то и другое воспринималось как враждебное пролетариату). В романе Булгакова доминирующим головным убором является кепка (всп.: «по тротуарам, как казалось сверху Маргарите, плыли реки кепок», с. 299/228), шляпу носят Берлиоз (общество приемлет эту его привычку, снисходя к его положению и возрасту); «иностранец» в сиреневом пальто (в торгсине), буфетчик Андрей Фокич да Арчибальд Арчибальдович.

С. 11/7. Берлиоз. — самый значительный представитель правящей советской верхушки («номенклатуры») в романе о Мастере (о сатирическом изображении более высокопоставленных лиц нечего было и думать в условиях советской цензуры; да, пожалуй, они и не были нужны Булгакову по замыслу его произведения). В Берлиозе находят черты многих крупных руководителей советской культуры 20—30-х годов: Леопольда Леопольдовича Авербаха (глава РАППа и редактор журнала «На посту»), Михаила Ефимовича Кольцова (видный общественный деятель, редактор журналов «Огонек», «Крокодил», «За рубежом»), Федора Федоровича Раскольникова (общественный и государственный деятель, редактор журнала «Красная Новь»), проф. М. Рейснера (автор атеистического предисловия к книге А. Барбюса «Иисус против Христа»), В.И. Блюма (редактор театральных журналов, заведующий театральной секцией Главреперткома), Д. Бедного, С.М. Городецкого (автор атеистической рецензии на пьесу С.М. Чевкина «Иешуа Ганоцри»), А.В. Луначарского (народный комиссар просвещения, участник диспута о существовании Бога с митрополитом Введенским) и др.²

Перечень возможных «прототипов» легко продолжить, так как в булгаковском персонаже собраны типические черты советского идеолога, а они и в жизни были броскими, несложными и на диво стандартными.

Фамилия председателя МАССОЛИТа напоминает читателю о французском композиторе-романтике Гекторе Берлиозе (1803—1869), авторе «Фантастической симфонии» (1830 г.) с ее «Шествием на казнь» и «Адским шабашем» (названия второй и третьей частей симфонии) и, таким образом, вводит тему Христа и дьявола (см. Б.М. Гаспаров. Указ. соч.); тематически перекликаются с романом Булгакова и некоторые другие произведения французского композитора: сцены из «Фауста», трилогия «Детство Христа», опера-оратория «Осуждение Фауста». К тому же булгаковский Берлиоз имеет как бы 12 апостолов-учеников (члены правления МАССОЛИТа, тщетно ожидающие его к своего рода «вече́ре» в «Грибоедове»).

В образе Берлиоза подчеркнута духовная пустота пастыря советских писателей, не имевшего времени и не сумевшего задуматься над «необыкновенными» явлениями жизни. Его рассуждения о Христе в разговоре с Иваном обнаруживают отчасти недостаточную осведомленность в вопросе, по которому он взялся «просвещать» невежественного поэта, отчасти — намеренное искажение фактов, а главное — совершенное мелкомыслие. Он попросту повторяет общие места казенной пропаганды, какие 70 лет наводняли нашу учебную и справочную литературу.

Конец Берлиоза — уход в небытие — оказался поистине пророческим: насильственная смерть и забвение выпали на долю большинства перечисленных выше его прототипов.

С. 11/7. МАССОЛИТ. — Сокращения всякого рода (аббревиатуры) были в большом употреблении в 1914—1940 гг. Это была своеобразная «болезнь языка» (одна из форм проявления все той же языковой инфляции). Слово МАССОЛИТ, придуманное Булгаковым, стоит в одном ряду с такими реальными аббревиатурами, как РАПП или МАПП (Всесоюзная или Московская ассоциация пролетарских писателей), МОДПИК (Московское общество драматургов, писателей и композиторов), МАСТКОМДРАМ (Мастерская коммунистической драматургии), СВОМАС (Свободные художественные мастерские), УНОВИС (Утвердители нового искусства) и т. п.

Едва ли Булгаков имел в виду какую-нибудь реальную расшифровку придуманной им аббревиатуры (хотя придумать ее ничего не стоит, — например: Московская АССОциация ЛИТераторов), но по звуковому сходству слово это вызывает в памяти зловещую аббревиатуру «Главлит» — эвфемистическое название советского цензурного ведомства, которого официально как бы и вовсе не было (советские диктаторы уверяли весь мир, что у нас цензуры нет, пока в конце 80-х годов ГЛАВЛИТ не был упразднен).

Другая звуковая ассоциация вызывает представление о массовости этой организации и халтурном характере ее продукции (в МАССОЛИТе числилось 3111 членов!).

С. 11/7. Бездомный. — Иван Николаевич Понырев, пишущий «чудовищные» стихи под псевдонимом Бездомный (в ранних редакциях: Антоша Безродный, Иванушка Попов, Иванушка Безродный; см. М.О. Чудакова. Архив... С. 67), типичен для эпохи, как и его псевдоним, образованный по популярному идеологическому шаблону: Максим Горький (Алексей Пешков), Демьян Бедный (Ефим Придворов), Голодный (Эпштейн), Беспощадный (Иванов), Приблудный (Овчаренко) и т. п.³

По мнению исследователей, в образе поэта Бездомного отражены черты многих поэтов того времени: Демьяна Бедного (Б.М. Гаспаров. Указ. соч.), Безыменского (Б.В. Соколов. Указ. соч.), Старцева, Приблудного, Есенина (трое последних отмечены в «Жизнеописании...» М. Чудаковой, с. 153).

Однако духовная эволюция этого персонажа настолько необычна и непохожа на судьбы указанных «прототипов», а сами «прототипы» настолько непохожи друг на друга (от Д. Бедного до Есенина!), что сопоставление с ними образа Бездомного оказывается малопродуктивным (несмотря на совпадение тех или иных деталей).

Гораздо интереснее рассмотреть этот образ как дальнейшее развитие образа поэта Ивана Русакова из «Белой гвардии» (см. М. Чудакова. Жизнеописание... С. 153): бесшабашный молодой человек, лишенный «дома» (жизненной опоры), невежественный и вульгарный, готовый «засветить» «по морде» собрату по перу или «года на три» отправить в Соловки «инакомыслящего» профессора Канта, он под влиянием трагических обстоятельств обнаруживает ту самую кантовскую «добрую волю», которая и составляет важнейшую черту личности, и находит свой истинный облик, становясь профессором истории Иваном Николаевичем Поныревым. Только путь Бездомного сложнее и интереснее, чем путь Русакова, и причины, толкнувшие его на этот путь, глубже, имеют более общее значение, чем страх Русакова перед гнусной болезнью. В этой трудной и мучительной эволюции в каком-то смысле отражена ведь и сложная духовная эволюция самого автора от атеиста — студента медицинского факультета до глубоко верующего художника-ясновидца.

С. 11/7, 13/9. — ...следует отметить первую странность этого страшного майского вечера <...> Тут приключилась вторая странность <...> Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки <...> Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. — Весь роман о Мастере (в отличие от романа самого Мастера!) построен на неправдоподобных, фантастических ситуациях, и автор с первой же страницы своего повествования задает и постоянно усиливает загадочность и драматическую напряженность, на первый взгляд казалось бы, банальной ситуации (профессиональная, почти служебная беседа двух литераторов): «странность», «страшный вечер», «страх», «ужас» (ниже: «навсегда уходящее от Михаила Александровича солнце»; 15/11).

С. 11/7. ...Малой Бронной... — Улицы в Москве Малая и Большая Бронные названы по ремеслу жителей этих мест, в старину изготовлявших конскую броню. На М. Бронной (соединяет Б. Садовую ул. с Тверским бул.) Берлиоз попал под трамвай; на Б. Бронной раздетого Бездомного пытались задержать.

С. 11—12/8. Садовое кольцо. — Кольцевая магистраль в Москве, возникшая на месте бывшего земляного вала, срытого после 1812 г. По периметру кольца часть земли была отведена для устройства палисадников, откуда и пошло его название.

С. 12/8. Кисловодск. — Курортный город на Северном Кавказе в долине правого притока Подкумка на высоте 700—1060 метров. Основан в 1803 г. около источника Нарзан.

С. 13/9. Речь <...> шла об Иисусе Христе <...> редактор заказал поэту <...> антирелигиозную поэму. — Если главной политической задачей коммунистической революции был захват власти и установление диктатуры, то главной ее философской проблемой был вопрос о бытии (а вернее — небытии) Божием. Русская революция была революцией атеистической, продолжавшей основные тенденции французского Просвещения и Революции XVIII века; ее устроители задались целью пересоздать весь мир и самого человека по планам и схемам теоретиков коммунизма. В этой связи и следует рассматривать весь дальнейший разговор московских литераторов с «удивительным иностранцем».

Коммунистическая партия, захватив власть, поставила одной из своих задач создание атеистического общества и государства: «Освобождение от религ. предрассудков является одним из проявлений историч. миссии социализма, составной частью коммунистич. воспитания народа, осуществляемого партией на всех этапах социалистич. строительства» (Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 41). В соответствии с этой задачей в стране были созданы специальные антирелигиозные издания и издательства, но и помимо них массовая антирелигиозная литература (в большинстве своем — квазинаучная и малохудожественная) получила в годы советской власти широкое распространение. Оплачивалась эта продукция щедро и безотказно, а содержательно была в массе своей такова, что не требовала большого времени, труда и таланта.

Видное место в литературе этого рода занимала продукция Д. Бедного, который в 20-е годы слыл главным пролетарским поэтом (был даже рапповский лозунг: «Одемьянивание поэзии!»): уже к 1926 году антирелигиозные сочинения Демьяна составили целый том в собрании его сочинений (Д. Бедный. Полн. собр. соч. М.—Л.: ГИЗ, 1926. Т. VIII). В 1925 г. Д. Бедный опубликовал «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», написанный, как утверждал автор, в «страстную седьмицу». Приурочение публикации подобных вещей к церковным праздникам было обычным приемом антирелигиозной пропаганды. Именно к наступающей Пасхе и заказал Берлиоз Бездомному поэму. В поэме Бездомного «Иисус <...> получился <...> совершенно живой, некогда существовавший Иисус, только, правда, снабженный всеми отрицательными чертами Иисус» (с. 13/9). Именно такой отрицательный «портрет» Иисуса дал Д. Бедный в своем «Новом завете...» («лгун, пьяница, бабник», по словам Д. Бедного; Указ. соч. С. 232). Берлиоз же хотел, чтобы в поэме «доказывалось» небытие Иисуса.

Враждебное отношение Булгакова ко всякого рода советской антирелигиозной литературе было заявлено еще в дневниковой записи 1925 г.: «Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера «Безбожника», был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно — безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее: ее можно доказать документально — Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника <...> Этому преступлению нет цены» («Огонек». 1989. № 51. С. 19).

С. 14/9. ...все рассказы о нем — <...> обыкновенный миф. — Берлиоз схематично и вульгарно излагает концепцию крайних представителей так называемой «мифологической школы», отрицавших самый факт исторического существования основоположника христианства, жизнь и учение которого описаны в Евангелии. Полвека спустя точно такие же общие места атеистической пропаганды мы найдем повсеместно в советской научной и учебной литературе по этому вопросу. Так, в «Советской исторической энциклопедии» (1964 г.) читаем о Христе: «Мифич. основатель христианства <...> Об И. Х. ничего не знали греч. и евр. писатели и историки I—II вв...»; там же сообщается (в связи с распятием Христа) о многочисленных умирающих и воскресающих богах языческих религий. В том же духе пишет в 1976 г. А.А. Нейхардт, облыжно утверждающий, будто Вольтер и Гольбах «сходились» в отрицании Христа, будто Достоевский считал Христа не Богом, а «умным, обаятельным человеком», что все упоминания о Христе у античных авторов суть позднейшие вставки и т. п. (см. предисловие к кн.: Э. Церен. Лунный бог. М., 1976).

Более умеренные представители этой школы признавали факт существования Иисуса Христа, но отрицали его божественность и подвергали критическому анализу факты, сообщаемые евангелистами, относя их по большей части к мифотворчеству.

Булгаков был знаком с работами виднейших представителей этой школы, как радикальных (А. Древс. Миф о Христе. М., 1930), так и умеренных (Д.Ф. Штраус. Жизнь Иисуса. СПб., 1907).

С. 14/9. ...Филона Александрийского... — философ и религиозный мыслитель (ок. 25 г. до н. э. — ок. 50 г. н. э.). Оказал большое влияние на последующее богословие своим учением о логосе.

С. 14/9. ...Иосифа Флавия... — Еврейский историк Иосиф бен Матафия (37 — после 100 г.), автор книг «Иудейская война», «Иудейские древности», «Жизнь». Булгаков пользовался книгами Иосифа Флавия при работе над «Мастером и Маргаритой».

По невежеству или сознательно Берлиоз искажает правду: в «Иудейских древностях» дана большая справка о Христе, хотя и неправдоподобно ортодоксальная для иудея, так что она многими считалась позднейшей вставкой. Однако в арабском тексте «Всемирной хроники» епископа Агапия сохранилась эта справка в другом варианте, позволяющем признать за ней авторство Иосифа Флавия (см. И.Д. Амусин. Об одной забытой публикации тартуского профессора Александра Васильева // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Вып. 365. Тарту, 1975). Б.В. Соколов допускает, что Булгакову была известна эта «забытая публикация» (см. указ. соч. С. 494—495), М. Иованович такое предположение отвергает (см. M. Jovanovic. Mihail Bulgakov. Druga knjiga. Beograd, 1989).

С. 14/9. ...в главе 44-й <...> тацитовых «Анналов»... — Корнелий Тацит (ок. 55 г. — после 117 г.) — римский историк, в его книге «Анналы» сообщается: «Христа <...> казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат» (Корнелий Тацит. Соч. в 2 т. Л. [СПб.], 1993. Т. 1. С. 298). Утверждение Берлиоза, будто сообщение это является позднейшей вставкой, было шаблонным приемом атеистической пропаганды. Современная историческая наука эту версию не использует (см. Корнелий Тацит. Указ. соч. Т. 2. С. 232).

С. 14/10. — Нет ни одной восточной религии, — говорил Берлиоз, — в которой <...> непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса... — Ср. с этим рассуждением Берлиоза подобное утверждение в современном советском научном издании: «К длинной исторической цепи «дев-матерей» примыкает дева Мария, родившая Иисуса Христа от духа святого» (Мифы народов мира. М., 1980. Т. 1. С. 362).

С. 14/10. ...Озириса... — Греч., егип. Усир, сын бога земли Геба, брат и муж Изиды, отец Гора; бог производительных сил природы и царь загробного мира; олицетворяет добро и свет; убит злым богом Сетом, воскрешен Изидой или Гором.

С. 14/10. ...Фаммуза... — Еврейск. Тамуз, шумерск. Думуз, акадск. Дузу; бог плодородия у народов Передней Азии, возлюбленный и супруг богини Инанны; полгода проводит под землей. Упомянут в Библии (Книга пророка Иезекиля VIII14).

С. 14/10. ...Мардука... — Главное божество вавилонского пантеона, бог врачевания, растительности и воды.

С. 14/10. Вицли-Пуцли. — Уицилопочтли («колибри-левша») — верховное божество ацтеков, коренных жителей центральной Америки; ему приносились человеческие жертвы.

С. 15/10. ...ни на какую ногу описываемый не хромал... — Ср. в сцене бала: «Прихрамывая, Воланд остановился возле своего возвышения» (с. 345/265); см. примеч. к с. 327/250.

С. 15/10. ...трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. — Напоминание о трагедии Гёте; Мефистофель впервые явился Фаусту в обличье черного пуделя (сцена «У ворот»).

С. 15/11. Словом — иностранец. — Московские люди смотрят на иностранцев как на людей особой породы, общение с которыми жутко интересно, но вместе с тем и очень опасно. Такой взгляд — следствие политики принудительного изоляционизма, предусмотренной авторами всех коммунистических утопий (см. книги Т. Мора, Д. Вераса. Э. Кабе и др.) и осуществлявшейся во все годы советской власти. Коровьев весьма убедительно и остроумно имитирует отношение к иностранцу запуганного советского обывателя: «Приедет и или нашпионит, как последний сукин сын, или же капризами замучает...» (с. 124/96). Домоуправу Босому и главе московских литераторов одинаково страшно, что иностранец будет жить у них на квартире. Маргарита заверяет Азазелло, что она никогда не видит иностранцев и не хочет с ними общаться (с. 287/220). Все москвичи, как и поэт Бездомный, буквально в каждом иностранце готовы видеть шпиона (см. с. 24/17—18 и др.).

С. 16/11. Адонис. — Финикийск. — «господь», «владыка»; в греч. мифологии — божество финикийско-сирийского происхождения с ярко выраженными растительными функциями, связанными с периодическим умиранием и возрождением природы.

С. 16/11. Аттис. — В греч. мифологии — бог фригийского происхождения (Фригия — древняя страна в с.-з. части М. Азии), связанный с оргиастическим культом великой матери богов Кибеллы. Берлиоз в этом, как и в других случаях, неправомерно проводит параллель между этим языческим богом и Христом.

С. 16/11. Митра. — Авестийск. Мифра — «договор», «согласие». Древнеиранское божество, связанное с идеей договора, а также выступающее как бог солнца. Гарантирует устойчивость и согласие между людьми, различает добро и зло.

С. 16/11. Волхвы. — Мудрецы, прорицатели, маги. Согласно Евангелию от Матфея волхвы пришли с востока поклониться младенцу Христу и принесли Ему дары: золото как царю, ладан как Богу и смирну как смертному человеку (Мф II 1—11). Евангельские волхвы были астрологами. Позднейшая легенда сообщает их имена: Каспар, Мельхиор, Бальтасар.

С. 17/12. — А вы соглашались с вашим собеседником? <...>

— На все сто! — подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально. — Авторское определение речевой манеры Ивана Бездомного очевидно иронично, так как речь Бездомного исполнена советских штампов и вульгаризмов, к числу которых относится и выражение «на все сто <процентов>», вошедшее в общий речевой обиход под влиянием мощной агитации и пропаганды советского планирования с началом «пятилетки» (1929 г.). См. также нелепое использование этого выражения Иваном в таком (мысленном) контексте: «Он <Воланд. — Г.Л.> — личность незаурядная и таинственная на все сто!»; с. 148). Об аналогичных штампах у Ильфа и Петрова см. в «Комментариях к роману «Золотой теленок»» Ю.К. Щеглова (И. Ильф, Е. Петров. Золотой теленок. М.: Панорама, 1995. С. 426—427).

С. 17/12. Большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге. — Утверждение Берлиоза для того времени, когда оно было сделано, действительности не соответствовало. По официальным данным (но позднейшим!) «в сер. 30-х гг. в городах ⅓ взрослого населения, а в деревне ⅔ были верующими» (Философский энциклопедический словарь. М., 1983). Но грандиозное преувеличение своих «успехов» всегда было присуще советской статистике, и тот же «Словарь», который в 1983 г. невольно опровергал ложь Берлиоза, явно давал ложную статистику для своего времени: он сообщал, что «в конце 70-х гг. <...> активные <?> верующие составляют 8—10% взрослого населения».

С. 18/13. ...как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять? — Пять доказательств бытия Божия (космологическое, телеологическое, онтологическое, нравственное [не кантовское!], историческое) перечислены в статье «Бог» (Н.Г. Дебольского) в «Новом энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона (Т. 7. СПб., б/г [между 1905 и 1916 гг.]). Некоторая ирония в словах Воланда связана с тем, что, «как известно» из Канта (вопреки Дебольскому), «доказательств» («в области разума», как говорит Берлиоз, или «в сфере чистого разума», как говорит Кант) было не «ровно пять», а три.

Таким образом, кантовское доказательство, о котором далее идет речь, является (по счету Н.Г. Дебольского) шестым, а «седьмое доказательство», о котором ниже говорит Воланд (с. 59/46), можно было бы назвать «доказательством от сатаны» (раз сатана существует, ergo существует Бог), но вернее считать его шуткой Воланда, который не нуждается в доказательстве как своего, так и Божьего бытия.

С. 18/13. — ...в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.

— Браво! <...> Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила <...>

— Доказательство Канта... — Иммануил Кант (1724—1804), создатель «критической философии», утверждал, что «возможны только три способа доказательства бытия Бога исходя из спекулятивного разума» («Критика чистого разума»; И. Кант. Соч. в 6 т. Т. III. С. 516): космологическое (раз существует мир, т. е. следствие, то должна быть причина, его породившая), физикотеологическое (целесообразность вещей в природе доказывает наличие ее разумного устроителя) и онтологическое («само представление о боге как совершенном существе предполагает его существование» [Философский энциклопедический словарь]).

Анализируя эти три доказательства, Кант убедительно обнаруживает, что «в основе физикотеологического доказательства лежит космологическое доказательство, а в основе космологического — онтологическое» (Указ. соч. С. 543—544), последнее же доказательство он опровергает. «Итак, я утверждаю, что все попытки чисто спекулятивного применения разума в теологии совершенно бесплодны», — заключает Кант, но при этом делает существенную оговорку: «если не положить в основу моральные законы или не руководствоваться ими, то вообще не может быть никакой рациональной теологии» (там же, с. 547—548).

Опровергнув доказательства в сфере чистого разума, Кант из постулата существования морального закона вывел свое доказательство свободы, без которой не может быть личной моральной ответственности, бессмертия души как условия бесконечного нравственного прогресса лица и бытия Божия как условия высшего блага.

Нравственная философия Канта оказала на Булгакова сильнейшее влияние, которое более всего обнаруживается именно в «Мастере и Маргарите» (см. Г. Лесскис. Известия ОЛЯ; M. Jovanovic. Указ. соч.; Г. Лесскис. Последний роман Булгакова [5, 607—664]).

С. 18/13. ...Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов... — Иоганн Кристоф Фридрих Шиллер (1759—1805) — немецкий поэт, драматург, эстетик. Говоря об эстетике Шиллера как о концепции кантианской, В. Асмус пишет: «Шиллер был кантианцем в философии и морали еще до того, как он стал кантианцем в эстетике» (Шиллер как философ и эстетик // Ф. Шиллер. Собр. соч. в 7 т. М., 1957. Т. 6. С. 694). Асмус отмечает творческий характер развития Шиллером философии Канта. Так, он указывает на разногласие Шиллера с Кантом по такому сравнительно частному вопросу: Кант предлагал считать нравственным лишь такой поступок лица, который не только соответствует нравственному закону, но и одновременно не соответствует склонности (интересам) данного лица. Шиллер высмеял эту обязательность противопоставления долга и личной склонности:

Ближним охотно служу, но — увы! — имею ль к ним склонность?
Вот и гложет вопрос: вправду ли нравственен я?
Нет другого пути: стараясь питать к ним презренье
И с отвращеньем в душе, делай, что требует долг.

(Указ. соч. С. 679).

Возражений Шиллера против кантовского доказательства бытия Божия Асмус не отмечает.

Сам Шиллер решительно заявлял себя приверженцем этики Канта со всеми ее постулатами и выводами в письме к Канту от 13 июня 1794 г.: «Только живейшая жажда сделать созданное вами учение о нравственности приемлемым для той части публики, которая до сих пор, кажется, чуждается его, и ревностное стремление примирить с суровостью вашей системы не слишком недостойную часть человечества могли на мгновенье придать мне вид вашего противника, к чему у меня в действительности нет ни возможности, ни, тем более, желания <...>

Примите же, глубокоуважаемый учитель, уверения в моей живейшей признательности за благотворный светоч, зажженный вами в моем сознании» (Указ. соч. Т. 7. С. 300).

С. 19/13. ...Штраус просто смеялся над этим доказательством. Давид Фридрих Штраус (1808—1874) — немецкий теолог. Его основной труд «Жизнь Иисуса» (1-е изд. 1835—1836 гг.; 2-е, существенно переработанное с подзаголовком «Обработанное для немецкого народа» — 1864 г.). На русский язык эта книга впервые была переведена в 1907 г. (Кн. 1—2. Лейпциг; СПб., 1907), Булгаков использовал ее при работе над «Мастером и Маргаритой». Штраус был крупным представителем так называемой «мифологической школы»: считая Иисуса реальным историческим лицом и выдающимся религиозным мыслителем, он отрицал едва ли не большую часть фактов, сообщаемых о Христе евангелистами, считал, что они бессознательно занимались мифотворчеством, создавая образ мессии, предсказанного в Ветхом Завете.

Что касается Канта, то в книге «Жизнь Иисуса» Штраус пишет о нем с большим уважением как о мыслителе, совершившем переворот в научной методологии и обнаружившем несостоятельность «старой метафизики» (см. Д.Ф. Штраус. Жизнь Иисуса. М., 1992. С. 39, 52, 490). О доказательстве Канта Штраус в этой книге ничего не пишет.

С. 19/13. — Взять бы этого Канта да за такие доказательства года на три в Соловки! — Соловки, или Соловецкий архипелаг, — группа островов в Белом море; в XV в. там был основан монастырь. С начала 20-х гг. нашего века там были расположены «Соловецкие лагеря особого назначения» (СЛОН), получившие в народе зловещую славу. В 1939 г. последних соловецких заключенных погрузили на баржу «Клара», которая «вышла в открытое море и исчезла» (см. «Огонек». 1988. № 50. С. 18). Предложение Бездомного отправить Канта в Соловки было в 30-е гг. убедительным и вовсе не исключенным аргументом в философских дискуссиях.

С. 19/14. ...ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?

— Сам человек и управляет, — поспешил сердито ответить Бездомный... — Один из важнейших вопросов философии истории, связанный с происходящей в нашей стране социальной революцией: может ли человек сознательно управлять ходом истории, а стало быть, и построить по плану «разумное общество»? Берлиоз, будучи коммунистическим идеологом, явно допускает положительный ответ на этот вопрос. Автор, еще в «Белой гвардии» давший на этот вопрос ответ отрицательный, всеми событиями своего повествования опровергает подобный исторический волюнтаризм. Совершенно симметричен этому разговору на Патриарших прудах разговор в античном романе между Пилатом и Иешуа Га-Ноцри о возможности человека совершать или не совершать те или иные поступки (см. с. 36—37/28). Отметим, что взгляды Воланда и Иешуа Га-Ноцри по этому вопросу оказываются близкими. Берлиоз, видимо, остерегается отвечать на этот трудный вопрос, тогда как Бездомный, не понимающий его сложности, неосмотрительно высказывается в духе крайнего волюнтаризма.

Официальный марксизм пытался соединить жесткий материалистический детерминизм со свободой воли, ссылаясь на «диалектику» (см., например работу Г.В. Плеханова «К вопросу о роли личности в истории»). Практически, захватив власть, большевики пытались чисто волюнтаристски «управлять» историей, как об этом и заявляет «иностранцу» Бездомный. Ср. с его словами поэтическое заявление Маяковского:

...нам
  не бог начертал бег,
а, взгудев электромоторы,
миром правит сам
      человек.

(Владимир Маяковский. Полн. собр. соч. в 13 т. М., 1955—1960. Т. 5. С. 28.)

С. 21/15. «Наша марка». — В 20-е гг. было три сорта папирос с таким названием: от самых дешевых (9 коп. 25 штук) до самых дорогих (45 коп. пачка) — с изображением здания Моссельпрома на коробке. Предложение Воланда выбрать любую марку папирос Л.М. Яновская сопоставляет с предложением Мефистофеля у Гёте назвать сорт желаемого вина (см. Творческий путь Михаила Булгакова, с. 270), но ведь и булгаковский Воланд в другом случае (буфетчику Сокову) предлагает выбрать любой сорт вина: «Чашу вина? Белое, красное? Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня?» (с. 261/202).

С. 21/15. ...брильянтовый треугольник. — Треугольник является очень распространенным мифологическим символом; в разных знаковых системах он имеет самые разнообразные значения: он может рассматриваться как символ христианской Троицы и как символ дохристианской культуры; углы треугольника могут символизировать волю, мысль, чувство; направленный углом вверх, он означает добро, углом вниз — зло и т. п.

В повести Чаянова, хорошо известной Булгакову, золото-платиновые треугольники символизируют обладание человеческими душами (А.В. Чаянов. Бенедиктов, или Достопамятные события жизни моей. М., V год республики [1921]. Переиздана в 1989 г.: А.В. Чаянов. Венецианское зеркало. М.: Современник. С. 54—75).

Некоторые исследователи (Э. Баццарелли, М. Иованович, Б.В. Соколов) связывают этот знак у Булгакова с масонством, но для этого нет оснований.

С. 22/16. — Кирпич ни с того ни с сего, — внушительно перебил неизвестный, — никому и никогда на голову не свалится. — Из этого утверждения как будто следует, что Воланд — сторонник детерминизма и каузальности в объяснении явлений физического мира (что не противоречит идее нравственной ответственности лица и возмездия, осуществление которого как раз и возложено на булгаковского сатану).

Эта фраза Воланда сопоставлена М.С. Петровским с прямо противоположным выводом героя рассказа А.И. Куприна «Каждое желание» Ивана Степановича Цвета, который объясняет удивительное постоянное исполнение своих желаний (связанное на самом-то деле с вмешательством нечистой силы), — тем, что он «попал в какую-то нелепо-длинную серию случаев» и по этому поводу Цвет вспоминает анекдот о дьяконе, на которого в Петербурге с какой-то стройки упал кирпич, и о том, что на следующий день в тот же час и на том же месте на голову другому дьякону тоже свалился кирпич (см. М.С. Петровский. Городу и миру. Киевские очерки. Киев, 1990. С. 223).

Вообще, по наблюдению М.С. Петровского, этот рассказ Куприна, опубликованный в 1917 году в альманахе «Земля» (вып. 20), позднее переработанный и опубликованный под названием «Звезда Соломона» (Гельсингфорс, 1920), послужил источником многих заимствований для «Мастера и Маргариты»: «Роман Булгакова, — пишет исследователь, — дает такие параллели с этим рассказом, такое сходство ряда ситуаций, эпизодов, деталей и фраз, что их количество просто не оставляет места для случайности» (Указ. соч. С. 216—217).

С. 22/16. «Раз, два... Меркурий во втором доме... луна ушла...» — Дом — зд. астрологический термин, обозначающий некоторую часть поверхности земного шара (иначе называется также «земной сектор»); вся поверхность делится на 12 «домов», соответствующих двенадцати знакам Зодиака (Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Весы, Скорпион, Стрелец, Козерог, Водолей, Рыбы), которые также называются «небесными секторами»; существуют разные способы «домификации», т. е. вычисления соотношения «земных» и «небесных секторов» (так что в разных системах площади «домов» могут быть разными); для определения судьбы человека астрологи устанавливают (и тоже весьма разнообразными способами) связи (разного типа) между домами, знаками Зодиака и планетами (в число которых включаются также солнце и луна), так или иначе влияющие на человеческую жизнь (см. Катрин Обье. Астрологический словарь. М., 1996; а также Б.В. Соколов. Указ. соч. С. 499). Воланд делает вид, что он узнает судьбу Берлиоза по правилам астрологии, но на самом деле он знал ее и даже «незаметно» сообщил о ней Берлиозу до того, как тот его об этом попросил (всп.: «поскользнется и попадет под трамвай», с. 20). Таким образом, его астрологические вычисления оказываются фарсом.

С. 22/16. ...на Садовую. — Большая Садовая улица, возникла в 1816 г., идет от Старых Триумфальных ворот (пл. Маяковского) до пересечения с М. Бронной.

С. 23/17. Аннушка. — См. комментарии к «Белой гвардии», примечание к с. 180. Сведения, сообщаемые об этом персонаже В. Левшиным (В. Левшин. Садовая 302-бис // Воспоминания о Михаиле Булгакове. М., 1988. С. 181—182), недостоверны (см. Л. Паршин. Указ. соч. С. 109).

С. 23/17. «Литературная газета». — Повременное издание, основано в 1929 г., название дано в память об издании барона А.А. Дельвига, в котором ближайшее участие принимал Пушкин («Литературная газета» Дельвига выходила с 1 января 1830 г. по 30 июня 1831 г.); с 1967 г. — еженедельник; орган правления Союза писателей СССР в годы его существования.

С. 24/18. ...двойное «В» — «W». — По мнению Л.М. Яновской, Булгаков заменил в имени «консультанта» (Voland) латинскую букву «V» на букву «W», чтобы графически связать имя этого персонажа с именами главного героя и героини: перевернутая буква «дубль ве» [W] похожа на русскую букву «эм» [М] (Л. Яновская. Творческий путь... С. 224).

С. 25/18. — Да, пожалуй, немец... — Готовность булгаковского сатаны признать себя немцем — еще одна реминисценция из «Фауста»: поскольку немецкая легенда о докторе Фаусте (см. «Легенда о докторе Фаусте». Издание подготовил В.М. Жирмунский. Второе, исправленное издание. М., 1978) обработана немцем Гёте, — черт, да еще носящий имя, данное ему Гёте, может почитаться немцем. Вместе с тем — он иностранец с Запада (и не лях), то есть «немец» по старому московскому представлению, актуализованному в годы советского изоляционизма.

С. 23/18. ...специалист по черной магии. — Магия — искусство с помощью сверхъестественных сил получать некую информацию и/или совершать действия, необъяснимые по современным научным представлениям. Маг — человек, владеющий таким искусством. Черная магия — чародейство, связанное с адскими силами, в отличие от белой магии, связанной с силами небесными. Официальная советская идеология вообще отрицает магию — этим объясняется удивление Берлиоза и поведение Варенухи, Бенгальского, Семплеярова, настаивающих на «разоблачении» магии.

С. 23/19. ...чернокнижника Герберта Аврилакского... — Герберт Аврилакский (938—1003) — видный представитель умственного движения X в., ученый и богослов, с 999 г. — папа римский Сильвестр II. По легенде, учился чернокнижному искусству в арабских университетах Кордовы и Севильи, слыл алхимиком и чародеем.

С. 26/19. ...утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана... — Нисан — первый синагогальный и седьмой гражданский месяц по лунному еврейскому календарю; состоит из 29 дней и соответствует приблизительно концу марта — апрелю. На вечер этого дня (то есть 15 нисана) приходится начало еврейской Пасхи (или праздника опресноков), установленной в память об исходе из Египта и продолжающейся 7 дней. В этом празднике соединены идея жертвы во искупление грехов и радость по поводу избавления от рабства.

Прибытие Воланда в Москву и бал весеннего полнолуния по смыслу соотнесены с Пасхой, но точного соответствия этих событий Булгаков не акцентирует (хотя бы уж потому, что еврейская Пасха никогда не приходится на май месяц).

Как и в романе о Мастере, действие античного романа не датировано определенным годом, как не датированы в исторической науке с полной достоверностью рождение и казнь Иисуса Христа: Ренан датирует распятие Христа 33 годом (Э. Ренан. Жизнь Иисуса. М., 1991. С. 228), современные комментаторы Священного Писания — 30-м (см. Библия. Брюссель, 1983. С. 2270).

Протяженность действия романа Мастера — менее 24 часов: от раннего утра 14 нисана до рассвета следующего дня (с. 416/321).

Композиционно античный роман как бы вкраплен в роман о современности, основные коллизии и даже сюжетные узлы двух романов аналогичны, так что читатель все время ощущает связь современных событий с трагедией, происходившей в древнем Ершалаиме, а в конце (глава 32 и эпилог) их сюжетно-коллизийные линии сливаются. Но при этом стилистически эти два романа друг другу резко противопоставлены, так что один (античный) роман производит впечатление предельно сжатого и документально-точного, литого и чеканного изложения действительно бывших событий, а другой (современный) — небрежно-разговорного, порой фамильярного, а порой интимно-лирического, очень разнообразно эмоционально окрашенного и не вполне достоверного повествования, в котором нерасчленимо перемешаны факты и слухи (см. Г. Лесскис. Известия ОЛЯ). Это стилистическое противопоставление и придает роману об Иешуа Га-Ноцри особую убедительность и достоверность⁴.

С. 27/19. Понтий Пилат... — Римский наместник в Иудее (26—36), принадлежал к сословию всадников; его имя (Pontius Pilatus), возможно, родственно латинскому слову pilum («копье»), отсюда булгаковское определение: «всадник с золотым копьем» (с. 403/310). Другое определение; «сын короля звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы» (там же) восходит к средневековой немецкой легенде, по которой отец Пилата был король-астролог Ат, а мать — дочь мельника Пила (см. И.Л. Галинская. Шифры Михаила Булгакова // Загадки известных книг. М., 1986. С. 73).

Работая над образом Пилата, Булгаков использовал большую литературу (богословскую, историческую и художественную). Наибольшее влияние как в отборе материала, так и в трактовке психологии Пилата оказали на него книги Ренана «Жизнь Иисуса» (русский перевод был издан в начале XX в. в Санкт-Петербурге [б./г.] Н. Глаголевым; в данной работе используется современное издание: Э. Ренан. Жизнь Иисуса. М., издательское предприятие «Обновление», 1991) и Ф.В. Фаррар. Жизнь Иисуса Христа (книга до 1917 г. издавалась неоднократно; в данной работе используется репринтное [1991 г.] воспроизведение издания 1893 г. книгопродавца И.Л. Тузова в Санкт-Петербурге).

Оба эти автора пишут о жестокости Пилата, о его ненависти к иудеям, отвращении к фанатизму, о попытках провести в Иерусалиме водопровод, о столкновении с иудейским духовенством и жителями Иерусалима из-за римских значков и щитов, об уважении Пилата к законам и т. п.

О желании Пилата оправдать Иисуса, помимо канонических Евангелий, подробно рассказывается в апокрифическом Евангелии от Никодима, с которым Булгаков был, по-видимому, знаком (см. М.О. Чудакова. М.А. Булгаков-читатель // Исследования и материалы. Вып. 40. М., 1980; Л. Яновская. Творческий путь... В данной работе использован итальянский текст этого Евангелия: Memorie di Nicodemo // «Classici delle religione» sezione quinta diretta di Luigi Firpo. Torino, 1971).

He только эта глава, но и весь античный роман в целом назван именем римского прокуратора («— О чем роман?» — спрашивает сатана. — «Роман о Понтии Пилате», — отвечает автор, [с. 363/278]), а в ранних редакциях вся вещь называлась «Евангелием от Воланда». Однако совершенно очевидно для всякого непредубежденного читателя, что главным трагическим героем (протагонистом) античного романа, чья деятельность и судьба определяют все действие и судьбы всех действующих лиц (причем не только античного, но и современного романа), является Иешуа Га-Ноцри. Но обстоятельства цензурные заставили автора назвать в заглавии Пилата. В одной из ранних редакций, датированной 15.XI.33, Маргарита говорит Воланду о Мастере: «Он написал книгу о Иешуа Га-Ноцри» («Великий канцлер», с. 157).

С. 27/19. ...дворца Ирода Великого... — Ирод Великий — царь Иудеи (ок. 74—4 до н. э.). Идумеянин по происхождению (Идумея — южная часть Палестины, жители которой во II в. до н. э. были обращены в иудаизм); жестокий и ловкий политик; оказал важные услуги римлянам, которые поставили его царем (40—4 гг.). Много занимался градостроительством, подражая греческим и римским образцам; укрепил храмовую гору и фактически перестроил храм.

Его дворец представлял собою огромное роскошное строение, примыкавшее к западной стене Верхнего Города (см. план Иерусалима), и был, как крепость, защищен стеной и тремя башнями со стороны жилых кварталов. Он состоял из двух главных зданий белого мрамора, соединенных колоннадой; каждое крыло (с банями, спальнями, залами) могло вместить сотни гостей; в садах были каналы, пруды, фонтаны, украшенные бронзовыми статуями. Подчеркивая безвкусицу помпезных сооружений Ирода, Булгаков, возможно, рассчитывал на ассоциацию с разрекламированными архитектурными проектами Сталина (фантастический Дворец Советов и др.).

Описание Иродова дворца и изображение его как места, где остановился Пилат и где он совершал свой суд, опирается на данные книги Ф.В. Фаррара; обычно место претории Пилата и суда над Христом относят к крепости Антония.

С. 27/19. ...прокуратор Иудеи... — Прокуратор — императорский наместник в небольшой провинции, наделенный административной и судебной властью.

Иудея — южная часть Палестины (получила свое название от Иуды, четвертого сына Иакова, потомство которого расселилось в этой земле). По смерти царя Соломона (922 г. до н. э.) еврейское государство распалось на два царства: Иудею (южное) и Израиль (северное). В 566 г. до н. э. Иудея была захвачена вавилонянами, потом входила в состав Персии, империи Александра Македонского, царства Птолемеев (Египет), Селевкидов (Сирия). В 142 г. до н. э. иудеи восстановили свое независимое государство, но с 63 г. до н. э. оно было подчинено Риму. После смерти Ирода Великого его сын Ирод Архелай был назначен этнархом (правителем) Иудеи, но отстранен в 6 г. н. э., и с этого времени Иудея становится прокураторской провинцией Рима с административным центром в Кесарии на берегу Средиземного моря.

С. 27/20. ...в Ершалаим... — Такую транслитерацию названия этого города (вместо обычной: «Иерусалим»; еврейск. — «владение мира») Булгаков мог найти во многих книгах [например, в «Еврейской энциклопедии» (СПб., изд. Брокгауз и Ефрон, б/г); в пьесе С.М. Чевкина «Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины» (Симбирск, 1922)].

Иерусалим был основан царем Давидом ок. 1000 г. до н. э. на месте древней крепости иевуситов и стал столицей его царства; после распада единого еврейского государства (922 г. до н. э.) он остался столицей южного царства (Иудеи) и священным городом всех иудеев. В I в. город отличался архитектурным богатством (дворцы, мосты, крепостные сооружения, ипподром, театр и др. общественные здания), насчитывал по одним оценкам — от 30 до 100 («Ерушалаим: Прошлое. Настоящее. Будущее». Azriel: Изд-во «Гешнер Алия», 1990. С. 15), по другим — от 200 до 250 тысяч («Еврейская энциклопедия»; Библия. Брюссель, с. 3332) жителей.

Главной святыней города был храм. Первый храм был построен при Соломоне на горе Мория, где, по преданию, Авраам готовился принести в жертву своего сына Исаака. Этот храм был разрушен вавилонянами в 586 г. до н. э.; в 538—516 гг. до н. э. был сооружен второй храм, перестроенный и роскошно украшенный Иродом. Второй храм был разрушен в 70 году при взятии Иерусалима Титом.

План Иерусалима I в. н. э. (по кн.: A short guide to the Model of ancient Jerusalem)

С. 27/20. ...первая когорта 12-го Молниеносного легиона... — Легион — римское воинское пехотное соединение, при Тиберии состоял из 10 когорт; когорта состояла из трех манипулов; манипул — из двух кентурий. Кентурия (центурия) насчитывала первоначально 100, позднее — 60 солдат. Двенадцатый Молниеносный легион (legio fulminato) был одним из четырех римских легионов, размещенных в Сирии (Г. Эльбаум. Указ. соч. С. 63).

С. 22/20. «О боги, боги...» — Это один из повторов, лирически окрашивающих все повествование книги. В данном месте эта реплика связана со страданиями Пилата от гемикрании. Далее этот мотив переходит в роман о Мастере как выражение страдания автора от окружающей пошлости (с. 79/61); затем он связывается со страданиями Маргариты (с. 276/ 210), потом — опять с Пилатом, выражая угрызения его совести (с. 404/311). В последний раз этот лирический мотив звучит в конце книги, где встречаются и завершаются оба романа, — им открывается глава «Прощение и вечный приют»:

«Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами! Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его» (с. 476/367).

Этот абзац Булгаков вставил в текст «во время правки последнего года» (М.О. Чудакова. Архив... С. 140), когда он был смертельно болен. И в этих словах выразилось прощание с книгой, трудом всей жизни, прощание с самой жизнью, ощущение трагедии своей и всечеловеческой, страшная усталость от болезни, от жизни, от двухтысячелетней истории.

С. 21/20. ...гемикрания... — От греч. hemikrania (половина черепа) [устар.] — то же, что мигрень (от франц. migraine); сам Булгаков страдал мигренью во время работы над «Мастером и Маргаритой».

С. 28/20. — Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали? — Галилея (еврейск. galil — круг, округ, область, страна) северная область Палестины, самая населенная и плодородная; столица — Тивериада. Здесь поселились, вернувшись из Египта, Иосиф и Дева Мария с Младенцем; Галилею избрал Христос главным местом Своей земной жизни.

Во время действия романа Мастера Галилея управлялась тетрархом (буквально: «правитель четвертой части», «четвертовластник», см. Лк III 1; реально — титул ниже царского) Иродом Антипой (4 г. до н. э. — 39 г. н. э.), сыном Ирода Великого от самаритянки Малтаки, человеком хитрым, тщеславным и развратным. В день допроса Иешуа Ирод Антипа находился по случаю праздника в Иерусалиме, вероятно, в Хасмонейском дворце. Как житель Галилеи Иешуа подлежал суду тетрарха (об этом, а также о том, что Ирод «подследственного» «отослал обратно к Пилату», сообщает Лк XXIII 6—11).

С. 28/20. ...приговор Синедриона... — Великий Синедрион в Иерусалиме (еврейск. сангедрин) — высшее судебное и политическое учреждение со времен Ездры (V в. до н. э.). В I в. он состоял из 70 членов и председателя, которым был первосвященник. В римскую эпоху существовали отделы Синедриона — юридический, политический и др. — это были Малые Синедрионы, они насчитывали по 23 члена.

С. 28/20. ...человека лет двадцати семи. — Определить точно по Евангелию даты рождения и смерти Иисуса Христа трудно. Принято считать, что к моменту распятия Ему было 33 года. Такой возраст указывает Фаррар (Указ. соч. С. 576); Ренан допускает колебание в 4 года: от 33-х до 37-ми (Указ. соч. С. 281); но если принять сообщение Луки (II 2) о рождении Иисуса во время переписи, проводившейся в правление Публия Квириния (6 г. н. э.), то получим возраст, указанный Булгаковым (см. Г. Эльбаум. Указ. соч. С. 18; однако существует мнение, что Квириний правил Сирией дважды, причем первый раз — «за несколько лет до н. э.», см. А. Мень. История религии. М., 1992. Т. VII. С. 263).

С. 28/20. Хитон. — Женская и мужская исподняя одежда из льняной ткани в виде рубашки с рукавами или без рукавов, доходившая до колен или ступней.

С. 28/20. ...по-арамейски. — Арамейский — основной разговорный язык коренного населения Палестины времен действия романа Мастера; принадлежит к семитской семье.

С. 28/20. ...подговаривая народ разрушить ершалаимский храм? — Иисусу Христу вменялось в вину намерение разрушить храм (Мк XIII 1—2), что в глазах иудеев было святотатством. Об этом подробнее Булгаков мог прочесть у Фаррара: «...священники и фарисеи <...> стали требовать у Него какого-нибудь знамения <...> Ответ Спасителя <...> поразил их <...> «Разрушьте, сказал Он, храм сей, и Я в три дня воздвигну его» <...> спустя более трех лет Его обвинили и лжесвидетели старались больше всего на основании этого именно Его изречения доказать Его виновность...» (Указ. соч. С. 107—108; см. также Мф XXVI 61 и Мк XIV 58).

С. 29/21. ... — Кентуриона Крысобоя ко мне. — Выразительный образ изуродованного гиганта Марка Крысобоя как бы символизирует грубую силу, безмерную выносливость (см. его поведение во время казни на Лысой горе) и жестокость, и в этом он, казалось бы, противостоит одухотворенному и совершенно беспомощному перед ним Иешуа. Бездумно жестокий Крысобой и равнодушно коварный Афраний составляют необходимую опору власти, вершащей «насилие над людьми» (П., 41), уничтожающей людей, подобных Иешуа Га-Ноцри. Однако это противопоставление вовсе не абсолютно. Напротив, в Крысобое тоже тлеет та же искра Божия, что и в других людях. Иешуа уверен, что если бы ему удалось поговорить с этим «жестоким» и «черствым» человеком, тот бы «резко изменился» (П., 38). И — главное — читатель как будто должен разделять эту уверенность! — Ведь бросил же мытарь Левий Матвей деньги на дорогу под влиянием проповеди того же Иешуа. И римский прокуратор тоже допускает такое духовное преображение, а потому боится такого разговора (см. П., 38) и предупреждает «преступника»: «...если с этой минуты ты произнесешь хотя бы слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе — берегись!» (П., 43). Более того, даже спустя 1900 лет одного рассказа об Иешуа Га-Ноцри и о событиях того далекого дня 14-го нисана (но рассказа очевидца!) оказалось достаточно для аналогичного духовного преображения невежественного антирелигиозного поэта Ивана Бездомного в профессора истории Ивана Николаевича Понырева (впрочем, Иуда и Каифа тоже слышали проповедь Иешуа, и она на их поведение никак не повлияла!).

С. 30/22. Игемон. — Греч. ήγεμών — «вожатый, проводник; вождь, полководец, повелитель, глава»; в современном русском тексте Евангелия: «правитель», в древнерусском: «игемонъ». Возможны ассоциации с советскими политическими терминами: «класс-гегемон», «гегемония пролетариата» и т. п.

С. 30/22. Иешуа <...> Га-Ноцри. — Главное действующее лицо античного романа и первый протагонист всего произведения Булгакова в целом; с ним соотнесен по трагической судьбе протагонист романа о современности — безымянный Мастер (см. Г. Лесскис. Известия ОЛЯ). Иешуа на арамейском означает «Господь — спасение». Такое написание имени «Иисус» Булгаков мог найти у Фаррара (Указ. соч. С. 11; Эльбаум считает источником такого написания Талмуд, но нет нужды искать так далеко, — однокурсником Булгакова на медицинском факультете был студент Иешуа Мильман, см. С.П. Ноженко. Выбор зауряд-врача [Collegium. 1995. № 1—2. С. 233]). У него же, видимо, нашел Булгаков и описание одежды своего героя (ср. «голова <...> прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба» [с. 28] — «на голове у него белый кефье <...> тесьмой или агалом прикрепленный вокруг маковки и спадающий назад» [Ф.В. Фаррар. Указ. соч. С. 175]; «одет в старенький и разорванный голубой хитон» [с. 28/ 20] — «сверху накинут большой голубой таллиф или плащ <...> из самого простого материала» [Ф.В. Фаррар. Указ. соч. С. 176] и т. п.; Булгаков, может быть, не совсем правомерно отождествил таллиф с хитоном; впрочем, «хитон» назван и в русском тексте Евангелия, см. Ио XIX 23).

Га-Ноцри означает «из Назарета». Назарет (еврейск. «цветущий») — город в 45 км от Хайфы. Иисус Христос, родившийся в Вифлееме (см. Мф II 1), до начала Своей проповеднической деятельности постоянно проживал в Назарете, что и послужило основанием именовать Его «назареянином»; Фаррар даже просто пишет: «Это был Его родной город» (Указ. соч. С. 30; см. также Мк I 9, Ио I 45). Штраус полагал, что Иисус родился в Назарете, а не в Вифлееме (Д.Ф. Штраус. Указ. соч. С. 167).

Так называемые «гиперкритики», отрицая существование Христа, отрицали заодно и само существование во времена Христа города Назарета (так, А. Франс в примечании к своей новелле «Прокуратор Иудеи» [1891 г.] писал: «Назареем, то есть святым. В предыдущих изданиях говорилось: Иисусом из Назарета, но, кажется, в первом веке нашей эры такого города не было» [А. Франс. Собр. соч. в 8 т. М., 1958. Т. 2. С. 672]; см. также А. Древс. Указ. соч. С. 21, 25; Булгаков использовал обе книги в работе над своим романом). Они утверждали, что в Евангелии шла речь о секте назареев, посвятивших себя богу (см. А. Древс. Указ. соч. С. 25). Впрочем, о возможной принадлежности Христа к назареям писал и Фаррар (Указ. соч. С. 37). В настоящее время доказано существование Назарета в I в. н. э.

Создавая образ Иешуа, Булгаков, кроме Евангелия, более, чем других авторов, использовал Фаррара и Ренана. У первого он заимствовал множество реалий; у второго — ряд неканонических подробностей, в том числе — противопоставленность учения Иисуса официальной церкви и элементы анархического коммунизма в Его проповеди. Духовный облик Иешуа Га-Ноцри явно корреспондирует с обобщающей характеристикой Иисуса, которую дает Ренан в заключительной части своей книги: «Заставить полюбить себя «до такой степени, чтобы и после смерти его не перестали бы любить», таково было мастерское дело Иисуса и именно это более всего поражало его современников. Учение его было до такой степени мало догматичным, что он никогда не думал записать его или поручить сделать это другим. Человек делается его учеником не потому, что верил в то или другое, но потому что привязывался к его личности и начинал его любить. Все, что осталось от него, это несколько сентенций, собранных по памяти его слушателями <всп. «несвязную цепь каких-то изречений» (с. 414), записанную Левием Матвеем>, и, в особенности, его нравственный тип и произведенное им впечатление. Иисус не был основателем догматов, создателем символов; он был инициатором мира, проникнутого новым духом. Менее всего были христианами, с одной стороны, учители греческой Церкви, которые, начиная с IV века, увлекли христианство на путь наивных метафизических словопрений, и, с другой стороны, схоластики латинских Средних веков, пожелавшие извлечь из Евангелия тысячи пунктов одной колоссальной «Суммы». Быть христианином означало в первые времена христианства — прилепиться к Иисусу с тем, чтобы удостоиться Царства Божия» (Э. Ренан. Указ. соч. С. 285).

Однако, в отличие от Ренана, Булгаков сохраняет за своим Иешуа Га-Ноцри значение мессии (всп., что в XX в. он определяет судьбу Мастера) и ставит судьбу всего человечества в зависимость от судьбы его учения. Надо отметить трагический характер образа Иешуа. Трагизм его заключается в том, что он гибнет невинной жертвой тех самых людей, которых он называет и считает добрыми. Иешуа сам говорит о своей трагедии: «Эти добрые люди <...> все перепутали» (с. 31), — трагедии непонятого мессии, учение которого могло бы спасти все человечество. Таким образом, истина Иешуа раскрыта как трагический принцип в строго-терминологическом употреблении этого слова в учении о трагедии, т. е. такой принцип, который в силу несогласуемости своей внутренней природы с окружающим миром не может быть исторически реализован, а вместе с тем является абсолютно прекрасным.

Явление безвестного, бездомного и нищего проповедника в роскошных дворцовых апартаментах Ирода Великого, как и сама проповедь Иешуа Га-Ноцри в разлагающемся античном мире, напоминают сходное место в романе Пастернака: «И вот в завал этой мраморной и золотой безвкусицы пришел этот легкий и одетый в сияние, подчеркнуто человеческий, намеренно провинциальный, галилейский, и с этой минуты народы и боги прекратились и начался человек, человек-плотник, человек-пахарь, человек-пастух в стаде овец на заходе солнца, человек, ни капельки не звучащий гордо, человек, благодарно разнесенный по всем колыбельным песням матерей и по всем картинным галереям мира» (Борис Пастернак. Доктор Живаго... [М., 1989], с. 56). У нас нет доказательств знакомства Пастернака с последним романом Булгакова, хотя нельзя и совершенно исключить такую возможность. Одно несомненно и бесспорно — оба писателя в проповеди Христа увидели единственную надежную опору и оправдание нравственному бытию лица и человечества в целом.

Некоторые современные авторы, увлеченные более борьбой с масонством, чем историко-литературными реалиями, узрели в романе Булгакова недопустимое, с их точки зрения, отклонение от ортодоксии, а в образах его центральных персонажей — пропаганду взглядов древних гностиков, Владимира Соловьева, Е.П. Блаватской и современных масонов — всех одновременно и вместе взятых (см., например, статью Н.К. Гаврюшин. Нравственный идеал и литургическая символика в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Творчество Михаила Булгакова. Кн. 3. СПб, 1995. С. 25—35).

С. 30/22. — Из города Гамалы... — Гамала (арамейск. Gamal — «верблюд») — город в горной седловине в 5—6 км на восток от Тивериадского озера. Ссылку на этот город как на место рождения Иисуса Христа Булгаков мог заимствовать из книги А. Барбюса («Иисус против Христа», с. 124). Однако в другом месте Иешуа назван «нищим из Эн-Сарида» (с. 403/310). Эн-Сарид — арабское название Назарета. Это противоречие, отмеченное многими исследователями (см. Л. Яновская. Творческий путь... С. 253; Б.В. Соколов. Указ. соч. С. 505 и др.), свидетельствует о колебаниях самого Булгакова.

С. 30/22. — Кто ты по крови? — В Евангелии родословная Иосифа, мужа Марии, прослежена до Давида и Авраама (Мф I 1—17). Ответ Иешуа, противоречащий Евангелию, возможно, связан с влиянием книги Ренана. «Население Галилеи, — писал он, — было очень смешанное <...> Поэтому здесь невозможно поднимать вопрос о расе и доискиваться, какая именно кровь текла в жилах того, кто больше всех содействовал искоренению различий людей по крови» (Указ. соч. С. 65). Д.Ф. Штраус также отвергает родословие Иисуса, изложенное Матфеем и Лукой как «совершенно неудовлетворительное и произвольное» (Указ. соч. С. 266), однако полагает, что родители Иисуса — Иосиф и Мария — лица исторические (С. 167).

Но не следует думать, что та или иная авторитетная книга «навязала» писателю трактовку образа, — Булгаков брал то, что было нужно ему, что соответствовало его замыслу. Интерпретация Ренана ему в данном случае подходила: ему хотелось полнее выразить всечеловечность своего героя, отсутствие всевозможных детерминант; аналогично поступил он и в отношении Мастера.

С. 31/22. — Родные есть? — Евангелия называют мать, отца и братьев Иисуса Христа (о них как о лицах достоверных говорит и Д.Ф. Штраус), историки пишут также о других его возможных родственниках, но эти подробности противоречили бы замыслу автора, по которому его герой должен был быть совершенно одинок, без роду и племени, как и герой романа о современности («Я один в мире», — говорит Пилату Иешуа [31/22] — «...Жил историк одиноко, не имел нигде родных и почти не имел знакомых...», — сообщает автор о своем московском герое [175/135]).

С. 31/22. — Знаешь ли какой-либо язык, кроме арамейского?

— Знаю. Греческий. — Иешуа свободно владеет латынью и греческим. Ренан считал «маловероятным», чтобы Иисус знал греческий язык, о латыни же он и не упоминает (с. 70); Фаррар полагает, что Христос знал греческий и, может быть, латынь (с. 52).

С. 31—32/24. — Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной. — В этих словах очевиден намек на неточность евангельского повествования, искажающего мысли учителя. — Это как бы подтверждает слова Воланда: «...ровно ничего из того, что написано в Евангелиях, не происходило на самом деле никогда...» (с. 56/44). Это утверждение близко к концепции Штрауса, называвшего «мифической историей Иисуса» повествования евангелистов (Указ. соч. С. 263); он признавал «историческими» лишь те факты в Евангелиях, которые очищены ото всего сверхъестественного (с. 13).

В ранней редакции это утверждение Иешуа было выражено в виде откровенного противопоставления романа Мастера (на него прямо указывает срок — 1900 лет) текстам всех евангелистов: «...думаю, что тысяча девятьсот лет пройдет, прежде чем выяснится, насколько они <не один только Левий Матвей, а все «они». — Г.Л.> наврали, записывая за мной» (М. Булгаков. Великий канцлер. М., 1992. С. 216).

С. 32/25. Левий Матвей. — Евангелист Левий (он же Матфей; еврейск. «дар Божий»), сын Алфея, один из 12 апостолов и автор первого Евангелия, бывший до встречи с Иисусом Христом сборщиком пошлин (мытарем) при капернаумской таможне (см. Мк II 14—16; Лк V 27—29). Встреча Иисуса Христа с Левием Матфеем описана у евангелиста Марка: «И вышел Иисус опять к морю; и весь народ пошел к Нему, и Он учил их. Проходя, увидел Он Левия Алфеева, сидящего у сбора пошлин, и говорит ему: следуй за Мною. И он, встав, последовал за Ним» (Мк II 13—14; см. также Ф.В. Фаррар. Указ. соч. С. 138 и далее).

Очевидна аналогия с единственным учеником Мастера Иваном Бездомным: в обоих случаях ученик до встречи со своим Учителем занимался самым неподходящим для его будущего служения делом — один был мытарем, другой — антирелигиозным поэтом. Но в обоих была «искра Божия» — сильно выраженное личностное начало.

С. 32/25. ...на дороге в Виффагии... — Виффагия (арамейск. «дом незрелых смокв»; смоква — «инжир, фига, винная ягода») — селение близ Иерусалима у Елеонской горы, откуда, по Матфею, началось последнее шествие Христа в Иерусалим (Мф XXI 1).

С. 33/25. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу! — В классической латыни, по крайней мере до Плиния Младшего (61/62 — ок. 114), не употреблялось множественное число (местоимения и глагола) при обращении к одному человеку («Вы-вежливое»), и Булгаков это знал. Но он использовал это языковое средство, предоставленное ему современным русским языком, чтобы выразить разность отношения Пилата к лицам, с которыми он разговаривает: римлянам (или людям, находящимся на римской службе) — секретарю, кентуриону Крысобою, Афранию — он говорит «Вы»; всем остальным — «ты» (подследственному Иешуа Га-Ноцри, иудейскому первосвященнику Каифе, рабу-африканцу, Левию Матвею). Это как-то передает особое положение римлян на периферии огромной империи. Любопытно, что во сне, мучимый угрызениями совести, Пилат — мысленно — уже почтительно говорит распятому преступнику: «Но, помилуйте, философ! Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи?» (с. 403/310).

Все неримляне (Иешуа, Каифа и др.) в обращениях к одному лицу используют только формы ед. ч.; лишь Левий Матвей в разговоре с Пилатом дважды использует «вежливые формы»: «вы мне его верните», — говорит Левий Пилату о ноже (414/317) и «хотите отнять последнее», — о хартии, где записаны слова Иешуа (с. 414/318). В остальных случаях Матвей (в соответствии с нормами арамейской речи того времени) употребляет формы ед. ч.: «...ты будешь меня бояться. Тебе не очень-то легко будет смотреть в лицо мне <...> Ты, игемон, знай <...> мне хочется тебе сказать, чтобы ты знал <...> Тебя мне зарезать не удастся <...> Вели мне дать кусочек чистого пергамента» (с. 415—416/320—321).

Булгаков не сразу нашел такое выразительное распределение личных форм местоимений и глаголов: в черновиках главы «Евангелие от Воланда» (1928—1929 гг.) Пилат еще говорит, обращаясь к Иешуа: «Вы хотели в Ершалаиме царствовать?»; «Ты... вы... когда-нибудь произносили слова неправды?» («Великий канцлер», с. 216, 221).

С. 33/25. ...над конными статуями гипподрома... — Ипподром (греч.) в Иерусалиме построен Иродом Великим в подражание римлянам; статуи языческих богов, украшавшие ипподром, должны были оскорблять иудеев. В другом месте ипподром назван старым русским словом «ристалище» (с. 51/40) — для стиля романа Мастера характерно такое сочетание редких написаний иноязычных слов (форма «гипподром» указана в греческо-русском словаре А.Д. Вейсмана 1899 г.) с их русскими эквивалентами (ср. также: калиги — сапоги, легат — наместник, кентурион — офицер и др.). Такое сочетание создает несколько необычную экспрессию, отличающую слог авторского повествования в романе Мастера от нашей будничной бытовой речи и от разговорной манеры автора романа о Мастере.

С. 33/25. ...позвать собаку Банга́... — По мнению Л.Е. Белозерской, кличка собаки Пилата образована из ее имени: Любовь → Люба → Любан → Любанга → Банга (Л.Е. Белозерская-Булгакова. Воспоминания. М., 1989. С. 161).

С. 33/25. ...на <...> безжалостном <...> солнцепеке... — Образы Солнца и Луны занимают в «Мастере и Маргарите» большое место и получают символическое значение, причем роли их по-разному распределены в разных частях произведения: в романе Мастера (а по объему он занимает примерно ⅛ всего текста) доминирует Солнце: оно отмечено 26 раз, тогда как Луна — только 13. Допрос, суд и казнь совершаются под «безжалостными» лучами «ершалаимского» солнца, и только когда трагедия завершилась, появляется Луна (при ее свете Иуду настигает возмездие), но и она уже не может дать покоя больной совести Пилата. В романе о Мастере Луна появляется 78 раз (с учетом, кроме самого слова «луна», таких выражений, как «лунный свет», «лунное пылание», «лунное одеяние», «ночной свет», «полнолуние» и т. п.), а Солнце — только 11 (и еще 7 раз упомянуто). С Солнцем так или иначе связаны ложь, клевета, жадность и трусость (Иуды, Каифы, Пилата, Берлиоза, Бездомного), страдания и смертные муки Иешуа, душный и роковой для Берлиоза вечер, заканчивающийся его гибелью, неутешительный для поэта Рюхина рассвет, пробуждение поэта Бездомного в сумасшедшем доме и т. п. Луна связана, с одной стороны, с мистическими силами и событиями, с другой — с некоторой гармонизацией бытия, с попытками возмездия, установления истины и справедливости, — с темой Пасхи, отдохновения грешников, прощения Фриды и Пилата, духовного пробуждения Ивана Николаевича Понырева, наказания Иуды, Берлиоза и других, воссоединения Мастера и Маргариты.

Булгаков был знаком с лунарными и солярными мифами, но в данном случае оппозиция Солнце — Луна не была простым литературным приемом, служащим для придания тексту некоторого «колорита», — по-видимому, писатель и сам, в жизни (как отмечает М.О. Чудакова, см. Архив... С. 132), своеобразно и чутко реагировал на эти светила: «Больше всего я ненавижу солнце, громкие человеческие голоса, стук», — говорит повествователь в рассказе «Красная корона» (1, 443); «Подолгу простаивал Булгаков у окна, не отрывая глаз от объекта своих наблюдений: луна имела для него особенную какую-то притягательность» (М.О. Чудакова. Архив... С. 132).

По мнению Августы Докукиной-Бобель, Булгаков, опережая позднейшие открытия аналитической психологии и философии, дал в «Мастере и Маргарите» сложную интерпретацию «лунной реалии» как символики женственного и творческого начала: «Лунный луч, направляемый Булгаковым, приводит в то мифологическое пространство романа, в котором имена и названия, цифры, предметы и животные, современные ситуации из конкретных сиюминутных превращаются в абстрактные, вечные, где все наполнено древней символикой, фиксирующей сложный и болезненный процесс психической трансформации человеческого индивидуума <...> В сложной <...> структуре романа ключевым персонажем, от которого расходятся лучи-связи с другими героями, является Маргарита. Булгаков использует лунный символизм этого имени, который связан с водой, с живым потоком текущего сознания, с Луной, которой дано управлять водами и временем в их конкретном и иероглифическом значениях; Маргарита — жемчужина — вода — Луна — это цепь символов, которые олицетворяют Женщину в мировой культуре. Никто так, как Мастер, не может оценить «жемчужину», совершенный идеал женской творческой силы, которому по природе дано вдохновлять своим, по выражению Флоренского, «теплым блеском».

Писателю понадобилось это абсолютное проявление женского начала, вечно женственной силы. Тем самым он ставит свою героиню в один ряд и с Афродитой Праксителя, изваянной как бы из мраморной раковины, Венерой Боттичелли; Жемчужиной Врубеля и другими Маргаритами — жемчужинами мирового искусства, и конечно, с Еленой, созданной Гёте, который один из первых назвал anima (душа) вечную женственность, заставил играть роль того, что К.Г. Юнг позже определил «perla luminosa», «mistero», «un fascinosum per eccellenza» <...> Во второй части она <Маргарита. — Г.Л.> становится главным действующим лицом <...> она — персонаж, заряжающийся лунной активностью <...> она часто вызывается к действию самой Луной <...> является частью лунной природы. То, что происходит с ней, приключалось со всеми мифическими персонажами, которые олицетворяли луну в различных мифологиях» (Августа Докукина-Бобель. О коньке-горбунке, драконе и прекрасной царевне (к вопросу о лунной реалии в романе «Мастер и Маргарита» М. Булгакова) // Творчество Михаила Булгакова: к столетию со дня рождения писателя. Сборник научных работ. Киев: УМК ВО, 1992. С. 39—42; см. также A. Dokukina-Bobel. Uomini di luce lunare nel «Maestro e Margherita» di Bulgakov // Rassegna Sovietica. 1989 № 2. P. 152—193).

С. 33/26. — Я <...> говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. — Ср. слова Иисуса Христа, сказанные женщине из Самарии: «...наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу <...> когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине» (Ио IV 21—23). Самаритяне времен земной жизни Иисуса Христа имели свой храм на горе Гаризим (Лу IX 52—53), в отличие от иудейского храма в Иерусалиме на горе Мория, они чтили Пятикнижие Моисея, но вместе с тем признавали и каких-то своих (языческих) богов. «Лжесвидетели» (сообщает Евангелие) так передавали слова Христа: «Я разрушу храм сей рукотворенный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный» (Мк XIV 58; см. также Мф XXVI 61).

С. 34/26. — Что такое истина? — Этот фундаментальный философский вопрос, согласно Евангелию, Пилат задает в ответ на слова Христа: «Я на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине» (Ио XVIII 37). В вопросе булгаковского Пилата выражено прежде всего презрение к «бродяге», который уже по своему социальному статуту не может, с точки зрения наместника, иметь представления об истине. Кроме того, прокуратор, в силу своего ума и опыта, видимо, давно уже постиг относительность всех истин (таков же, кажется, и Пилат евангельский). Ответ «бродяги», совершенно неожиданный и совсем не «философский», а сугубо житейский, поражает Пилата своей неопровержимой правдой. Отсюда и началось его обращение к истине Иешуа Га-Ноцри, хотя вполне осознал это Пилат только к исходу дня, «в полночь», когда он понял, что ради подобной простой житейской правды — «спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя» — «он пойдет на все» (с. 403/310).

С. 35/27. ...в садах на Елеонской горе. — Елеонская (от греч. έλαία — «олива, маслина»), или Масличная, гора близ Иерусалима, на которой были масличные сады, иначе называвшиеся еще Гефсиманскими, от гефсимании — места у подножия Елеонской горы, где находилась масличная давильня (еврейск. гатей шемен — «масличные прессы»). В эти места, согласно Евангелию, любил удаляться Христос со своими учениками. Описание Гефсимании у Булгакова (см. с. 399) напоминает рассказ Фаррара (см. Указ. соч. С. 482 и далее).

С. 35/27. — Гроза начнется <...> позже... — Евангелие сообщает, что смерть Иисуса Христа сопровождалась грозными природными явлениями — наступлением тьмы и землетрясением (Мф XXVII 45—51; Мк XV 33—38; Лк XXIII 44—46). Булгаков это знамение дает в виде «странной тучи», которая «навалилась на храм», «тьмы», «напугавшей все живое», и грозы, пугающей «грохотом катастрофы» (с. 378/290). Образ этот лейтмотивом проходит через античный и современный романы (см. с. 35/27, 143/111, 145/112, 226/175, 378—379/290—291, 456/353, 470/363, 497/383), принимая буффонадный характер там, где речь идет о сатирических персонажах (Варенуха), и трагический в отношении главных героев. Он не только знаменует гибель первого и второго протагониста (Иешуа Га-Ноцри и Мастера), — эта катастрофическая гроза как бы обрамляет всю трагическую историю европейско-христианской цивилизации, начавшуюся распятием Бого-Человека и заканчивающуюся наступлением Страшного Суда.

Аналогом мотива грозы в «Мастере и Маргарите» является в «Белой гвардии» сквозной мотив метели.

С. 35/27. — ...ты великий врач? — Предположение Пилата, что Иешуа — «великий врач», Булгаков мог найти в Евангелии от Никодима: «Pilato disse loro: — Lo scacciare i demoni non e un'azione di spirito immondo, ma della potenza del dio Esculapio» («Пилат сказал им: — Он изгоняет бесов не действием нечистого духа, но силою бога Эскулапа». — Указ. соч. P. 503).

Может показаться, что эта сцена противоречит евангельскому рассказу о чудесах, творимых Иисусом Христом. Всп. слова Христа при воскрешении Лазаря: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня, но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший...» (Ио XI 41—44). Однако легко убедиться, что Иешуа Га-Ноцри наделен и даром прозрения, и даром исцеления (он читает мысли Пилата, предчувствует гибель свою и гибель Иуды, предвидит судьбу своей проповеди, исцеляет Пилата от приступа гемикрании), но, в отличие от Христа, он сам не сознает этих своих способностей. Можно сказать, что булгаковский Иешуа — это мессия, не сознающий того, что он мессия.

С. 36/28. — ...так поклянись, что этого не было. — В дальнейшем разговоре с Пилатом Иешуа убеждает прокуратора в правдивости своих слов, но вместе с тем он искусно и тактично уклоняется от произнесения клятвы, ожидаемой Пилатом. Такое поведение соответствует требованию Иисуса Христа, содержащемуся в Нагорной проповеди: «...не клянитесь вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет»; а что сверх того, то от лукавого» [Мф V 34—37] (см. В. Лосев. Комментарии // М. Булгаков. Великий канцлер. С. 480).

С. 36/28. — Я могу перерезать этот волосок.

— И в этом ты ошибаешься... — Этому диалогу соответствует следующее место в Евангелии от Иоанна: «...Я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя? И Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было тебе дано свыше...» (XIX 10—11).

С. 37/28. — ...верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? — В этом вопросе Пилата содержится другой вопрос, прямо не высказанный: не выдавал ли себя Иешуа за мессию, о котором пророк Захария (IX 9) предсказывал, что он въедет в Иерусалим на осле? Именно такая подробность сообщается евангелистом как преднамеренное деяние Иисуса Христа, долженствующее подтвердить слова пророка:

«И когда приблизились к Иерусалиму <...> тогда Иисус послал двух учеников, сказав им: пойдите в селение <...> и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко Мне <...> Все же сие было, да сбудется реченное через пророка, который говорит: «скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной». Ученики пошли и поступили так, как повелел им Иисус. Привели ослицу и молодого осла, и положили на них одежды свои, и Он сел поверх их. Множество же народа постилали свои одежды по дороге; а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге. Народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних! И когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение и говорил: кто Сей? Народ же говорил: Сей есть Иисус. Пророк из Назарета Галилейского» (Мф XXI 1—11; см. Г. Эльбаум. Указ. соч. С. 31). Римский прокуратор не случайно задает этот вопрос, так как представление о мессии в народном сознании имело религиозно-политический характер и связывалось с избавлением от римского владычества. Впрочем в евангельских текстах политического акцента нет; напротив, это враги Иисуса Христа облыжно хотят внушить Пилату, что Иисус — враг кесаря. Сам облик и все поведение Иешуа Га-Ноцри, никак не соответствующие народному представлению о мессии как грозном и могучем повелителе, должны были успокоить на этот счет Пилата — и он без труда поверил арестанту.

Как и в других случаях, расхождение писателя с евангелистом вызвано желанием Булгакова дать образ мессии, не подозревающего о своем предназначении.

Сузские (иначе — Золотые) ворота находятся в восточной стене города напротив Масличной горы и ведут прямо к храму, но в Евангелии нет прямого указания на то, что вход Христа в Иерусалим совершился именно через эти ворота; их называет дважды Фаррар (см. Указ. соч. С. 105 и 410).

С. 37/29. — Не знаешь ли ты таких, — продолжал Пилат, не сводя глаз с арестанта, — некоего Дисмаса, другого — Гестаса и третьего — Вар-Раввана? — Имя третьего разбойника в форме «Варавва» (арамейск. — «сын отца») названо во всех канонических Евангелиях (Мф XXVII 16, 17, 20, 21, 26; Мк XV 7, 11; Лк XXIII 18, 19; Ио XVIII 40); у Фаррара это имя транслитерируется двояко: «Вар-Авва» и «Варавва» (Указ. соч. С. 530 и 531); двояко пишет его и Ренан: «Варавва» и «Вар-равван» (Указ. соч. С. 265); последнее написание, ошибочное (см. Г. Эльбаум. Указ. соч. С. 74), использует Булгаков.

Имена двух первых разбойников Булгаков мог найти в Евангелии от Никодима (Указ. соч. P. 551); имя «Гестас» названо также в одноименной новелле А. Франса (сб. «Перламутровый ларец», 1892 г.), а имя первого разбойника в форме «Дисма» приведено у Фаррара (Указ. соч. С. 550).

С. 37/29. — ...злых людей нет на свете. — Это основной постулат нравственной философии Иешуа Га-Ноцри. Он может быть соотнесен с евангельским утверждением, что «Бог есть любовь» («Первое соборное послание св. апостола Иоанна Богослова» IV 8; см. также Ио XIII 36 и «Послание к римлянам» XIII 10), а также с учением Фомы Аквинского о том, что «нет единого первичного начала зла в том смысле, в котором есть единое первичное начало блага» (Ю. Боргош. Фома Аквинский. М., 1975. С. 157): человек вышел из рук Создателя добрым, но случайные обстоятельства, в числе которых следует рассматривать и свободную волю самого человека, могут исказить его доброе существо. Таким «случайным обстоятельством» можно считать грехопадение первого человека, во искупление которого пришел в мир Иисус Христос, принявший на себя страдания мира и смерть.

Этот постулат следует также соотнести с учением Канта о доброй воле, которая, по словам Владимира Соловьева, заключается в том, что «человек может делать добро помимо и вопреки всяких корыстных соображений, ради самой идеи добра, из одного уважения к долгу или нравственному закону» (В.С. Соловьев. Соч. в 2 т. М., 1988. Т. 1. С. 114).

Иешуа Га-Ноцри убежден в том, что нравственный закон имеет всеобщий характер. Это выражено в его парадоксальной фразе о Крысобое: «С тех пор, как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств» (с. 38/29). Иешуа убежден, что всякий человек может восстановить в себе исконно присущее ему нравственное начало.

В ответ на вопрос Пилата: «А вот, например, кентурион Марк, его прозвали Крысобоем, он добрый?» (с. 38/29), — Иешуа выражает желание «поговорить» с этим «холодным и убежденным палачом» (как аттестует Крысобоя Пилат): «Я уверен, что он резко изменился бы», — говорит Иешуа (с. 38/29). Подобное доверие к доброй воле в русской литературе, кажется, отмечено только у князя Мышкина в «Идиоте» Достоевского (всп. его возглас: «Парфен, не верю!..»; указ. соч. Т. 8. С. 195).

С. 38/29. ...кавалерийская турма... — Конный отряд из 30—32 человек, 1/10 часть алы (см. текст на с. 44/34). Ала — фланговое прикрытие легиона; вначале — отряд римской конницы в 300 человек; со времен Мария — отряд внеиталийских союзников в 500—1000 человек.

С. 38/29. ...при Идиставизо, в Долине Дев. — Idistaviso campus — предполагаемое место схватки римлян с германцами на правом берегу реки Везер в 16 г., в которой римский полководец Германик (15 г. до н. э. — 19 г. н. э.) разбил Арминия, вождя германского племени херусков. Название «Идиставизо», возможно, связано с мифологическими образами «идизов» («дисов») — воинственных женских духов в германо-скандинавской мифологии.

С. 38/29. ...легату легиона... — В императорскую эпоху слово «легат» имело два значения: 1) наместник в провинции или его помощник (так, легату в Сирии подчинялся прокуратор Иудеи); 2) командир (легиона).

С. 38/29. ...в колоннаду стремительно влетела ласточка... — Образ вольной ласточки, очевидно противостоящий арестованному Иешуа Га-Ноцри, корреспондирует с евангельскими образами птиц небесных, которые тоже противопоставлены и людям вообще, и Самому Христу: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец наш небесный питает их» (Мф VI 25); «Тогда один книжник, подойдя, сказал Ему: Учитель! я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел. И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы, птицы небесные — гнезда; а Сын человеческий не имеет, где преклонить голову» (Мф VIII 19—20). М. Новикова считает образ ласточки в «Мастере и Маргарите» «дохристианским» «символом души и посредницы между мирами» («Что есть «покой»» // Collegium. Киев, 1995. № 1—2. С. 111), но едва ли Булгаков хотел таким способом сопоставить язычество и христианство (к тому же надо принять во внимание, что иудаизм не был язычеством).

С. 39/30. ...утопические речи Га-Ноцри... — Слово «утопический» образовано от названия книги Т. Мора (1478—1535) «Утопия» (Utopia от греч. οὐ — «не» и τόπος — «место» = «Нигдея»). Оно не существовало до выхода в свет этой книги в 1516 г., а потому и не могло прийти в голову Пилату. Булгаков это, конечно, знал. Используя его, писатель, может быть, намеренно акцентировал мотивы анархического коммунизма в проповеди Иешуа Га-Ноцри (под влиянием Ренана, Барбюса и др.), но этого намерения могло и не быть, так как в советское время словечко это вошло в повседневный словесный обиход и употреблялось нетерминологично.

С. 39/30. ...в Кесарии Стратоновой на Средиземном море... — Приморский город на с.-з. от Иерусалима, резиденция прокураторов Иудеи (иначе — Кесария Палестинская).

С. 40/31. — Ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? — Кесарь (чаще — цезарь, от лат. caesar) — исходно фамильное имя в роде Юлиев; со времен Октавиана (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.) стало титулом римских императоров. Здесь речь идет об императоре Клавдии Нероне Тиберии (более редкое написание «Тиверий» Булгакову встретилось в указанных книгах Фаррара и Барбюса). Тиберий (42 г. до н. э. — 37 г. н. э.) — сын сенатора Тиберия Клавдия Нерона и Ливии Друзиллы (впоследствии третьей жены Августа Октавиана), в 4 г. н. э. усыновлен Августом, после его смерти (14 г.) стал императором. С 26 г. поселился на острове Капрея (Капри) в Неаполитанском заливе. В последние годы правления, мучимый болезнями, Тиберий стал жесток и подозрителен; им особенно широко применялся возрожденный еще Августом «Закон об оскорблении величества» (Lex majestatis). Текст Евангелия давал Булгакову основание объяснить поведение Пилата страхом перед гневом императора (см. Ио XIX 12: «...Пилат искал отпустить Его. Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю...»).

Аналогичное законодательство повсеместно существовало в феодальной Европе и в России (де-юре или де-факто) и было возрождено в XX в. в странах авторитарного и тоталитарного режимов. Так, в СССР в годы правления Сталина даже ошибка в написании его имени или небрежное обращение с его портретом рассматривались как государственное преступление. А.И. Солженицын пишет об одном таком «преступнике»: «...полуграмотный печник любил в свободное время поупражняться — это возвышало его перед самим собой. Бумаги чистой не было, он расписывался на газетах. Его газету с росчерками по лику Отца и Учителя соседи обнаружили в мешочке в коммунальной уборной. АСА, антисоветская агитация, 10 лет <т. е. десять лет лагеря. — Г.Л.>» (Указ. соч. Т. 5. С. 74). Не исключено, что Булгаков рассчитывал на аллюзии с современностью.

С. 40/31. ...вызывало нестерпимую тоску. — Мотив тоски, охватившей Пилата (Angoscia di Pilato), отмечен в Евангелии от Никодима (Указ. соч. P. 547).

С. 40/31. — Или... не... говорил? — Пилат протянул слово «не» несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, которую как бы хотел внушить арестанту. — Очевидно, что Пилат хотел бы, чтобы арестант на этот вопрос ответил отрицанием, даже если бы это было неправдой. Но ложь невозможна для Иешуа, ибо нельзя представить, чтобы Бог или Сын Божий нуждались во лжи, но и человек, созданный по образу и подобию Божию, не может прибегать ко лжи, не искажая своей нравственной природы.

С. 40/31. — Правду говорить легко и приятно, — заметил арестант. — Эти слова Иешуа можно сопоставить с утверждениями Канта: «Величайшее нарушение долга человека перед самим собой, рассматриваемого только как моральное существо (человечество в его лице), — это противоположность истине — ложь...» («Метафизика нравов в двух частях»; Указ. соч. Т. 4. Ч. 2. С. 366); «...сам способ следовать лжи в одной только форме есть преступление человека по отношению к своему собственному лицу и подлость, которая должна делать человека достойным презрения в его собственных глазах» (там же, с. 367).

С. 40/31. — ...знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа... — В Евангелии Иуда Искариот, то есть Иуда из Кериота (Иуда — еврейск. Иегуда — «хвала, или слава, Богу»; Кириаф — еврейск. Кириаф-Иарим — «лесной город», местечко в 12 км от Иерусалима), — один из учеников Христа, предавший Его (Ио XIII 2). У Булгакова это — посторонний человек, спровоцировавший Иешуа на опасное политическое высказывание. Кроме того, роль Иуды, его предательство существенно осложнены. — В Евангелии предательство Иуды свелось к тому, что он указал стражникам, кто именно является Христом. Вероятно, в Иерусалиме было много таких, кто знал Христа в лицо. У Булгакова Иуда — провокатор, он действует активно: прячет у себя дома свидетелей обвинения, зажигает светильники, добивается от Иешуа высказывания на политическую тему. К тому же, совершив предательство, он не испытывает ни малейшего раскаяния. Так же цинично и бестрепетно действуют все другие предатели в произведении Булгакова — Низа, Алоизий Могарыч, барон Майгель.

С. 41/31. — Светильники зажег... — По требованию закона светильники нужны были, чтобы спрятанные свидетели обвинения могли разглядеть лицо преступника (см. Э. Ренан. Указ. соч. С. 258). Пилат легко догадался о провокации, тогда как доверчивому Иешуа эта мысль не может прийти в голову.

С. 41/32. Я говорил <...> что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть. — Ср. ниже: «И настанет царство истины?» — спрашивает Пилат. «— Настанет, игемон, — убежденно ответил Иешуа» (с. 42/33).

В связи с этим разговором надо вспомнить Евангелие и слова Иисуса Христа: «Я есть путь и истина жизни» (Ио XIV 6); и другие: «Я был рожден для одного и послан в этот мир для одного: свидетельствовать истину» (Ио XVIII 37).

Совершенно очевидно, что и «царство истины» для Иешуа — это царствие Божие, относящееся к миру трансцендентному, а не какое бы то ни было земное государство, и потому приписывать его словам политический смысл, объявлять его на основании их в «оскорблении Величества» — было ошибкой, хотя формально в них как будто и умалялась власть кесаря Тиверия. На эту двусмысленность и рассчитывали те, кто спровоцировал разговор Иуды с Иешуа Га-Ноцри (ибо вообще-то Иешуа стоит вне политики).

С. 41/32. — ...тут вбежали люди, стали вязать меня... — Иешуа, таким образом, арестован в доме Иуды, тогда как согласно Евангелию Христос был арестован в Гефсиманском саду (см. Мф XXVI 38, 47—50; Мк XIV 32, 43—46; Лк XXII 39, 47—54; Ио XVIII 1, 12).

С. 41/32. ...стуча подкованными калигами... — Калиги (лат. caliga) — полусапоги, преимущественно солдатские, до половины покрывавшие голень (позднее этим словом стали обозначать обувь епископов и сандалии богомольцев; отсюда — метонимическое обозначение странников — «калики перехожие»).

С. 43/33. ...руки потер, как бы обмывая их... — Первый евангелист сообщает, что Пилат, желая подчеркнуть свое несогласие с обвинением, совершил омовение рук: «Пилат <...> взял воды, и умыл руки перед народом...» (Мф XXVII 24). Это был иудейский обряд, предписанный во Второзаконии (XXI 6—9), символизирующий непричастность к крови убитого. Римлянину Пилату обряд этот был чужд, и Булгаков заменил его простым жестом, напоминающим обряд (см. Г. Эльбаум. Указ. соч. С. 72).

С. 43/34. ...начальнику тайной службы... — Имя начальника тайной службы и даже его внешний облик долгое время остаются скрыты от читателя. Этот человек как будто знает все обо всех, но сам он непроницаем. Таким способом Булгаков подчеркивает могущество тайной полиции, опирающееся, как видно из романа, на совершенную безнаказность своих действий и широкую сеть агентов. Однако нельзя на этом основании отождествлять начальника полиции Пилата с Воландом, как это предлагают некоторые исследователи [см. Б.М. Гаспаров. Указ. соч. С. 258; О. Михайлов. Вторая жизнь мастера (о прозе Михаила Булгакова) // Михайлов О. Страницы советской прозы. М., 1984. С. 200]. Сатана в изображении Булгакова принадлежит миру трансцендентному, его осведомленность и могущество не нуждаются ни в платных осведомителях, ни в наемных убийцах, а главное — этот образ лишен политических аллюзий.

С. 44/34. ...себастийская когорта. — Себастия — крупный торговый центр в М. Азии; была также Себастия в Самарии.

С. 44/34. ...на Лысую гору... — Лысая гора — то же, что Голгофа (еврейск. — «череп») — «обнаженный холм, имеющий форму лысой головы», — место, где был распят Христос. Вслед за Ренаном и Фарраром Булгаков помещает Голгофу не на традиционное место, так как, по мнению этих ученых, место, отмечаемое традицией, в I в. находилось внутри городской стены, а казнь производилась за ее пределами.

Русифицируя название, Булгаков как бы отождествляет Голгофу с горой под Киевом, на которой, по народным преданиям, «ведьмы шабаш справляют». Название это вызывает в памяти «Белую гвардию».

С. 45/35. Иосиф Каифа. — Главный антагонист античного романа; с ним соотнесен в романе о современности председатель МАССОЛИТа Михаил Александрович Берлиоз, главный антагонист Мастера (см. Г. Лесскис. Известия ОЛЯ). Общие черты обоих — прагматизм, равнодушие к истине, пренебрежение нравственным законом. В русском переводе Евангелия — Каиафа (еврейск. — «исследователь»); Булгаков использовал, по-видимому, итальянскую (Caifa; см. Memorie di Nicodemo. P. 542) или французскую (Caïphe; см. Г. Эльбаум. Указ. соч. с. 73) транслитерацию этого имени.

Иудейский первосвященник (25—36 гг.), как и другие представители высшего духовенства у Булгакова (архиепископ Африкан в «Беге», маркиз де Шаррон в «Кабале святош»), изображен крайне отрицательно. Хладнокровный и жестокий политик, мелочно блюдущий букву иудейского закона, он-то (а не Воланд!) и является главным антагонистом Иешуа Га-Ноцри и виновником его гибели.

С. 47/37. Поплыла <...> какая-то багровая гуща, в ней закачались водоросли и двинулись куда-то, а вместе с ними двинулся и сам Пилат. — Это видение, примстившееся Пилату, возможно, связано с легендой, будто Пилат утопился (см. Б.В. Соколов. Указ. соч. С. 512). Если принять это объяснение, то, стало быть, во время разговора с Каифой Пилат мистически увидел свою будущую смерть.

С. 49/38. ...наместнику в Антиохию... — Антиохия (совр. Антакия) — город на реке Оронте, основан полководцем Александра Македонского Селевком I Никатором (Победителем) в 300 г. до н. э. и назван по имени его отца; одна из столиц государства Селевкидов, а затем — провинции Сирия, местопребывание римского наместника.

С. 49/38. ...не водою из Соломонова пруда... — Речь идет о несостоявшемся проекте Пилата построить акведук для снабжения Иерусалима водой из искусственных прудов, находящихся примерно в 25 км к югу от города. Проект вызвал сопротивление евреев, так как для его финансирования Пилат предполагал частично использовать храмовую казну (см. Ф.В. Фаррар. Указ. соч. С. 512).

С. 49/38. ...мне пришлось из-за вас снимать щиты с вензелями императора со стен... — Имеется в виду столкновение Пилата с иудеями из-за щитов с вензелями, серебряных орлов и других значков римских легионов, которые были принесены в Иерусалим из Кесарии и которые пришлось удалить, так как, по мнению иудеев, это оскверняло священный город (см. Э. Ренан. Указ. соч. С. 263; Ф.В. Фаррар. Указ. соч. С. 518).

С. 49/36—39. Не мир, не мир принес нам обольститель народа в Ершалаим... Ты хотел его выпустить затем, чтобы он <...> подвел народ под римские мечи! — Эта фраза Каифы может быть сопоставлена со словами Христа: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю, не мир пришел я принести, но меч» (Мф X 34).

С. 50/39. ...пригласить <...> трибуна когорты... — Трибун когорты здесь — начальник конницы в эпоху цезарей (tribunus celerum, не путать с народным трибуном — tribunus plebis).

С. 50/39. ...свидание с каким-то человеком... — С начальником тайной полиции Афранием, который опять-таки прямо не назван.

С. 51/40. ...солдат итурейской вспомогательной когорты... — Итурия — горный район на с.-в. Палестины, населенный в I в. арабами. Август отдал Итурию Ироду Великому; после смерти последнего ею владел его сын тетрарх Ирод Филипп.

С. 52—53/41. ...приговорены к <...> повешению на столбах! — Отказываясь от традиции, Булгаков пишет не о пригвождении к кресту, а о «повешении на столбах», при котором осужденных на казнь привязывали веревками к «столбу» с «перекладинами» (в одном месте Евангелия тоже употреблено слово «повешение»: «Один из повешенных злодеев...», Лк XXIII 39). При этом в романе Мастера вообще не употребляются слова «распятие» и «крест» до казни Иешуа, как будто таких слов и даже самих понятий, этими словами обозначаемых, до этого события и не было (в одной из ранних редакций Воланд, говоря о предстоящей казни Иешуа, слово «крест» употребляет: «Все-таки помирать на кресте <...> никому не хочется», см. М. Чудакова. Жизнеописание... С. 393), и лишь со времени этого события, под влиянием которого крест и распятие становятся символами новой веры, слова эти входят в употребление (так, убийцы Иуды «перекрестили» пакет «веревкой» [с. 400/307], а в романе о Мастере Фрида «простерлась крестом перед Маргаритой» [с. 360/276]).

С. 56/44. — Ваш рассказ <...> совершенно не совпадает с евангельскими рассказами. — Это утверждение Берлиоза, как и последующее заявление Воланда («ровно ничего из того, что написано в Евангелиях, не происходило на самом деле никогда», с. 56/44), чересчур категорично. Такой же категорический и потому неверный вывод из сопоставления Евангелия с рассказом Воланда делают и некоторые исследователи (например, Г. Эльбаум, см. Указ. соч.). На самом же деле Булгаков в сцене допроса Иешуа Га-Ноцри Пилатом использовал так или иначе все (или почти все) детали и эпизоды, отмеченные евангелистами. Булгаков, правда, опустил сообщение евангелиста Матфея о жене Пилата («Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него». Мф XXVI 19), хотя в одной из ранних редакций эта биографическая подробность им использовалась (см. «Великий канцлер», с. 111). Но, видимо, Булгакову важно было отметить совершенное одиночество прокуратора, подчеркнутое образом собаки, единственного живого существа, к которому привязан прокуратор.

С. 57/44. ...я лично присутствовал при всем этом. — Эта фраза «профессора» не раз давала повод исследователям искать материальных следов присутствия Воланда в сценах 2-й главы. Сатана бессмертен, а стало быть, он существовал во времена Пилата и, разумеется, знал обо всех событиях, связанных с предательством и трусостью (ибо это его обязанность как главы «ведомства» «злых дел»). Но излишними и даже наивными представляются поиски материальных следов его пребывания на террасе дворца Ирода во время допроса Иешуа Га-Ноцри (например, отождествление Воланда с ласточкой или с Афранием).

С. 58/45. — В «Метрополе»? — Гостиница в центре Москвы, построена в 1899—1903 гг. архитектором В. Валькоттом и др.; панно на фасаде «Принцесса «Греза»» выполнено по рисункам М.А. Врубеля. С марта 1918 г. это здание было отведено под 2-й Дом Советов; с конца 20-х годов снова используется как гостиница, преимущественно для иностранцев. Булгаковские персонажи говорят о «Метрополе» с восторгом как о чем-то необыкновенно роскошном и удобном.

С. 58/45. — Нет никакого дьявола! — растерявшись от всей этой муры, вскричал Иван Николаевич... — «Мура» — областн. «тюря, крошеный хлеб в квасу»; просторечн. — «дело, состоящее из неважных мелочей, но хлопотливое и сложное»; угол. жаргон — «ерунда, морфий» (ср. у Мандельштама: «Нет, не спрятаться мне от великой муры // За извозчичью спину — Москву...»; О. Мандельштам. Сочинения в 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 173).

С. 59/46. ...сообщить в бюро иностранцев... (в другом месте: «бюро по ознакомлению иностранцев с достопримечательностями Москвы», с. 485/373) — Учреждения с такими названиями, кажется, не существовало, но было нечто похожее: БЮРОБИН (Бюро обслуживания иностранцев), размещавшееся в Денежном переулке (ул. Веснина) (см. М. Чудакова. Жизнеописание... С. 282).

С. 59/46. ...на углу <...> Ермолаевского переулка. — Совр. ул. Жолтовского в Москве у Патриарших прудов, идет параллельно Садовой Кудринской от Спиридоновки до Трехпрудного переулка.

С. 60/46. Его быстро разъяснят. — Берлиоз, конечно, имеет в виду советскую тайную полицию, которая «займется» подозрительным «иностранцем». Характерна вера советского человека во всемогущество тайной полиции и фразеологизм «его разъяснят» (используется также в речи «мадам Петраковой», с. 449/347), как будто объект тайной полиции уже не лицо, а предмет.

С. 60/47. — Турникет ищете, гражданин? — треснувшим тенором осведомился клетчатый тип. — Сюда пожалуйте! Прямо<,> и выйдете куда надо [в сов. изд. отмеченной запятой нет]. — Угодливая любезность «клетчатого типа» зловеще двусмысленна (вроде ведьминских предсказаний в «Макбете»): Берлиоз полагает, что ему «надо» донос сделать на «странного субъекта», но услужливый-то «тип» знает, что «надо» (судьба!) Берлиозу идти к собственной гибели (под трамвай).

С. 62/48. ПОГОНЯ. — Маршрут погони Ивана дан схематично и не может быть однозначно определен во всех деталях (какими переулками бежал Бездомный от Арбатских ворот до ул. Кропоткина, каким переулком вышел оттуда на Остоженку, как именно попал на набережную Москвы-реки); еще менее поддается точному определению обратный маршрут Ивана — от Москвы-реки до «Грибоедова».

С. 64/50. ...Иван послушался штукаря-регента... (ср. ниже: «— Вот он, один из этих штукарей из «Варьете»!»; с. 264/ 190). — Слово «штукарь» (фам. неодобрит.) означает «человека, искусного в проделках, ловкого в работе»; в обоих случаях в тексте «Мастера и Маргариты» угадывается также и устаревшее значение этого слова: «фигляр» (ср. «В трактирах по Петергофской дороге <...> непрерывно кувыркаются и ломаются какие-нибудь штукари»; словарь проф. Д.Н. Ушакова).

С. 65/50. ...кот, громадный, как боров <...> и с отчаянными кавалерийскими усами. — Должность шута сатаны, которую исполняет громадный кот, придумана, видимо, Булгаковым (может быть, не без влияния Гофмана; к тому же в народных поверьях кошки числятся спутниками нечистой силы). Прозвище Бегемот можно связать с несколькими источниками. Во-первых, это опять-таки реминисценция из Гёте: Фауст сравнивает пуделя, в обличье которого явился к нему Мефистофель, с бегемотом: «Я нечисть ввел себе под свод! // Раскрыла пасть, как бегемот» (Указ. соч. С. 47 — «wie ein Nilpferde». Op. cit. S. 143), и булгаковский кот действительно бегемотоподобен, как отмечает Анна Ричардовна («...кот. Черный, здоровый, как бегемот», с. 239/185); во-вторых, бегемот назван в библейской книге Иова (XI 10—12), а оттуда этот образ вошел в средневековые легенды о дьяволе (так, в кн. М.А. Орлова «История сношений человека с дьяволом», которую Булгаков читал в дореволюционном издании [СПб., 1904, репринт: М., 1992. С. 247], один из бесов имеет кличку Бегемот [отмечено М.О. Чудаковой, см. Архив... С. 76]); Ломоносов переложил в стихи ту часть книги Иова, где упомянут бегемот: «Воззри в леса на бегемота...» (Сочинения М.В. Ломоносова в стихах. Изд-ва А.Ф. Маркс, СПб., б/г. С. 32), — может быть, это неудачное представление бегемота лесным зверем подало Булгакову мысль сочинить небылицу, как Кот-Бегемот питался мясом убитого им тигра. Булгаков мог также прочесть в Брокгаузовском словаре, что «арабы считают бегемота исчадием ада и воплотившимся дьяволом». Наконец, во второй половине 20-х годов издавался советский сатирический журнал «Бегемот».

С. 65/51. ...на Спиридоновке. — Улица в Москве (ул. А. Толстого), идет от Б. Никитской (ул. Герцена) до Садовой Кудринской; названа так по церкви Спиридона, построенной в 1633—1639 гг. патриархом Филаретом в его слободе «На Козьем болоте» (С. Романюк. Из истории московских переулков. М., 1988. С. 206).

С. 65/51. ...у Никитских ворот... — Площадь в Москве на месте ворот в Белом городе; названа так по Никитскому монастырю, уничтоженному в годы советской власти. Большой узел городских коммуникаций, где сходятся два бульвара, четыре улицы и два переулка.

С. 65/51. ...к Арбатской площади... — Арбат (ср. казах. yrabat — «хозяйственные постройки», арабск. rabad — «предместье») — район Москвы, где в XVI в. находился царский колымажный двор. Арбатская площадь (точнее — Арбатские ворота) возникла на месте ворот того же названия в стене Белого города. В новое время — узел скрещения многих улиц и переулков с двумя бульварами. Сеть арбатских переулков одна из самых запутанных в Москве.

С. 66/51. Пропустив мимо себя все три вагона, кот вскочил на заднюю дугу последнего, лапой вцепился в какую-то кишку, выходящую из стенки, и укатил... — Некоторые детали этой комической сцены неточны: во-первых, по бульварному маршруту трамвая «А» никогда не ходили составы из трех вагонов; во-вторых, хотя в качестве существа фантастического кот мог ехать любым способом, вероятно, ехал он на заднем буфере последнего вагона (как и ездили все московские мальчишки), а не на несуществующей «задней <?> дуге» (да у прицепов обычно и не было никакой дуги). Второе замечание относится к недосмотру редактуры, это описка автора.

С. 66/51. ...в начале Большой Никитской, или улицы Герцена. — Некоторая топографическая неточность: Большая Никитская улица (по-новому — ул. Герцена) начинается у Моховой улицы и кончается у Кудринской площади (по-новому — пл. Восстания), действие же происходит у Никитских ворот, которые рассекают Б. Никитскую улицу примерно пополам.

С. 67/52. ...улица Кропоткина. — Улица в Москве, идущая от Пречистенских (Кропоткинских) ворот до Зубовской площади; старое название улицы — Пречистенка. Это единственный случай, когда Булгаков (возможно, по недосмотру) использовал новое название московской улицы в «Мастере и Маргарите» (еще в одном месте он названия продублировал: «...в начале Большой Никитской, или улицы Герцена»; с. 66/51).

С. 67/52. Остоженка. — Одна из старейших московских улиц за чертой Белого города; соединяет Пречистенские ворота с Крымской площадью. Названье образовано от слова «Остожье» — «место для стога сена». С 1935 г. по 1987 г. улица называлась Метростроевской.

С. 67/52. ...переулок, унылый, гадкий... — В ранних редакциях был указан Савеловский (Савельевский) переулок (названный так по фамилии Савеловых, владельцев большой дворянской усадьбы на этом месте в XVII в.), в котором жили друзья писателя Лямины (некоторые детали их квартиры сохранены в описании той квартиры, в которую ворвался Бездомный, разыскивая «консультанта»). Но из Савеловского переулка нет (и с середины XIX в. не было) прямого выхода на набережную Москвы-реки. Возможно, поэтому Булгаков снял название переулка в окончательном тексте. Ближайшим по маршруту Бездомного переулком, выходящим на набережную, является 1-й Зачатьевский переулок (ул. Дмитриевского).

С. 67/52. ...в доме № 13... — Первоначально был № 12 (номер дома, в котором жили в Савеловском переулке друзья Булгакова Лямины), но число «13» («чертова дюжина») показалось Булгакову более подходящим для сюжета, связанного с «нечистой силой». Булгаков вообще охотно использует символику чисел (см. примечания к «Белой гвардии», с. 180), в «Мастере и Маргарите» — особенно часто: Мастер является читателю в 13-й главе, тогда как «счастливым» числом «12» отмечены антагонисты Мастера и Иешуа — 12 членов правления ожидают Берлиоза, 12 следователей ведут следствие по делу сатаны, Пилат клянется «пиром 12-ти богов»; «совершенное» число «3» названо в связи с Мастером — ему трижды дают выпить волшебное питье; три агента «одного из московских учреждений» ведут наблюдение за «не хорошей квартирой»; «счастливое» мифологическое число «7» задано в семисвечии, находящемся в спальне Воланда; наконец, когда «нижний жилец» просит на справке для супруги и милиции поставить число (дату), кот возражает: «Чисел не ставим, с числом бумага станет недействительной» (с. 368/283), — это соответствует средневековому представлению, что на договорах с дьяволом чисел ставить нельзя (о символике чисел см. также в указ. соч. Б.М. Гаспарова).

С. 67/52. ...освещенной малюсенькой угольной лампочкой... — Электрическая лампочка накаливания с угольной спиралью (вместо вольфрамовой нити) давала тусклый свет, но была экономной, а потому часто применялась в местах общего пользования.

67/52. ...мужской голос в радиоаппарате сердито кричал что-то стихами. — Слово «радиоаппарат» в значении «радиоприемник» теперь вышло из употребления (его отмечает словарь проф. Д.Н. Ушакова 1939 г., но оно уже отсутствует в т. 12 словаря АН СССР 1961 г.); Булгаков в другом месте употребляет слово «радио» (П., 328).

С. 68/53. ...Иван оказался <...> в ванной <...> в <...> ванне стояла голая гражданка вся в мыле <...> Она сказала тихо и весело:

— Кирюшка! Бросьте трепаться! (см. ниже: «— Не пускай никого <...> Насчет квартиры скажи, чтобы перестали трепаться, через неделю будет заседание»; с. 128/100).

«Трепаться» — здесь «шататься, околачиваться без дела; валять дурака» (вульг. неодобрит.)

С. 68/53. ...около десятка потухших примусов. — Примус — см. примеч. к с. 411 «Записок покойника». Десяток примусов на кухне означает, что квартира коммунальная («коммуналка») и проживает в ней не менее десяти семейств, — характерная черта советского (и вообще — коммунистического) быта.

С. 68/53. ...концы двух венчальных свечей. — Толстые витые свечи из белого воска; сгорали так медленно, что по окончании венчального обряда супруги приносили их домой и хранили в киоте иконы.

С. 69/53. ...на гранитных ступенях амфитеатра Москвы-реки. — Купанье Бездомного, как и свечка с иконой, имеет мистический смысл (поэт уже начинает догадываться, что имеет дело с «нечистой силой»): это своеобразное крещение, и происходит оно у подножия храма Христа Спасителя, где до разрушения храма был гранитный спуск к реке и гранитная купель («Иордань») в память о крещении Иисуса Христа. В одной из ранних редакций этой главы храм был прямо назван: «...Иванушка скакнул и выскочил на набережную храма Христа Спасителя» («Мастер и Маргарита». М.: Высшая школа, 1989. С. 400).

Храм был построен по обету императора Александра I в память об изгнании французов: указ о построении храма издан 25 декабря 1812 г.; проект архитектора К.А. Тона утвержден 10 апреля 1832 г.; закладка фундамента начата в 1838 г.; храм освящен 26 мая 1883 г.; взорван 5 декабря 1931 г. Самый большой в мире православный храм (вмещал до 10000 чел.), он был архитектурным центром Москвы, и его 5 золоченых куполов видны были изо всех концов города. Уничтожение этого храма как бы символизировало разрыв советского мира с христианством. Уничтожая храм, большевики объявили, что на его месте будет воздвигнут в качестве памятника Ленину и революции Дворец Советов, который, как было объявлено, будет самым высоким зданием в мире, увенчанным семидесятиметровой статуей Ленина.

Строительство Дворца Советов на месте разрушенного храма, было, по-видимому, сознательной фикцией, и устроители нового мира с самого начала знали, что они этого дворца не построят, хотя видимость какого-то строительства продолжалась много лет. Дело в том, что по условиям места, техники того времени и некоторым фантастическим деталям самого проекта (например, вытянутая вперед на десятки метров рука Ленина и др.), сооружение такого здания было просто неосуществимо. Судьба этого памятника оказалась символичной (всп. «Котлован» Платонова).

С. 69/54. — К Грибоедову! — По мнению всех исследователей, Булгаков имел в виду дом, когда-то принадлежавший отцу А.И. Герцена И.А. Яковлеву (Тверской бул., 25), в котором теперь помещается Литературный институт, а в те годы — правления многочисленных литературных организаций, а также писательский ресторан «Дом Герцена», открывшийся 1 ноября 1925 г. (высмеян Маяковским в стихотворении «Дом Герцена»). В главе «Последние похождения Коровьева и Бегемота» «Грибоедов» соотнесен с торгсином: оба учреждения являются своеобразными закрытыми распределителями (кормушками) для советской элиты; одинакова и участь этих учреждений, сгорающих в адском пламени.

С. 70/54. В каждом из этих окон горел огонь под оранжевым абажуром, из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рев полонеза из оперы «Евгений Онегин». — В середине 30-х годов в Москве была мода на оранжевые шелковые абажуры, а все московские квартиры были радиофицированы, то есть принудительно снабжены репродукторами («радиоточками») единой городской радиосети, так что булгаковская картина однообразия московского быта и духовной жизни (всп. «московское злое жилье» у Мандельштама) точно соответствует действительности.

Опера «Евгений Онегин» П.И. Чайковского (1840—1893) написана в 1878 г.

С. 70/54. Иван <...> углубился в таинственную сеть арбатских переулков. — Сеть переулков, заключенных в пространстве, замкнутом Поварской улицей (ул. Воровского), Пречистенским (Гоголевским) бульваром, Пречистенкой (ул. Кропоткина) и Садовым кольцом и именуемых в московском обиходе «арбатскими», действительно очень запутана и сложна, насчитывает около 40 наименований. Вот как описывал этот район М.К. Лемке в примечаниях к «Былому и думам»: «Это лабиринт чистых спокойных и извилистых улиц и переулков между Арбатом и Пречистенкой, это — гнездо родовитого московского дворянства: Долгоруковых, Волконских, Оболенских, Голицыных, Гагариных, Трубецких, Кропоткиных и т. д. «В этих тихих улицах, — говорит представитель последних, — лежащих в стороне от шума и суеты торговой Москвы, все дома были очень похожи друг на друга. Большею частью они были деревянные <...> Лавки в эти улицы не допускались, за исключением, разве, мелочной или овощной лавочки, которая ютилась в деревянном домике <...> Жизнь текла тихо и спокойно, по крайне мере на посторонний взгляд, в этом Сен-Жерменском предместье Москвы»» (А.И. Герцен. Полн. собр. соч. и писем. Под ред. М.К. Лемке. Государственное Издательство. Петербург, 1919. Т. XII. С. 171).

С. 70/55. ...тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне. — Имеется в виду ария Гремина из оперы «Евгений Онегин».

Уникальным эстетическим своеобразием триптиха Булгакова является последовательное музыкальное сопровождение текста. Это также роднит булгаковский триптих с эстетикой Александра Блока. Известно, что Блок считал музыку высшим видом искусства, стремился прежде всего музыкально воспроизвести историческое время, призывал вслушиваться в «музыку революции».

Будучи человеком музыкально одаренным и весьма разносторонне музыкально образованным, Булгаков, подобно Блоку, стремился все основные коллизии своей литературной модели времени соотнести с каким-то музыкальным произведением. Так возникают многочисленные параллели (на которые, кажется, первый обратил пристальное внимание Б.М. Гаспаров; см. указ. соч.): казнь Иешуа Га-Ноцри и «Страсти по Матфею» И.С. Баха; гибель и похороны председателя МАССОЛИТа — и «Фантастическая симфония» Г. Берлиоза; ужин с танцами у «Грибоедова» — и фокстрот «Аллилуйя!» и др.

Писатель как будто постоянно и настойчиво стремится посредством таких литературно-музыкальных параллелей пояснить систему образов, заданных в литературном коде, с помощью системы образов, заданных в коде музыкальном. Причем, бесспорно, первое место среди таких параллелей занимает музыка Ш. Гуно в опере «Фауст».

С. 71/55. БЫЛО ДЕЛО В ГРИБОЕДОВЕ. — Название главы пародийно повторяет первую строчку популярной песни И.Е. Молчанова (1809—1881) «Было дело под Полтавой», вызвавшей множество пародий («Было дело под Артуром» и др.).

С. 71/55. ...дом <...> помещался на бульварном кольце... — Бульварное кольцо — 10 бульваров (Яузский, Покровский, Чистые пруды, Сретенский, Рождественский, Петровский, Страстной, Тверской, Никитский [Суворовский], Пречистенский [Гоголевский]), опоясывающих центр Москвы и замыкающихся у Москвы-реки. На месте этих бульваров в старину была побеленная кирпичная стена (Белый город), построенная в 1585—1591 гг. архитектором Федором Конем для обороны города. В 1760—1780-е гг. стена была разрушена и на ее месте разбиты бульвары.

С. 71/55. ...один московский врун рассказывал, что якобы... — Характерная для повествовательной манеры романа о Мастере фраза, — одна из тех, которые придают ему форму сказа, фамильярного разговора (болтовни) с читателем. См. другие довольно многочисленные элементы текста, определяющие его «сказовый» характер:

«— Он мог бы и позвонить! — кричали Денискин, Глухарев и Квант.

— Ах, кричали они напрасно: не мог Михаил Александрович позвонить никуда» (с. 77/60); «Кто-то <...> кричал, что необходимо сейчас же <...> составить какую-то коллективную телеграмму и немедленно послать ее.

Но какую телеграмму, спросим мы, и куда? И зачем ее посылать? В самом деле, куда?» и т. д. (с. 79—80/62); «об исчезнувших и о проклятой квартире долго в доме рассказывали всякие легенды <и далее излагаются эти «легенды». — Г.Л.>. Ну, чего не знаем, за то не ручаемся» (с. 98/76); «Про супругу Берлиоза рассказывали <...> а супруга Степы якобы...» (с. 99/76); «И повесил трубку, подлец!» (с. 128/99); «...выходило что-то, воля ваша, несусветное» (с. 421/324); «...что же, позвольте вас спросить, он провалился, что ли...» (там же).

С. 72/56. «Перелыгино». — Имеется в виду дачный писательский поселок в Переделкине под Москвой по Киевской ж. д.

С. 72—73/56. ...Ялта, Суук-Су, Боровое, Цихидзири, Махинджаури, Ленинград (Зимний дворец). — Курортные места в Крыму, в Казахстане и на Кавказе, куда массолитовцы могли ездить в так называемые «творческие отпуска» по льготным ценам. Помещение в этот ряд Зимнего дворца, бывшей резиденции русских императоров, имеет гротескный характер.

За этим перечнем соблазнительных курортов, предлагаемых счастливцам из МАССОЛИТа, стоят лирические воспоминания Булгакова, пережившего много горя в этих местах во время гражданской войны. «Это удивительно, — вспоминает Л.Е. Белозерская, — до чего он любил Кавказское побережье — Батум, Махинджаури, Цихидзири, но особенно Зеленый Мыс, хотя, если судить по «Запискам на манжетах», большой радости там в своих странствиях он не испытывал. «Слезы такие же соленые, как морская вода», — написал он» (Л.Е. Белозерская-Булгакова. Указ. соч. С. 145—146. Цитату из «Записок на манжетах» см. 1, 489).

С. 73/57. ...качеством своей провизии Грибоедов бил любой ресторан в Москве <...> и <...> эту провизию отпускали по самой сходной, отнюдь не обременительной цене. — Несмотря на провозглашенное равенство, реально с началом революции стал формироваться новый господствующий класс, и власти создавали для этого класса благоприятные условия, в том числе и в области чисто материальной, бытовой. Одним из проявлений этого было создание так называемых «закрытых распределителей» (т. е. магазинов) и закрытых «учреждений общественного питания» (буфетов, столовых, ресторанов) для лиц, отнесенных к числу привилегированных по роду занятий, профессии, учреждению или просто по именному выделению (как это было, например, с М. Горьким, акад. Павловым и др.). Булгаков далее демонстрирует подобные льготы в цифрах: «...в «Колизее» порция судачков стоит тринадцать рублей пятнадцать копеек, а у нас — пять пятьдесят!» (с. 74/57).

С. 74/57. Амвросий. — Имя этого персонажа (по-гречески означает: «принадлежащий бессмертию»), как и имя его собеседника (Фока по-гречески: «тюлень»; к тому же оно вызывает в памяти «Демьянову уху» Крылова), создает комический эффект, ибо этот «золотоволосый», «пышнощекий», «румяногубый гигант» (сложные «гомеровские» эпитеты усиливают иронию), будучи профессиональным поэтом, все свои духовные интересы сосредоточил исключительно на вкусной и к тому же дешевой пище (см. Б.М. Гаспаров. Указ. соч.).

С. 74/57. Арчибальд Арчибальдович. — Прототипом этого персонажа называют директора писательского ресторана «Дом Герцена» Якова Даниловича Розенталя (1893—1966), по прозванью «Борода». Кроме писательского, Розенталь попеременно заведовал, также с неизменным успехом, другими ресторанами — Дома печати, Дома актера и т. п. Внешний облик его схвачен Булгаковым очень удачно (подробности о нем см. в статье: Б. Мягков. Адреса «Мастера и Маргариты» // Куранты. Вып. II. М., 1987. С. 163; он же. Булгаковская Москва. М., 1993. С. 126 и далее).

В сцене полуночного ужина и танцев у «Грибоедова» образ этот как будто соотнесен с образом Воланда на бале весеннего полнолуния, да и сам этот пир назван «адом» (с. 79/61), он открывается тем же кощунственным фокстротом, которым открывается бал сатаны, обе сцены исполнены трагизма (всп. лейтмотив: «О боги, боги мои...», с. 79/ 61). Это характерный булгаковский прием, использованный и в других частях триптиха: фарс мистики, как бы камуфлирующий мистику фарса.

С. 74/57. ...в «Колизее» <...> с Театрального проезда. — Театральный проезд (часть совр. проспекта К. Маркса) соединяет Театральную (Свердлова) площадь с Лубянской (пл. Дзержинского). Ресторана с названием «Колизей» там не существовало. Вероятно, Булгаков имеет в виду «Метрополь».

С. 75/58. А дупели, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики? — Съедобные птицы из семейства куликовых и куропаток.

С. 75/58. ... двенадцать литераторов... — Фамилии булгаковских персонажей чаще всего уже заключают в себе элемент бытовой или психологической характеристики (Варенуха, Могарыч), иногда они символичны (Бездомный) или вызывают курьезные ассоциации (Берлиоз, Стравинский), иногда содержат прозрачный намек на реальное лицо. Двенадцать литераторов, ожидающих, подобно двенадцати апостолам, своего Учителя, не составляют исключения. Уже сам подбор их имен (Бескудников, Загривов, Двубратский [имеется в виду поэт Безыменский; см. комментарий Л.М. Яновской в кн. Е.С. Булгакова. Указ. соч. С. 347], Поприхин, Глухарев, Квант и др.) и их скандальное, склочное поведение создают впечатление страшного, уродливого мира, подобного миру гоголевских уродцев.

С. 76/59. Третий год вношу денежки <...> да что-то ничего в волнах не видно... — Скрытая цитата из второго куплета популярной народной песни «Вниз по матушке по Волге...» (обработка Гурилева):

Ничего в волнах не видно,
Одна лодочка чернеет,
Никого в лодке не видно,
Только паруса белеют...

С. 77/60. Далеко, далеко от Грибоедова, в громадном зале, освещенном тысячесвечевыми лампами, на трех цинковых столах лежало то, что еще недавно было Михаилом Александровичем. На первом — обнаженное, в засохшей крови, тело с перебитой рукой и раздавленной грудной клеткой, на другом — голова с выбитыми передними зубами, с помутневшими открытыми глазами, которые не пугал резчайший свет, а на третьем — груда заскорузлого тряпья.

Возле обезглавленного стояли: профессор судебной медицины, патологоанатом и его прозектор, представители следствия и вызванный по телефону от больной жены заместитель Михаила Александровича по МАССОЛИТу — литератор Желдыбин <...> Вот теперь стоящие у останков покойного совещались, как лучше сделать: пришить ли отрезанную голову к шее или выставить тело в грибоедовском зале, просто закрыв погибшего наглухо до подбородка черным платком? — Остраненность изображения мертвого тела, только что бывшего человеком, напоминает в данном случае манеру Л. Толстого:

«В тот же вечер больная уже была тело, и тело в гробу стояло в зале большого дома. В большой комнате с затворенными дверями сидел один дьячок и в нос, мерным голосом, читал песни Давида. Яркий восковой свет с высоких серебряных подсвечников падал на бледный лоб усопшей, на тяжелые восковые руки и окаменелые складки покрова, страшно поднимающегося на коленах и пальцах ног. Дьячок, не понимая своих слов, мерно читал, и в тихой комнате странно звучали и замирали слова. Изредка из дальней комнаты долетали звуки детских голосов и их топота» («Три смерти»; 5, 63).

С. 78/60. ...совершенно напрасно возмущались и кричали Денискин, Глухарев и Квант с Бескудниковым. — Бескудников не кричал (см. с. 77/60) и не мог кричать вместе с тремя первыми своими коллегами, так как он «вышел из комнаты» (с. 76/ 59) как раз перед их криками.

С. 78/60. «Аллилуйя!!» — Фокстрот «Аллилуйя!» в «Мастере и Маргарите» возникает трижды и всякий раз связан с инфернальной темой: «полночное видение в аду» в разгар пиршества у «Грибоедова» перед известием о гибели Берлиоза; в квартире проф. Кузьмина, когда происходят превращения с волшебными червонцами; и на великом бале сатаны. Само название этого фокстрота кощунственно: религиозный порыв, выраженный словом «Аллилуйя!» (еврейск. hallelujah — «хвалите Господа»), оказывается связан с греховной оргией.

Нужно иметь в виду, что в те годы в Советском Союзе фокстроты, джаз вообще, осуждались и их публичное исполнение было почти запрещено. Артист оперетты Г. Ярон вспоминает, что «в 1931 г. в оперетте Н. Стрельникова «Чайхана в горах» было разрешено 32 такта фокстрота «для характеристики отрицательного действующего лица» (не анекдот — запротоколировано!)» (Г. Ярон. О любимом жанре. М., 1960. С. 172). Даже в 1952 г. в Большой советской энциклопедии написано было, что «джаз является порождением деградирующей буржуазной культуры США»; М. Горький назвал джаз «музыкой толстосумов».

С. 78/61. ...писатель Иоганн из Кронштадта... — Прямая ассоциация ведет к протоиерею Андреевского собора в Кронштадте И.И. Сергееву (1829—1908), слывшему великим проповедником и чудотворцем. Ассоциация более сложная связывает это имя с В.В. Вишневским (1890—1951), автором сценария кинофильма «Мы из Кронштадта» (1936 г.), в котором гражданская война изображена в казенно-романтических тонах, неприемлемых для автора «Белой гвардии».

В 1931 г. Вишневский писал в адрес Булгакова доносительные газетные статьи (например, «Кто же вы?» в «Красной газете» 11 ноября 1931 г.) и вел «доверительные» разговоры такого же характера, и в результате добился того, что Большой драматический театр в Петербурге (Ленинграде) порвал договор с Булгаковым и отказался ставить его пьесу «Мольер», уже принятую к постановке, и вместо нее поставил пьесу Вишневского. Об этой деятельности Вишневского Булгаков писал В.В. Вересаеву 15 марта 1932 г. и П.С. Попову 19 и 27 марта того же года (см. М. Булгаков. Письма. С. 222, 224). «Внешне открытое лицо, работа «под братишку», в настоящее время крейсирует в Москве», — писал Булгаков о Вишневском (там же, с. 227). «Это были одни из главных травителей Миши, — писала в дневнике Елена Сергеевна Булгакова о Вишневском и Киршоне. — У них ни совести, ни собственного мнения» (цит. по кн. М. Чудакова. Жизнеописание... С. 598; в публикации В. Лосева и Л. Яновской этот отзыв значительно смягчен, см. с. 138).

С. 78/61. Плясали виднейшие представители поэтического подраздела МАССОЛИТа, то есть Павианов, Богохульский, Сладкий, Шпичкин и Адельфина Будзяк... — О поэтах МАССОЛИТа говорится как о войсковой части, а подбор их имен не оставляет никаких сомнений относительно поэтического достоинства их творений.

С. 79/61. ...под черным гробовым флагом с адамовой головой. — Пиратский черный флаг с изображением черепа и двух скрещенных под ним берцовых костей («адамова голова»).

С. 79/61. Флибустьеры. — (Франц. flibustier) — морские разбойники XVII—XVIII вв., в основном французские и английские, грабившие испанские корабли и прибрежные поселки в районе Караибского (Карибского) моря. В дальнейшем слово «флибустьер» приобрело расширительное значение. Так, Булгаков «флибустьером» называет Вс. Вишневского, загубившего политическими доносами постановку булгаковской пьесы (см. его письмо П.С. Попову 27 марта 1932 г., 5, 475).

С. 79/61. ...u нe гонится за ними корвет... — Корвет — военный корабль XVII—XIX вв., сперва одно-, а позднее — трехмачтовый, предназначавшийся для крейсерских операций.

С. 80/62. Погиб он, и не нужна ему никакая телеграмма. — Фраза вызывает в памяти стихи Маяковского: «...И молниями телеграмм // Мне незачем тебя будить и беспокоить» (В.В. Маяковский. Указ. соч. Т. 10. С. 286).

С. 80/62. ...куриным котлетам де-воляй? — Франц. volaille означает домашнюю птицу. Л. Разгон цитирует воспоминания некоего секретного агента тех лет: «...Едим мы <на дежурстве в ресторане. — Г.Л.> лососину да котлеты де воляй, а в счете гуляш да кета» («Непридуманное»; Юность. 1989. № 1. С. 25). В дневнике Елены Сергеевны отмечено посещение Булгаковыми ресторана «Националь», где они обратили на себя внимание агентов тайной полиции: «Никогда не бывала в «Национале», и вот сегодня черт понес! Захотелось съесть котлету де воляй!» (Е.С. Булгакова. Указ. соч. С. 365).

С. 80/62. ...об убранстве колонного грибоедовского зала... — Автор очевидно рассчитывал на ассоциацию со всемирно известным колонным залом Дома Союзов в Охотном ряду в Москве, где проводились все грандиозные траурные церемонии «общесоюзного значения» — от похорон Ленина в 1924 году до похорон Горького в 1936 году (как и позднее, после смерти Булгакова). Эта ассоциация подчеркивает значительность фигуры Берлиоза.

С. 80/62. Лихачи. — До начала 30-х годов извозчики в Москве еще успешно конкурировали с автомобилями: первые такси (машины французской фирмы «Рено» и итальянской «Фиат») появились в Москве 21 июня 1925 г., с 1932 г. в таксопарке использовались автомобили модели ГАЗ-А завода, построенного в Нижнем Новгороде (Горьком) фирмой Генри Форда; к 1939 г. в Москве оставалось всего 57 извозчиков. В лучшие для них времена московские извозчики делились на три разряда: 1) «лихачи», владельцы хороших лошадей и рессорных экипажей; 2) «ваньки» — с пролетками без рессор и с разбитыми лошадьми и 3) «резвые», занимавшие промежуточное положение между «ваньками» и «лихачами».

С. 81/63. Поэт поднял свечу над головой и громко сказал:

— Здорово, други! — после чего заглянул под ближайший столик... — Обычная для Ивана вульгарно-фамильярная манера говорения неожиданно сменяется высоким штилем («други» — всп. пушкинскую строку «Вы, отроки-други, возьмите коня»), видимо соответствующим, по его мнению, необычайным обстоятельствам (см. ниже еще более торжественное обращение: «Братья во литературе!» (там же). Сочетание свечи, иконки, высокопарных слов с кальсонами, с пугливым заглядыванием под ресторанные столики и т. п. производит эффект, противоположный ожидаемому Иваном: вместо того, чтобы проникнуться трагизмом происходящего, люди убеждаются в умопомешательстве Ивана.

С. 83/65. — Да ведь, Арчибальд Арчибальдович, — труся, — отвечал швейцар... — В тексте пятитомника напечатано: «...труся, отвечал швейцар».

С. 84/65. Фор-марса-рей. — Второй рей (поперечный брус) на первой мачте корабля.

С. 84/66. ...поэт Рюхин... — Образ поэта Александра Рюхина очевидно соотнесен самим автором с Маяковским. В жизни и в литературе отношения Булгакова и Маяковского были сложны, но надо сказать, что в них, с обеих сторон, не было ни лицемерия, ни той элементарной непорядочности, какие отличали отношение к Булгакову таких представителей советской культуры, как нарком просвещения А.В. Луначарский, В.Э. Мейерхольд, В.Б. Шкловский, Ю.К. Олеша, А.А. Фадеев, В.М. Киршон, В.В. Вишневский и др. Достаточно указать на такой факт: в трех «Списках врагов» Булгакова, составленных самим писателем при участии Елены Сергеевны, фамилии Маяковского нет (см. М. Булгаков. Письма. С. 120—121. Правда, ко времени составления этих списков Маяковского уже не было в живых).

Противоположны были литературные позиции этих двух писателей: Булгаков — классик, Маяковский — футурист-романтик, ярчайший представитель авангарда (см. примечания к «Белой гвардии»). Отношение Булгакова к авангарду, к футуризму особенно (всп. Шполянского, Русакова), было всегда негативным. Таково же было отношение Маяковского к литературным позициям Булгакова. На диспуте «Театральная политика Советской власти», который состоялся в Комакадемии вечером после публичной генеральной репетиции «Дней Турбиных» (2 октября 1926 г.), Маяковский выступил прямо-таки в духе «Пощечины общественному вкусу» — с отрицанием Чехова, Станиславского и Булгакова: «...начали с тетей Маней и дядей Ваней и закончили «Белой гвардией»» (М. Чудакова. Жизнеописание... С. 350). Позднее, в пьесе «Клоп» (1929 г.), он поместил фамилию автора «Белой гвардии» в «Словарь умерших слов»: «...бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков...» (Указ. соч. Т. 11. С. 250).

В жизни Маяковский считал Булгакова «классовым врагом» пролетариата (впрочем, это не мешало ему играть с «врагом» в бильярд):

На ложу
  в окно
      театральных касс
тыкая
  ногтем лаковым,
он
  дает
    социальный заказ
на «Дни Турбиных» —
      Булгаковым.

(«Лицо классового врага»; Указ. соч. Т. 9. С. 48).

В свою очередь Булгаков в сцене у Страстных ворот (пл. Пушкина), когда грузовик с поэтом Рюхиным застрял на повороте к Тверскому бульвару, пародирует ситуацию стихотворения «Юбилейное» (1924 г.), в котором Маяковский «на равных» («Вы на пе, а я на эм...» — Указ. соч. Т. 6. С. 51) разговаривает на рассвете с памятником Пушкину. Рюхин мысленно вступает в полемику с «металлическим человеком» «на постаменте» и даже грозит ему рукой, как бы повторяя жест Евгения из «Медного Всадника». Он приходит к выводу, что Пушкину просто «повезло», и в подтверждение этой мысли он приводит ту самую строку из стихотворения «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет»), которой Булгаков придавал огромное символическое значение (это лейтмотив трех романов триптиха) (всп. в «Юбилейном» пренебрежительную оценку двух основных пушкинских тем — темы Петра и темы Онегина: «...Битвы революций посерьезнее Полтавы, // и любовь пограндиознее онегинской любви». — Указ. соч. Т. 6. С. 54; подробнее о взаимоотношении Булгакова и Маяковского [биографическом и творческом] см. Мирон Петровский. Михаил Булгаков и Владимир Маяковский [в кн. «М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени». Сборник статей. М., 1988. С. 369—391], а также Е.А. Яблоков. Они сошлись... [в кн. «Михаил Булгаков. Владимир Маяковский: диалог сатириков». М.: Высшая школа, 1994. С. 5—56]).

С. 87/67. — Здорово, вредитель! — Разоблачение мнимых «врагов народа», начавшееся с революцией, в 30-е годы стало постоянной общегосударственной кампанией, организованной тайной полицией и партийно-государственным пропагандистским аппаратом. В результате у многих обывателей это приобрело маниакальный характер, обнаруживающийся в данном случае у поэта Бездомного, который дежурного врача обзывает «вредителем», поэта Рюхина объявляет «типичным кулачком», а сатану принимает за «шпиона». Налицо если и не «шизофрения, как и было сказано», то по крайней мере мания преследования, искусственно привитая населению целой страны ее же собственным правительством.

С. 89/69. — Секретаря МАССОЛИТа Берлиоза... — Выше (с. 11/7) Берлиоз назван «председателем МАССОЛИТа». Противоречие, видимо, связано с особенностью советской терминологии, по которой в ряде случаев главное лицо в каких-то организациях (или учреждениях) именуется не председателем, а секретарем (часто с добавлением титула «генеральный»), в частности, например, Горький назван «первым пред<седателем> правления С<оюза> П<исателей> СССР» (Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 584), а дважды занимавший ту же должность Фадеев именовался в 1938—1944 гг. «секретарем» и в 1946—1954 гг. «генеральным секретарем» (там же, с. 720).

С. 89/69. Он его нарочно под трамвай пристроил!

— Толкнул?

— Да при чем здесь «толкнул»? — Глагол «пристроить» используется здесь в значении «поместить, устроить кого-нибудь куда-либо, на какое-либо место» («пристроить статью в журнал», «пристроить замуж дочь»), но обычно речь идет о какой-то желаемой и, следовательно, положительной результативности. Бездомный же неожиданно употребляет этот глагол с отрицательной коннотацией (поэтому собеседник и хочет употребить другое слово: «толкнул»).

С. 90/70. ...женщина в это время тихо спросила у Рюхина:

— <...> Член профсоюза? — Вопрос медсестры (она заполняет анкету на больного) поражает своей бессмысленностью и неуместностью (при том, что профсоюзы вообще реально не играли никакой роли в жизни лица, общества и государства); он выражает глобальную бюрократизацию советского быта — и не более того.

С. 94/73. «— Не верю я ни во что из того, что пишу!..» — Эти слова были изъяты советской цензурой из журнальной публикации, — в них содержался самый главный упрек Булгакова по адресу не одного только Маяковского, но и всей советской литературы.

Ю.П. Анненков, друг Маяковского, хорошо знавший его в годы 1913—1929, подтверждает, что поэт постепенно действительно осознал разрыв между своей поэзией советского периода и правдой, хотя под его пером это, разумеется, выглядит не как фарсовая сцена, а как трагедия большого художника, которого политические обстоятельства вынуждают постоянно лгать. Анненков иллюстрирует эту нарастающую ложь анализом «парижских» стихов Маяковского: отметив, что до смерти Ленина «артистам (художникам, поэтам, композиторам) еще предоставляли известную свободу», автор констатирует далее: «Но уже в 1925 году климат значительно изменился. Восхождение Сталина началось. Начиная с этого года было бы уже ложным думать, что наезды в Париж оставались для Маяковского простым туристическим развлечением. Далеко не так. Фаворит советской власти, Маяковский должен был всякий раз, после своего возвращения в Советский Союз, давать отчет о своем путешествии, иначе говоря — печатать свои впечатления поэта в стихах, впечатления выгодные для советского режима и для коммунистической пропаганды. Он должен был в своих поэмах, написанных в Париже, показывать советским людям, что СССР во всех отраслях перегоняет запад, где страны и народы гниют под игом «упадочного капитализма». Этой ценой Маяковский оплачивал свое право на переезд через границы «земного рая»» (Ю. Анненков. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Т. 1. М., 1991. С. 198—199). Закончив обзор «парижских» стихов, Анненков рассказывает о своей последней встрече с Маяковским в 1929 году. Это было в Ницце, в уютном ресторанчике около пляжа. Маяковский неосторожно спросил своего друга, когда же тот вернется в Москву:

«Я ответил, что я об этом больше не думаю, так как хочу остаться художником. Маяковский хлопнул меня по плечу и, сразу помрачнев, произнес страшным голосом:

— А я — возвращаюсь... так как я уже перестал быть поэтом.

Затем произошла поистине драматическая сцена: Маяковский разрыдался и прошептал, едва слышно:

— Теперь я... чиновник...

Служанка ресторана, напуганная рыданиями, подбежала» (там же, с. 207).

С. 94/73. ...над Москвой рассвет... — Ср. в «Юбилейном», с которым полемизирует Булгаков: «Ну, пора: рассвет лучища выкалил...».

С. 94/73. ...стрелял в него этот белогвардеец... — Слово «белогвардеец» было в те годы политическим обвинением и применялось оно многими к самому Булгакову (автор «Белой гвардии» в глазах ортодоксов был «белогвардейцем», да так оно и было, если вспомнить, на чьей стороне воевал Булгаков в гражданскую войну). В стихотворении «Юбилейное» этого словца, правда, нет, но суть тем не менее передана верно: Дантес определен в этом стихотворении Маяковским как враг советской власти (и не за то, что он убил Пушкина, а за свое классовое происхождение и положение): «Мы б его спросили: — А ваши кто родители? // Чем вы занимались до 17-го года? — Только этого Дантеса бы и видели» (указ. соч. Т. 6. С. 55).

С. 94/73. ...с бокалом «Абрау» в руке. — См. примеч. к с. 220 «Белой гвардии». «Бокал «Абрау»», «кенкеты» (вместо «бра»), «чесучевый костюм» — так сказать, постоянные реквизиты в триптихе Булгакова.

С. 93/74. ...скорчившись над рыбцом... — Рыбец — высокосортная промысловая рыба из семейства карповых.

С. 97/73. ...театра Варьете... — Франц. variété — «разнообразие»; théâtre des variété — театр Варьете (в Париже) со смешанным репертуаром. В Москве не было театра с таким названием. Полагают (например, Б. Мягков. Адреса «Мастера и Маргариты»; он же. Булгаковская Москва, с. 140—155 и др.), что Булгаков имел в виду Мюзик-Холл (1926—1936) на Б. Садовой 18, где прежде был цирк братьев Никитиных, а теперь — Театр Сатиры, и сад «Аквариум» («летний сад Варьете», с. 131/102). «Легкие жанры» театра не соответствовали советской идеологии, и Мюзик-Холл в конце концов закрыли.

С. 97/73. ...в <...> доме <...> на Садовой улице. — За вымышленным и почти невероятным адресом («№ 302-бис», с. 120/ 93) «шестиэтажного» дома, расположенного «покоем» (то есть в виде буквы «П», называвшейся в славянской азбуке «покой»), узнается реальный пятиэтажный дом на Б. Садовой улице (построен архитектором А.Н. Милковым для фабриканта И.Д. Пигита в 1903 г.), в котором последовательно в квартирах № 50 и № 34 жил Булгаков в 1921—1924 гг. Реальный номер дома (10) получается при удвоении («бис») суммы цифр (2+3), входящих в номер «чертова дома». Б.М. Гаспаров допускает, что в вымышленном номере дома скрыта анаграмма И.С. Баха, автора «Страстей по Матфею», отраженных в романе Мастера. Этот же дом изображен в рассказе «№ 13 — дом Эльпит-Рабкоммуна».

С. 97/75. ...вдова ювелира де Фужере. — Французская фамилия и профессия приводят на память знаменитого ювелира Петера Карла Фаберже (1846—1920), поставщика русского императорского двора, в годы революции экспроприированного, чьи уникальные художественные изделия были по дешевке распроданы новой властью за границей.

С. 97/75. ...из этой квартиры люди начали бесследно исчезать. — Тема ареста — сквозная тема всего произведения. Власть держалась на терроре: буквально каждый взрослый житель, если и не понимал головой, то спиной чувствовал, что он всякий день может быть арестован. Эту атмосферу повального страха и ожидания гибели вполне передает роман Булгакова: Бездомный предлагает отправить Канта «года на три в Соловки» (с. 19/13); роман Мастера начинается с допроса арестованного Иешуа; затем Бездомный требует «выслать пять мотоциклетов с пулеметами для поимки иностранного консультанта» (с. 90/70); дальше рассказывается об «исчезновении» людей из «окаянной квартиры», об арестах в домоуправлении, об арестованных «валютчиках», заполняющих целые залы; пытаются также арестовать Воланда и его «свиту».

Арест в Москве того времени так обычен, что люди всегда готовы к нему, хотя бы на то и не было никаких оснований: так, Мастер в ожидании ареста сжигает свою рукопись; застигнутый врасплох Могарыч является к Воланду в нижнем белье, но с чемоданом, явно приготовленным на случай ареста; увидев печать на дверях комнаты Берлиоза, Степа не сомневается в том, что того арестовали (с. 104/81); не дождавшись возвращения Варенухи, посланного в «одно из московских учреждений», Римский не сомневается в том, что его арестовали («Но за что?!», с. 151/117); услышав, что Азазелло послан к ней «по дельцу», Маргарита «догадывается»: «Вы меня хотите арестовать?» (с. 286/218).

Были арестованы Анна Францевна Фужере, два ее жильца и прислуга, Никанор Иванович Босой, Пятнажко и другие члены домоуправления, Римский, Лиходеев, Варенуха, Ласточкин, чума Аннушка, Вольман, Вольпер, Володины, Волох, Ветчинкевич (ср. в романе Пастернака: Ветчинкин, указ. соч. С. 291), Коровины, Коровкины, Караваевы... Аресты, кроме Москвы, производились в Петербурге (Ленинграде), Саратове, Киеве, Харькове, Казани, Пензе, а в Армавире так даже арестовали кота.

С. 97/75. Однажды в выходной день <...> помнится, в понедельник... — Очередной парадокс советской жизни, порожденный все той же идеологической демагогией: с началом 1-й пятилетки (1929 г.) городская жизнь была переведена сперва на пятидневную неделю («пятидневка»), потом на шестидневную («шестидневка»). Этот новый порядок объяснили заботой о здоровье трудящихся, борьбой с «религиозными предрассудками» (отмена воскресений), экономической целесообразностью. В результате не стало общих выходных дней. Летом 1939 г. была восстановлена семидневная неделя (это мотивировалось желательностью единообразия ритма городской и деревенской жизни).

С. 99/76. Божедомка. — Улица в Москве (ул. Достоевского), названа по месту, где прежде погребали людей, умерших насильственной смертью.

С. 99/77. ...увидел неизвестного человека, одетого в черное и в черном берете. — При первом своем появлении «иностранец» был одет во все серое (см. с. 15/10). Едва ли это различие следует относить за счет недостатков редактуры, так как костюм этого персонажа меняется при каждом новом его появлении (в Варьете, при встрече с буфетчиком, на бале и т. д.). Видимо, это соответствует замыслу автора.

Сцена пробуждения хмельного Степы Лиходеева, обнаружившего в своей спальне «неизвестного человека», и дальнейшее фантастическое перемещение Степы в Ялту имеет сюжетное сходство с аналогичным эпизодом в повести Куприна «Каждое желание», где подвыпивший накануне Иван Степанович Цвет видит в своей спальне незнакомца, назвавшегося Меф<одием> Ис<аевичем> Тоффелем (т. е. Мефистофелем), который незамедлительно отправляет смущенного чиновника в Черниговскую губернию (см. М.С. Петровский. Указ. соч. С. 218 и далее). Однако психологическая характеристика и сам внешний облик персонажей Куприна и Булгакова столь различны, как различно и авторское осмысление ситуации в одном и другом случае, что невозможно говорить о влиянии Куприна на Булгакова — самое большее можно говорить о заимствовании некоторых деталей.

С. 100/78. — Никакой пирамидон вам не поможет. — Всп. сцену утреннего похмелья Мышлаевского в «Белой гвардии», который также по поводу «рюмки водки» говорит: «лучше всяких пирамидонов» (1, 242).

С. 100/78. — Следуйте старому мудрому правилу — лечить подобное подобным. — Лечить подобное подобным (Similia similibus curantur) — принцип гомеопатии, провозглашен С. Ганеманом (1755—1843).

С. 101/78. ...на Сходне. — Железнодорожная станция и поселок в 31 км от Москвы по Николаевской (Октябрьской) дороге, названа по одноименной реке.

С. 101/78—79. ...куда этот Хустов и возил Степу в таксомоторе. Припомнилось даже, как нанимали этот таксомотор у «Метрополя»... (см. также «таксомоторная стоянка»; 236/182). — Ко времени работы Булгакова над «Мастером и Маргаритой» слово для обозначения автомобиля, снимаемого в прокат по счетчику, еще не приняло устойчивой формы (всп. «поедем в таксо» в «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова [М.: Панорама, 1995, с. 267]; и «сто двадцать маленьких <...> таксомоторов» в «Золотом теленке»; указ. соч. С. 30. Словарь проф. Д.Н. Ушакова (т. 3, 1940) в качестве основной словоформы еще приводит «таксомотор», а при форме «такси» дает отсылку, тогда как 17-томный академический словарь (т. 15, 1962) уже в качестве основной дает словоформу «такси».

С. 102/79. Профессор черной магии Воланд. — Немецкое имя булгаковского сатаны (der Voland — «черт») восходит к Гёте («Platz! Junker Voland kommt», — сцена «Вальпургиева ночь»; Op. cit. S. 219); гётевского черта напоминают и многие внешние атрибуты (грим оперного Мефистофеля, о котором говорит Мастер, пудель и пр.). Воланд наделен и некоторыми другими признаками «духа зла» (как называет его Левий Матвей): он хромает, носит на груди языческий амулет, на бале одет как председатель шабаша (см. М.А. Орлов. Указ. соч. С. 32), повелевает демонами и грешниками и т. д.

Но у Гёте Мефистофель, отчасти воплощающий идеи французского рационализма XVIII в., был гораздо ближе к христианским понятиям о «духе зла», чем Воланд у Булгакова. Мефистофель если и не противопоставлял себя откровенно Богу, то хотел опорочить Божие творение («Творенье не годится никуда»; Указ. соч. С. 50), а тем самым умалить и самого Творца.

Некоторые критики именно так — как антипода Господа Бога — и пытались интерпретировать Воланда. Но такая интерпретация не соответствует тому, что говорит и как ведет себя булгаковский сатана. Образ этот лишен и малейшего намека на богоборчество или богохульство. Заметим, что именно Воланд пытается убедить Берлиоза и Бездомного в существовании Бога и Христа, что рассказ Воланда об Иешуа Га-Ноцри исполнен благожелательства в отношении Иешуа, что Иешуа обращается к Воланду с просьбой («— Он <...> просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем», с. 453/350) и Воланд охотно ее исполняет, а просьбу Маргариты (простить Фриду), обращенную к Воланду, исполняет Иешуа (с. 359/276), и т. п. Более того, — булгаковский сатана решительно никого не провоцирует на дурные поступки, а лишь «регистрирует» их. Словом, он и Иешуа представляют разные «ведомства» единого Божественного миропорядка, осуществляя некий нравственный закон равновесия возмездия и милосердия. И в этом смысле Воланд действительно «вечно совершает благо».

С. 102/79. Вчера днем он приехал из-за границы в Москву <...> и предложил свои гастроли в Варьете. — В редакции 1928 г. было: Велиар Велиарович Воланд «приехал в Москву, чтобы выступить в Мюзик-Холле» (М. Чудакова. Жизнеописание... С. 393).

С. 103/80. ...послал Груню в ближайший гастроном за водкой... — В Москве магазины с вывеской «гастроном» появились только после отмены продовольственных карточек в середине 30-х годов, до того времени фраза «послать в гастроном» была бы непонятной, так как словари указывали при этом слове только одно значение: «знаток и любитель вкусной еды» (см., например, словарь проф. Д.Н. Ушакова, т. 1, 1935; ср. словарь проф. С.И. Ожегова [М., 1981] указывает также второе значение: «гастрономический магазин»).

С. 103/80. ...финдиректора Римского... — В первые десятилетия советской власти директоров, как правило, назначали не по деловым признакам, а по партийной принадлежности или по социальному происхождению. Именно таким «красным директором» (М. Булгаков. Великий канцлер. С. 51) был Степа Лиходеев (о его деловых качествах выразительно говорит Коровьев: «...ни черта не делают, да и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено», с. 106—107/83). Реальная работа при таком директоре ложилась на плечи одного из заместителей. В данном случае таким замом был Григорий Данилович Римский, однофамилец композитора Н.А. Римского-Корсакова (1844—1908), автора исторических и сказочных опер. Может быть, столкновение финдиректора со сказочной нечистью (гл. 14: «Слава петуху!») было основанием для сближения фамилий (см. Б.М. Гаспаров. Указ. соч.).

Влияние сказочной фантастики Н.А. Римского-Корсакова (в том числе его «волшебной оперы-балета «Млады»», 1891 г.), возможно, сказалось на выборе имен помощников «мага» — Бегемота и Фагота (см. Ф. Балонов. Влекущая тайна творчества. Литературная дьяволиада в оперных декорациях // Вечерний Ленинград. 1988, август).

С. 107/83. ...Степа, совсем уже сползший на пол, ослабевшей рукой царапал притолоку (см. ниже: «И тогда спальня завертелась вокруг Степы, и он ударился о притолоку головой...»). — Слово «притолока», означающее верхний брус двери, употреблено здесь неточно.

С. 107/83. ...он такой же директор, как я — архиерей. — Архиерей — общее неофициальное название для епископа, архиепископа, митрополита.

С. 107/83. Азазелло. — Итальянизированная форма еврейского имени Азазель («козел-бог»). По книге Левит (XVI 8) — это падший ангел, совращающий людей. Ему приносится в жертву за грехи народа козел («козел отпущения») в День искупления (Йом-Кипур). В христианстве отождествляется с сатаной, который после Страшного Суда будет брошен в огонь.

С. 107/83. — Разрешите, мессир, его выкинуть ко всем чертям из Москвы? — Булгаковские черти то и дело чертыхаются, что создает некоторый комический эффект. См. также: «ни черта не делает»; «Уж он черт знает где!»; «...капризен, как черт знает что!» — в речи Коровьева (с. 106/83; 123/96; 124/96); «Черт его знает как!» — говорит Азазелло Маргарите (с. 284/ 217); Воланд говорит своим приближенным: «— А черт вас возьми, с вашими бальными затеями!» (с. 326/249), а в другом месте он вспоминает свою (то есть «чертову») бабушку (с. 328/251); «Ну, конечно, Бегемот, черт его возьми!» — объясняет шум в квартире Азазелло (с. 434/335) и т. п.

Мессир — почтительное наименование феодальных сеньоров, позднее употреблялось перед собственными именами юристов, медиков, священнослужителей. Для стиля Булгакова характерно, что в другом случае (в речи Коровьева) это французское слово заменяется при обращении к тому же Воланду русским словом «сударь», хотя там же стоит и слово «мессир» (с. 155/120).

С. 111/86. Иван <...> мысленно окрестил кабинет «фабрикой-кухней». — Одно из проектных мероприятий или предприятий первых 10—15 лет строительства социализма в нашей стране, при помощи которого намеревались радикально перестроить домашний быт и обеспечить эмансипацию женщин. В словаре проф. Д.Н. Ушакова этому слову посвящена отдельная статья («Крупное предприятие общественного питания, приспособленное для массового производства готовых кушаний и основанное на машинной технике»). Первая фабрика-кухня была открыта в Иваново-Вознесенске в 1925 году, в Москве — в 1929 году; к концу 30-х годов это мероприятие пришло в забвение (см. И. Ильф, Е. Петров. Золотой теленок. М.: Панорама, 1995. С. 419). Современные словари русского языка этого слова как самостоятельную лексему не указывают.

С. 113/87. — Доктор Стравинский... — Руководитель знаменитой психиатрической клиники, подобной которой в те годы в нашей стране не было и быть не могло, является однофамильцем композитора Игоря Федоровича Стравинского (1882—1971). Он также является однофамильцем врача Г.Ф. Стравинского, с которым вместе работал Булгаков во время войны в госпитале в Каменец-Подольске (см. А.А. Бурмистров. К биографии М.А. Булгакова (1916—1918) // Творчество Михаила Булгакова. Исследования. Материалы. Библиография. Кн. 1. Л.: Наука, 1991. С. 8). В Москве была психиатрическая клиника 1-го Мединститута в Б. Божениновском переулке имени С.С. Корсакова — Булгаков переменил фамилию композитора. Вообще же это настойчивое обыгрывание фамилий знаменитых музыкантов является чертой гротескной системы всего романа о Мастере.

С. 113/88. «Целое дело сшили», — подумал Иван... — Смысл этого предложения связан с значением словосочетания «шить дело» в уголовном жаргоне: «необоснованно обвинять кого-нибудь»; в данном случае имеется в виду необоснованное представление врачей и других людей о сумасшествии Ивана.

С. 116/90. ...среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные... — Недоверие и пренебрежительное отношение пролетарского поэта к интеллигенции соответствовало официальной идеологии советского режима и политике террора. Коммунисты придумали множество объяснений своего враждебного отношения к образованному слою общества (экономических, политических, философских и других), но суть была в их требовании безусловного единомыслия, без которого они не могли бы править страной (всп. предложение Бездомного относительно «инакомыслящего» Канта). См. примеч. к с. 428 «Записок покойника».

С. 120/93. Никанор Иванович Босой, председатель жилищного товарищества дома № 302-бис... — В 20—30-е годы считалось, что жильцы каждого дома сами управляют своими домовыми делами через избранный ими домовый комитет («домком»), во главе которого стоял председатель («домоуправ»), обычно остававшийся бессменным.

Булгаков в 1921—1934 гг. постоянно бедствовал в поисках жилья, и фигура домоуправа, «выжиги и плута», характерна как для его творчества в целом (всп. образ управдома Бунши-Корецкого в «Иване Васильевиче», председателя домкома Аллилуи (Портупеи) в «Зойкиной квартире»), так и для городского быта тех лет, когда «квартирный вопрос» «испортил» москвичей.

С. 122/95. — А бывает и наоборот, и еще как бывает! — Во времена, когда недавние лидеры партии, наркомы и послы, ответственные государственные деятели, руководители культурной и идеологической жизни страны один за другим теряли свои престижные посты, «прорабатывались», объявлялись «врагами народа» или просто «исчезали», эта сентенция Коровьева была смелой и дерзкой выходкой.

С. 122/95. — ...ну, скажем, Коровьев. — Фамилия эта могла возникнуть у Булгакова по ассоциации с Коровкиным из «Братьев Карамазовых», которому Иван рассказал когда-то «анекдот» о грешнике, осужденном идти «во мраке квадрильон километров», прежде чем «ему отворят райские двери» (возможность такой ассоциации предусмотрел сам Булгаков, сообщив в «Эпилоге» об аресте четырех Коровкиных в процессе розыска Коровьева).

Был также теперь почти забытый автор оригинальных водевилей и переводчик с французского Николай Арсеньевич Коровкин (1816—1876), который Булгакову — при его превосходном знании театра — мог быть известен.

«Клетчатый гаер», «попрошайка и ломака регент», Коровьев — демон пошлости, пронырства и лакейской фамильярности, под стать тем пошлякам, с которыми ему приходится иметь дело в Москве. Эту сторону его характера выражает семантика его второго имени — Фагот, которое, кроме названия музыкального инструмента, в итальянском и французском языках означает «неуклюжего человека» (ит.), «вздор», «нелепость» (фр.) и своими производными связано с понятиями «вранье», «шут» и т. п. (см. И.Л. Галинская. Указ. соч. С. 97). Где-то между 1928 и 1931 гг. О.Э. Мандельштам подал в Госиздат заявку на роман, называвшийся «Фагот»; роман должен был представлять собой «семейную хронику», главным его персонажем был «оркестрант Киевской оперы «фагот»»; действие романа отнесено ко времени убийства П.А. Столыпина (1911 г.) (см. М.С. Петровский. Указ. соч. С. 235 и далее). Заметим, однако, что в отношении к Маргарите и к Мастеру Коровьев обнаруживает самые добрые чувства, и сама его фамильярность в этих случаях вполне благожелательна.

Довольно трудно сказать что-нибудь определенное об исторических аллюзиях, которые могли быть связаны у Булгакова с этим персонажем. Его преображение в «темно-фиолетового рыцаря с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом» (с. 477/368), который когда-то был наказан за «каламбур» насчет «света» и «тьмы» (с. 477/368), то есть о Боге и дьяволе, убедительного объяснения до сих пор не получило (см. указ. выше работы И. Галинской, Б. Соколова, Л. Яновской).

С. 124/96. ...иностранцам полагается жить в «Метрополе», а вовсе не на частных квартирах... — Возможно, что формально в стране в годы советской власти не было закона, запрещающего иностранцам жить на квартирах у родных, знакомых или просто у посторонних людей в качестве жильцов, но реально никто не решался поселить у себя иностранца (а большинство даже не решалось пригласить иностранца в гости к себе домой). И даже в начале 80-х годов «участковые» предостерегали от таких поступков жильцов «писательского дома» в Москве (Лаврушинский пер. 17/19).

С. 124/96. А вашему товариществу, Никанор Иванович, полнейшая выгода и очевидный профит. — Франц. profite — «выгода, нажива, прибыль» (разг.)

С. 125/91. ...придется увязать этот вопрос с интуристским бюро.

— Я понимаю! — вскричал Коровьев. — Как же без увязки! — «Увязать вопрос», «увязка» — характерные советские канцеляризмы (например, «увязка планов»).

С. 125/97. ...какая у него вилла в Ницце! — См. примеч. к с. 511 «Записок покойника».

М.О. Чудакова приводит такой разговор Булгакова с режиссером И.А. Пырьевым, записанный в дневнике Е.С. Булгаковой: «Пырьев — Вы бы, М.А., поехали на завод, посмотрели бы...

— Шумно очень на заводе, а я устал, болен. Вы меня отправьте лучше в Ниццу» (Жизнеописание... С. 524; в публикации Лосева и Яновской дневников Елены Сергеевны этого разговора нет). Как раз в эти дни Булгаковым в очередной раз отказали в выезде за границу.

С. 125/97. — Да будущим летом, как поедете за границу, нарочно заезжайте посмотреть... — Рекомендация рядовому советскому обывателю «заехать посмотреть» в Ниццу в советских условиях строжайшей изоляции ото всего мира могла восприниматься только как злая ирония. Спустя 30 лет писатель Фазиль Искандер в рассказе «Англичанин с женой и ребенком» повторит эту «шутку» Коровьева, и она была в 70-е годы так же актуальна, как и во времена «невыездного» (то есть не выпускаемого за границу) Булгакова.

С. 126/98. — Эйн, цвей, дрей! — Нем. «Раз, два, три!» Использование иностранных слов в русской речи («макаронизмы») типично для пошловатых острословов (роль, на которую осужден Коровьев за свой «каламбур»); см. ниже: «авек плезир» (франц. «с удовольствием», с. 157/121); то же в речи массолитовского поэта Амвросия («оревуар» — франц. «до свидания», с. 74/58).

С. 128/99. ...спекулирует валютой. — В годы советской власти слово «валюта» приобрело новое значение: так стали называть иностранные (а заодно — и прежние русские золотые, достоинством в 5 и 10 руб.) деньги, свободно конвертируемые, в отличие от советских денег. Введя новые деньги, правительство потребовало, чтобы граждане сдавали царские золотые в обмен на бумажные советские по номиналу 9898 (то есть один к одному); хранение золотых денег объявлялось незаконным, причем в действительности преследовалось также и хранение иностранных денег («валюты», или «инвалюты»).

Власти прибегали к насильственному изъятию золота и валюты (а заодно — и драгоценностей, всп. бриллиантовое колье Иды Геркулановны Ворс, с. 209/161), сопровождавшемуся арестами и мучительными допросами.

Люди, хранившие «валюту» или совершавшие с ней какие-нибудь финансовые операции, назывались «валютчиками». Борьба с «валютчиками» продолжалась до недавнего времени, а в конце 50-х годов был принят закон о применении смертной казни за «спекуляцию валютой» в крупных масштабах; аресты продолжались и в 80-е годы. М.О. Чудакова пишет, что пострадавшие люди удивлялись, как мог Булгаков построить довольно комическую сцену на материале страшных человеческих страданий. Но ведь и вся книга Булгакова построена на страшном материале русской революции, и сила ее как раз и состоит в том, что автор нигде не теряет присутствия духа и этим помогает сохранить мужество читателю.

С. 128/99. ... опасаюсь мести вышеизложенного председателя. — Уродливый канцеляризм «вышеизложенный председатель» подчеркивает духовное убожество домкомовских жуликов.

С. 131/102. ...администратор Варьете — Варенуха. — Слово «Варенуха» означает «пьяный напиток из навара водки и меду на ягодах и пряностях», «взваренец», «душепарку». Сочетание смешной фамилии и простецкого характера этого персонажа со страшной ролью «вампира-наводчика» придает фарсовый характер «истории», в которую случайно попал недалекий администратор. Фарс усилен сравнением Варенухи с Купидоном (богом любви), вылетающим в окно из кабинета финдиректора (с. 200/154).

С. 133/103. — Сверхмолния вам. — Такого вида телеграфной корреспонденции не существовало (были телеграммы простые, срочные, молнии), как не было и «сверхсрочных разговоров» по телефону (см. с. 138/107).

С. 133/104. — Лжедимитрий! — Самозванец, принявший в начале XVII в. имя царевича Димитрия, сына Ивана Грозного. Было несколько самозванцев, принимавших это имя, самый известный из них (Лжедимитрий I) объявился в Польше в 1601 г., предположительно это был Григорий Отрепьев.

С. 135/105. «...Скалы, мой приют...» — Романс Шуберта (1797—1828) на слова Г.Ф.Л. Рельштаба (1799—1860) из сборника «Лебединая песнь».

С. 136/105. Фотограмма. — Окказиональное слово, то же, что «фототелеграмма»; встречается также в дневнике Е.С. Булгаковой (см. указ. соч. С. 69).

С. 138—139/108. Римский <...> сложил <...> телеграммы и копию со своей в пачку, пачку вложил в конверт, заклеил его, надписал на нем несколько слов и вручил его Варенухе, говоря:

— Сейчас же, Иван Савельевич, лично отвези. Пусть там разбирают. — Всякому советскому читателю ясно, что Римский послал Варенуху с телеграммами в тайную полицию (ОГПУ/НКВД/КГБ), но ясно также и другое, — почему вместо прямого называния адресата писатель употребил местоимение «там»: коммунистический террор поголовно всем жителям страны внушал такой страх перед этим учреждением, что на его имя было как бы наложено всеобщее табу — его не смели ни произнести, ни написать. И Булгаков строго выдерживает это табу на протяжении всей книги, заменяя местоимениями (или эллипсами) не только имена, но и глаголы. Так, о том же Римском, встревоженном долгим отсутствием Варенухи, автор пишет: «Римскому было известно, куда он ушел, но он ушел и... и не пришел обратно! Римский пожимал плечами и шептал сам себе: — Но за что?!» (151/116—117), т. е. за что арестовали. Но произнести этот глагол даже мысленно Римский не смеет. Точно то же происходит с Максимилианом Андреевичем Поплавским, дядей погибшего Берлиоза: обнаружив исчезновение всех членов правления жилтоварищества дома № 302-бис, он размышляет: «И нужно ж было, чтоб их всех сразу...» (с. 250/193), не смея даже мысленно произнести рокового глагола. Еще до Поплавского и Римского та же немота настигает Степу Лиходеева, когда он увидел печать на комнатах Берлиоза (см. с. 104/81). И далее сам автор пишет о тайной полиции иносказательно, называя ее местоименным способом: «туда, куда» (с. 195), «тем, кто» (с. 196), в крайнем случае — «одним из московских учреждений» (с. 417/322). Подобного сакрального изображения «святая святых» и фундамента советского социализма не было ни у одного писателя, современного Булгакову.

С. 140/109. — В Пушкине открылась чебуречная «Ялта»! — Пушкино — поселок под Москвой на реке Уча по северной ж. д., исконно — Пучкино; модное дачное место с конца XIX в.; с 1925 г. — город.

С. 142/110. ...над Москвой низко ползет желтобрюхая грозовая туча. Вдали густо заворчало. — Мотив грозовой тучи, окрашенной зловещей желтизной, окутывающей землю мраком, прорезаемым огненными молниями, проходит через оба романа (античный и современный), объединяет их в одну трагическую историю несостоявшегося спасения людей, неотвратимости гибели и последнего Суда. См. далее: «Солнце исчезло <...> Поглотив его, по небу с запада поднималась грозно и неуклонно грозовая туча. Края ее уже вскипали белой пеной, черное дымное брюхо отсвечивало желтым. Туча ворчала, и из нее, время от времени, вываливались огненные нити» (с. 226/175); «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана» (с. 378/290); «— Сейчас придет гроза, последняя гроза, она завершит все, что еще должно быть завершено <...> Черная туча поднялась на западе и до половины отрезала солнце. Потом она закрыла его целиком <...> стало темно. Эта тьма, пришедшая с запада, накрыла громадный город. Исчезли мосты, дворцы. Все пропало, как будто этого никогда не было на свете. Через все небо пробежала одна огненная нить. Потом город потряс удар, и началась гроза» (с. 456/352—353); «Но не столько страшен палач, сколько неестественное освещение во сне, происходящее от какой-то тучи, которая кипит и наваливается на землю, как это бывает только во время мировых катастроф» (с. 497/383).

Две страшные грозы, описанные почти в одних и тех же словах, сопровождают две мировые катастрофы — трагическую казнь Иешуа Га-Ноцри, проповедь которого могла бы спасти все человечество, и нравственную гибель сломленного людьми Мастера, напомнившего людям правду о Га-Ноцри, его учении и судьбе. Между этими двумя катастрофами заключена двухтысячелетняя история европейско-христианской цивилизации, которая оказалась несостоятельной и обреченной, подлежащей последнему, Страшному Суду.

С. 144/112. ...совершенно нагая девица... — Служанка Воланда Гелла (с. 264/204) — фигура очень живописная в фантастической свите сатаны, но не имеющая своей роли в коллизии романа. Может быть, поэтому автор как будто забыл о ней в конце произведения: она вылетает из горящего дома № 302-бис («из окна <...> вылетели три темных, как показалось, мужских силуэта и один силуэт обнаженной женщины», с. 435/336), но ее нет в свите Воланда в последнем полете.

Багровый шрам на шее Геллы (с. 161/125) — как будто знак насильственной смерти, он снова возвращает нас к «Фаусту» Гёте: с таким шрамом привиделась Фаусту Гретхен в Вальпургиеву ночь.

Английская исследовательница Лесли Милн предполагает, что имя этой героини Булгаков нашел в Брокгаузовском словаре, в статье «Чародейство» (L. Miln. The Master and Margarita. A comedy of victory. Birmingham, 1977).

С. 145/114. ...ну его в болото! — Болото, по старым народным поверьям, — местопребывание всякой нечисти (всп. поговорку «было бы болото, а черти найдутся»); так что фраза эта равносильна выражению «ну его к черту!».

С. 147/114. Кто я, в самом деле, кум ему или сват? — То есть, «какое мне до него дело?» Кум — крестный отец по отношению к родителям крестника и к крестной матери; сват — тот, кто сватает, а также родители одного из супругов по отношению к родителям другого супруга.

С. 148/115. О чем, товарищи, разговор? — Вульгарный советизм, характерный элемент речи Ивана Бездомного.

С. 148/115. ...возразил новый Иван ветхому, прежнему Ивану. — Противопоставление «двух Иванов» аналогично церковному противопоставлению ветхого Адама (т. е. согрешившего первого человека) новому Адаму (т. е. Спасителю).

С. 148/115. И вместо того, чтобы поднимать глупейшую бузу на Патриарших, не умнее ли было... — «Буза» — «шум, скандал» (вульг., прост.).

С. 150/115. ЧЕРНАЯ МАГИЯ И ЕЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ. — В некотором смысле это — центральная глава романа о современности, придающая ему характер грандиозного разоблачения. Тема разоблачения была задана еще в театральной афише («профессор Воланд: сеансы черной магии с полным ее разоблачением», с. 132/102), повторена в названии главы, она нарастает по мере развития действия, повторяется в настойчивых репликах конферансье Жоржа Бенгальского, в категорическом требовании Аркадия Аполлоновича и неожиданно разрешается в буффонадном финале самих «разоблачителей», как и в разоблачении коммунистического мифа о «новом обществе» и «новых людях».

Здесь получает объяснение и само появление Воланда в Москве, причем объяснение не только комическое, но и трагическое, — ибо, может быть, за всю историю христианской цивилизации никогда еще прежде не обнаруживалась с такой очевидностью ее несостоятельность, то, что она созрела для Страшного Суда.

Всп., что говорит Воланд буфетчику варьете: «— Я вовсе не артист, а просто мне хотелось повидать москвичей в массе, а удобнее всего это было сделать в театре» (с. 262/202).

Желание Воланда познакомиться с людьми нового общества, созданного коммунистами, вполне понятно. Ведь устроители нового общества утверждали, что они переделают самое нравственную природу человека. Чернышевский свою коммунистическую утопию так и назвал: «Из рассказов о новых людях». Маркс предложил назвать «предысторией человеческого общества» весь период существования людей до социальной революции («Предисловие к «Критике политической экономии»» // К. Маркс, Ф. Энгельс. Избран. произведения. М., 1952. Т. 2. С. 323), так как «от нее начнет свое летоисчисление новая эпоха, в которой сами люди сделают такие успехи, что это совершенно затмит все сделанное до сих пор» (Ф. Энгельс. Введение в «Диалектику природы» // Там же, с. 65). Грядущее появление этого «нового», «свободного» человека возвещали еще до революции М. Горький и Маяковский. Образ этого «нового», советского человека фальсифицировали многочисленные представители так называемого социалистического реализма в официальном советском искусстве.

Как известно, еще в 1925 г. Булгаков высмеял миф о «новом человеке» в фантастической гротескной повести «Собачье сердце». С мягкой иронией Воланд в конце «Мастера и Маргариты» предлагает Мастеру на покое заняться изготовлением в реторте «нового гомункула» (с. 482/371).

В 12-й главе «Мастера и Маргариты» разоблачение мифа о советском гомункуле дано с наибольшей убедительностью и художественным тактом, без всякой публицистики.

Спросив своего помощника: «Скажи мне, любезный Фагот <...> как, по-твоему, ведь московское народонаселение заметно изменилось?» (с. 154/119; причем Воланд говорит о «внутренних» переменах), Воланд тут же сам дает отрицательный ответ на свой вопрос: «Люди как люди...» (с. 160/123), т. е. те же, что были и при кесаре Тиверии, — Ида Геркулановна и барон Майгель недалеко ушли от Низы и Иуды; толпа москвичей, пришедших смотреть сеанс черной магии, нравственно стоит на том же уровне, что и толпа богомольцев в древнем Ершалаиме, увлеченная «интересным зрелищем» жестокой казни (с. 218/168).

Жертва Иешуа Га-Ноцри оказалась напрасной. Это придает произведению Булгакова характер безысходной трагедии. Менее, чем через 10 лет, история позволит Б. Пастернаку сделать вывод прямо противоположный.

С. 151/116. Джулли. — Артистический псевдоним. По мнению Б. Мягкова, прототипом послужило семейство циркачей-велофигуристов Подрезовых, выступавших под псевдонимом Польди («Москва: по следам булгаковских героев» // Дружба народов. 1986. № 4. С. 110).

С. 153/118. ...конферансье Жорж Бенгальский. — Собирательный образ, объединяющий черты нескольких популярных конферансье тех лет (см. Б. Мягков. Булгаковская Москва. Гл. 7). Между прочим, Булгаков сам одно время в 1922 г. работал конферансье в каком-то маленьком московском театре (см. 5, 414).

Бенгальский не столько развлекает публику своими не слишком смешными остротами, сколько пытается идеологически управлять и публикой и артистами. Примечательно, что за время своей работы Бенгальский составил себе неплохое состояние, которого ему «должно было хватить» «на пятнадцать лет» (с. 490/378). Образ преуспевающего лжеца, представляющего советские средства массовой информации (а именно — сатирический журнал тайной полиции «Красный ворон»), был дан Булгаковым еще в повести «Роковые яйца» (1925 г.) — там изображен некий Альфред Бронский (Алонзо) — «наглец необыкновенного свойства», по отзыву проф. Персикова (2, 62).

С. 154/119. — Скажи мне, любезный Фагот, — осведомился Воланду клетчатого гаера <...> (см. также с. 456/352: «...ответили оба гаера...», — о том же Коровьеве и Бегемоте). — «Гаер» — (от нем. Geiger — «скрипач») старинное название балаганного шута.

С. 156/120. ...кот раскланялся <...> и вызвал неимоверный аплодисмент. — Франц. applaudissement. Употребление этого слова в русском языке в единственном числе стилистически маркировано.

С. 156/120. Да это червонцы! — Червонцем (от польск. czerwony — «красный», «золотой») в допетровской Руси называлась всякая золотая монета иностранной чеканки; в 1701 г. был отчеканен первый русский червонец (достоинством 3 рубля). С 1922 по 1947 гг. червонцем называлась денежная единица (банкнота), выпускавшаяся Государственным банком на основе декрета СНК от 11 октября 1922 г. Золотое содержание советского червонца было установлено то же, что и в дореволюционной 10-рублевой монете. Банковские купюры были достоинством в 1, 2, 3, 5, 10 и 25 червонцев. Червонный рубль равен ⅒ червонца.

С. 160/123. ...квартирный вопрос только испортил их... — «Самый ужасный вопрос в Москве — квартирный», — писал Булгаков своей сестре Вере Афанасьевне весной 1922 г. (5, 413), — и это утверждение оставалось в силе все последующие годы. Вопрос этот не сводился ни к биографии писателя (а Булгаков страдал от недостатка жилья всю свою московскую жизнь), ни даже к быту поголовно всех москвичей (за исключением крохотной элиты).

Для Булгакова это был кардинальный вопрос бытия, не быта. Дом, очаг, свет еще в «Белой гвардии» представлены как основа бытия, без которой не может существовать личность. Новый строй нес «коммуналку», то есть общежитие, не потому, что он был беден, а потому, что он был рассчитан на уничтожение личности. Общежитие позволяло установить тотальный контроль за поведением каждого лица, оно развивало в людях зависть и злобу, делало доносительство гражданской добродетелью.

С. 160/123. — ...люди как люди. Любят деньги <...> Ну, легкомысленны... ну что же... и милосердие иногда стучится в их сердца... — В «Книге Иова» сатана хочет оклеветать праведника (I 9—11), Мефистофель в «Фаусте» Гёте дает уничтожающий отзыв о человеке (тоже, по большому счету, клеветнический):

Божок вселенной, человек таков,
Каким и был он испокон веков.
Он лучше б был чуть-чуть, не озари
Его ты божьей искрой изнутри.
Он эту искру разумом зовет
И с этой искрой скот скотом живет.
Прошу простить, но по своим приемам
Он кажется каким-то насекомым.
Полулетя, полускача,
Он сверестит, как саранча...

(Указ. соч. Т. 2. С. 16)

Суждение Воланда о человеке гораздо сдержаннее, из него никак нельзя вывести, будто «творенье не годится никуда» (вывод Мефистофеля, который предполагает ошибку Господа Бога).

С. 161/124. — Таперича, когда этого надоедалу сплавили <...> откроем дамский магазин. — В соответствии с вынужденной ролью гаера речь Коровьева насыщена вульгаризмами и просторечными словами: «таперича», «сплавить», окказиональное словечко «надоедала» образовано по типу «вышибала», «объедала» и др.

С. 161/125. — Герлэн, Шанель, Митсуко, Нарсис нуар, Шанель номер пять... — Герлэн — французская парфюмерная фирма; Шанель — имя известной французской модельерши, основательницы и владелицы знаменитой фирмы (1914 г.) — Gabrielle Chanel (1883—1971), а также духи, названные ее именем, среди которых самыми прославленными являются «Шанель № 5»; Митсуко, Нарсис нуар — названия духов.

С. 161/125. ...вечерние платья, платья коктейль... — Франц. robe de cocktail.

С. 164/127. Аркадий Аполлонович Семплеяров. — Фамилия образована от франц. слова simple — «простой», «заурядный», «глупый». Высокому положению этого человека («не кто иной, как» «почетный гость», с. 164/127; живет в «Доме правительства», с. 418/322) не соответствуют его реальные способности: он, самое большее, может руководить грибозаготовочным пунктом (с. 491/379).

С. 164/127. ...Акустической комиссии... — Выдуманное Булгаковым учреждение по образцу многих реально существующих и столь же бесполезных (что видно из самого названия этой комиссии).

С. 165/127. — Зрительская масса требует объяснения.

— Зрительная масса, — перебил Семплеярова наглый гаер, — как будто ничего не заявляла. — Семплеяров изъясняется на жаргоне советской канцелярии («зрительская масса» вместо простого слова «зрители»); как бы передразнивая его, Коровьев отвечает ему другим (чуть ухудшенным) синонимичным канцеляризмом. Советский чиновник нагло и без всяких оснований выступает от имени «массы», он на то и поставлен власть имущими, чтобы «руководить», то есть навязывать «массе» «нужные» мнения, представления, оценки, решения, выдавая их при этом за «общенародные». В сущности ведь так же поступает Берлиоз, навязывая Бездомному содержание его будущей поэмы о Христе. Таков был нехитрый механизм формирования «общественного мнения», остроумно обнаруженный Булгаковым в двух, казалось бы, незначительных сценках. Но ведь многие, по-видимому, верили в реальность существования такого «мнения». Так, тот же артист Г.М. Ярон уже в 1960 г., спустя 24 года после закрытия Мюзик-Холла, все еще «разоблачал» «ошибки» этого неугодного начальству театра, ссылаясь на ту же мифическую «зрительскую массу»: «Мюзик-Холл в те годы откровенно подражал буржуазной эстраде с ее непременными «герлс» — это, конечно, было совершенно неприемлемо в советском театре, и общественность резко указывала руководителям Мюзик-Холла на то, что они взяли неверный курс» (Указ. соч. С. 166—167). Так закрыли Мюзик-Холл, театр Мейерхольда, Еврейский театр, Камерный театр, так в наши дни «проработали» любимовский театр на Таганке за постановку «Мастера и Маргариты»...

С. 165/128. — Уй, мадам. — Франц. Oui, madame — «Да, мадам».

С. 165/128. ...на Чистых прудах... — Чистые (до очистки в 1712 г. — Поганые) пруды — бульвар в Москве между Мясницкими (Кировскими) и Покровскими воротами.

С. 165/128. ...на Елоховскую улицу... — Улица в Москве (Спартаковская), начинается у пл. Разгуляй.

С. 166/128. ...роль Луизы!! — Луиза Миллер — героиня пьесы Шиллера «Коварство и любовь» (1784 г.).

С. 166/128. ...зонтиком она ударила Аркадия Аполлоновича по голове. — В 1925 г. Булгаков опубликовал в «Гудке» фельетон «Мадмазель Жанна» о «знаменитой» прорицательнице и медиумистке «из Парижа и Сицилии». Шарлатан, представивший ее публике, развязно говорил совершенно в духе Жоржа Бенгальского: «Не следует думать, что здесь какое-либо колдовство или чудеса <...> ибо чудес не существует <...> Все построено исключительно на силах природы и с разрешения месткома...» (2, 526) «Прорицательница» по подсказке конферирующего «угадывает» подробности из семейной жизни публики, и одна из зрительниц, узнав об измене мужа, «хлопнула» его «ридикюлем по правой гладко выбритой щеке» (2, 527).

С. 166/128. — Маэстро! Урежьте марш! — Слова марша, заказанного Котом, взяты из водевиля Дмитрия Тимофеевича Ленского (настоящая фамилия Воробьев; 1805—1860) «Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка» (1839), переизданного в 1937 г. (см. Б. Мягков. Адреса... С. 159—160). Семантика и экспрессия слова «урежьте» здесь окказиональны и принадлежат автору.

С. 167/129. ...в Варьете после всего этого началось что-то вроде столпотворения Вавилонского. — Вавилонское столпотворение — бестолковый шум, неразбериха при большом стечении народа (связано с библейским преданием о попытке построить столп вышиною до неба и смешении языков. Столп — священная башня [зиккурат] — высотою в 191 м был построен в Вавилоне во II тысячелетии до н. э. при царе Навуходоносоре).

С. 167/129. ...надувало-Фагот, равно как и наглый котяга Бегемот растаяли в воздухе... — В журнале «Москва» (1966, № 11, с. 82) вм. слова «котяга» напечатано «котяра», так же в Од. 73, в пятитомнике и во всех других доступных нам отечественных изданиях. В совр. русском языке суффикс -яг(а) является довольно продуктивным (ср. дворняга, коняга, парняга, чертяга, бедняга, миляга, доходяга, стиляга и др.), тогда как суффикс -яр(а) словарями не указан. Без обращения к рукописям писателя сделать окончательный выбор того или иного слова невозможно.

С. 168/129. ЯВЛЕНИЕ ГЕРОЯ. — Название этой главы многозначно и многозначительно. В ней впервые является читателю главный герой романа о современности и автор «романа о Понтии Пилате», трагический Мастер, соотнесенный в качестве протагониста современного романа с самим Иешуа Га-Ноцри, протагонистом всего произведения в целом.

Но в этом названии заключена и трагическая ирония — герой является в больничном халате, в качестве пациента сумасшедшего дома, сознающим свое духовное поражение («— Будем глядеть правде в глаза <...> И вы и я — сумасшедшие...», с. 173/134).

Замечательным и, может быть, не случайным совпадением является то обстоятельство, что и Б.Л. Пастернак главным и трагическим героем своего романа изберет гениального художника, униженного, раздавленного и стертого безликой и бездуховной совдеповщиной, как не случайно и то, что герой Пастернака, как и булгаковский Мастер, обращается к Христу и в Его учении обретает опору.

С. 168/129. ...заглядывал в комнату бритый <...> человек... — Этому противоречит текст на с. 360/276: «Небритое лицо его дергалось гримасой». Между этими двумя появлениями Мастера прошло около 24 часов.

С. 169/130. ...что это вы так выражаетесь: по морде засветил... Ведь неизвестно, что именно имеется у человека, морда или лицо. — Различие в словоупотреблении выражает различие в отношении к человеку — христианина, гуманиста, для которого человек, созданный по образу и подобию Божию, является самодовлеющей ценностью, и революционного поэта Ивана Бездомного, носителя коммунистической релятивистской идеологии, допускающей любые средства для достижения поставленной цели. Иван во всех случаях готов использовать «кулачное право» (применительно к Канту, к иностранному консультанту, к коллеге по МАССОЛИТу), и «лицо» для него — только «морда». Мастер, мистически воссоздавший доподлинную историю последнего дня земной жизни Иешуа Га-Ноцри, встречается с советским писателем, по заказу написавшим «антирелигиозную поэму об Иисусе Христе».

С. 170/131. ...в 119-ю комнату привезли новенького <...> бормочущего про какую-то валюту в вентиляции <...>

— Пушкина ругает <...> и все время кричит: «Куролесов, бис, бис!..» — Речь идет о домоуправе Н.И. Босом, — но это означает, что последовательность глав не совпадает с хронологической последовательностью изображенных в них событий, так как о допросе Босого и о его «сне» про валютчиков сообщается только в 15-й главе (с. 202 и далее).

С. 171/131. — Умоляю, умоляю расскажите! — Это говорит Мастер Ивану. Но далее Иван обращается с теми же словами к Мастеру: «...умоляю, дальше!» (с. 177/137). Такая словесная «перекличка», может быть, неслучайна: Иван уже ощутил на себе влияние Мастера, урок, преподанный ему по поводу «морды» и «лица», разговор о его стихах, рассказ Мастера о себе — произвели на него огромное впечатление, «очеловечили» его.

С. 171/132. — ...жалею, что <...> не было критика Латунского... — Латунский — автор клеветнической статьи, которого Маргарита считает главным виновником гибели Мастера. А.М. Смелянский видит в этом образе контаминацию фамилий и характеров двух враждебных Булгакову критиков: Оскара Литовского, бросившего в 1928 г. словечко «булгаковщина», и А. Орлинского, призывавшего «дать отпор булгаковщине» (Указ. соч. С. 131).

С. 173/133. — ...вы даже оперы «Фауст» не слыхали? — См. Примеч. к с. 199 «Белой гвардии».

С. 173/133. ...Воланд может запорошить глаза и человеку похитрее. — Ср. у Даля: «Не пыли, глаза запорошишь», т. е. «полно врать».

С. 173/134. — Да ведь он тут черт знает чего натворит! — Это опасение Ивана, подтвержденное Мастером («А что натворит, это уж будьте благонадежны!»; 174/134), не сбылось (см. примеч. к с. 102/79, статью «Профессор черной магии Воланд»).

С. 174/134. — Я — мастер... — Образ писателя, лишенного пристанища, преследуемого за свои произведения завистливой критикой и тайной полицией, уничтожающего свои рукописи, в значительной мере автобиографичен.

Слово «мастер» здесь обозначает «лицо, достигшее высшей степени совершенства в какой-нибудь области искусства»; в древности оно означало также причастность к высшей власти и к тайне. И, может быть, не случайно глава «Явление героя» имеет сакральный тринадцатый номер. Мастер Булгакова не только достиг высшей степени совершенства в своем деле, но и наделен чудесным даром прозрения в прошлое («О, как я все угадал!», с. 171/132) и предвидения будущего. Недаром он окружен какой-то тайной и загадочностью («таинственная фигура», «неизвестный», «таинственный посетитель», «странный гость», «загадочный гость», «тот, кто назвал себя мастером» и т. п.). Имя его как бы утеряно, остался только титул, или звание, присвоение которого по окончании его романа сопровождается своего рода коронованием — венчанием черной шапочкой с буквой «М».

Изменившийся в последнюю ночь облик Мастера выражает его духовное существо: это писатель-романтик, но не столько в историко-литературном смысле этого слова, сколько в бытовом — в смысле высоких духовных качеств.

Впервые образ отчаявшегося писателя, встретившегося с сатаной, дан Булгаковым в незаконченном произведении «Тайному другу» (осень 1929 г.); этот образ, по мнению М.О. Чудаковой, стал исходным для образа писателя Максудова в «Записках покойника» и для образа Мастера (Архив... С. 82—85).

Наконец, о том, что послужило «толчком» (или поводом) к тому, чтобы заменить условное наименование протагониста романа о современности Фауста званием «Мастер». М.О. Чудакова видит здесь влияние Сталина: «Мы предполагаем, что слова, сказанные <Сталиным. — Г.Л.> о Мандельштаме, — «Но ведь он же мастер, мастер?», могли повлиять на выбор именования главного героя романа и последующий выбор заглавия» (Жизнеописание... С. 543). При этом исследовательница оговаривается, что именование «мастер» появляется в рукописи Булгакова до того, как ему мог стать известен телефонный разговор Сталина с Пастернаком (там же). Но в таком натянутом объяснении нет вообще никакой нужды, если принять во внимание, что в той же рукописи «Тайному другу» стоит подзаголовок: «Дионисовы мастера» (4, 545) и что в письме «Правительству СССР» (1930 г) Булгаков называет «мастерами» К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко (5, 449). — с равным основанием можно было бы сказать, что это Сталин в 1934 г. вспомнил письмо Булгакова и употребил в разговоре с Пастернаком слово «мастер». Кроме того, первый посол США в СССР У. Буллит, весьма благорасположенный к Булгакову, «называл его мастером» (Е.С. Булгакова. Указ. соч. С. 114) и мог ему, между делом, сообщить, что «старым мастером» называет себя его друг и учитель З. Фрейд (А. Эткинд. Эрос невозможного. История психоанализа в России. СПб., 1993. С. 372). Можно также вспомнить в этой связи название печально знаменитой статьи М. Горького 1932 года: «С кем вы, «мастера культуры»?». Но, повторяю, во всем этом нет нужды — Булгаков достаточно хорошо и сам владел русским языком, чтобы обойтись без подсказок Фрейда, Буллита, Горького, Сталина...

С. 175/135. ...комнату на Мясницкой... — Мясницкая (ул. Кирова) — улица в Москве, названа по поселению мясников в XVII в.; идет от Лубянской площади (пл. Дзержинского) до Садово-Спасской улицы.

С. 175/135. ...нанял у застройщика <...> две комнаты в подвале маленького домика в садике. — В основе этого эпизода, видимо, лежит биографический факт: 1 августа 1927 г. Булгаков снял у застройщика (то есть частного лица, построившего небольшой собственный дом) Адольфа Францевича Стуя трехкомнатную квартиру в доме № 35 по Царицынской (Б. Пироговской) улице. Однако это помещение нельзя отождествить с квартирой Мастера. Л.Е. Белозерская узнает в «подвальчике» Мастера квартиру друзей Булгакова П.С. Попова и А.И. Толстой в доме № 10 по Плотникову переулку (Указ. соч. С. 110); Б. Мягков предлагает считать «домом Мастера» дом № 9 по Мансуровскому пер., где жили другие друзья Булгакова — Топлениновы (Адреса «Мастера и Маргариты». С. 165).

С. 176/136. ...громадная комната — четырнадцать метров! — Своего рода «гиперболическая литота» — способ показать нищету положения человека, называющего «громадной» комнатенку в четырнадцать метров (всп. схожий образ у Маяковского: «Перышком скрипел я, в комнатенку всажен, // Вплющился очками в комнатный футляр...»; указ. соч. Т. 4. С. 182).

С. 176/136. — Ах, какая у меня была обстановка! — В лирическом воспоминании Мастера о своей крохотной и убогой квартирке выражено то же отношение к дому как необходимой опоре частной жизни лица, что и в описании огромной и богатой квартиры Турбиных в «Белой гвардии».

С. 176/136. ...и я уже знал, что последними словами романа будут: «...Пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат». — Это действительно последние слова романа (см. с. 498/384), его «Эпилога», но этими же словами заканчивается и 32-я глава романа (с. 483/372), а также глава 26-я, т. е. последняя глава античного романа (только без слова «всадник»).

С. 176/136. На Арбате был чудесный ресторан... — Видимо, имеется в виду ресторан «Прага» на углу улиц Арбат и Поварская (ул. Воровского). На этом месте еще в конце XVIII в. был трактир, получивший свое современное название в конце XIX в.; нынешнее здание построено в начале XX в.; после 1917 г. помещение это использовалось под столовую Моссельпрома, потом столовую закрыли («не знаю, существует ли он теперь»); в 1955 г. ресторан снова открыли (см. Е. Шереметьева. Булгаков и «Красный театр» // Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 374).

С. 176/136. Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. — В романтическом эпизоде встречи Мастера с его будущей «тайной женой» некоторые видели отражение первой встречи Булгакова в Б. Гнездиковском переулке на Тверской с его будущей женой Е.С. Шиловской (см. А. Шварц. Жизнь и смерть Михаила Булгакова. Документальное повествование // Континент. № 53. 1987), но больше совпадающих деталей обнаруживается в другом биографическом эпизоде — в уличном знакомстве Булгакова весной 1930 г. с Маргаритой Петровной Смирновой. Впрочем, М.О. Чудакова справедливо предполагает, что на воспоминаниях Смирновой могло отразиться позднейшее чтение «Мастера и Маргариты» (см. Жизнеописание... С. 452 и далее).

С. 176/136. — Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. — Во времена Булгакова первыми в Москве после зимы появлялись цветы мимозы.

С. 176/136. Тверская. — Улица в Москве (ул. Горького), идущая от Воскресенской пл. (пл. Революции) до Триумфальных ворот (пл. Маяковского).

С. 177/137. Мы шли по кривому, скучному переулку... — Предполагают (А. Шварц. Указ. соч.; Б. Мягков. Булгаковская Москва. С. 177), что Булгаков имел в виду Б. Гнездиковский переулок.

С. 178/137. Любовь выскочила перед ними, как из-под земли выскакивает убийца в переулке... — Для манеры Булгакова характерно использование грубой, иногда даже вульгарной экспрессии при передаче сильных душевных движений.

С. 178/137. — Вы были женаты?

— Ну да, вот же я и щелкаю... На этой... Вареньке... Манечке... нет, Вареньке... еще платье полосатое, музей... Впрочем, я не помню. — Психологически неправдоподобно, чтобы человек не помнил своей жены, даже имени ее. В произведении Л. Толстого, например, такую ситуацию представить нельзя. Но в экспрессивной манере Булгакова, с ее намеренно грубыми приемами утрирования (всп. испуганного мальчика в сцене разгрома Драмлита или решение Маргариты пожертвовать собой ради Фриды), где тонких приемов анализа мы почти и не встречаем (за исключением разве что передачи душевного состояния Пилата), такой способ показать неодолимость любовной страсти, охватившей одновременно Мастера и Маргариту, представляется читателям оправданным и даже «естественным» (всп. «Потолок на нас пошел снижаться вороном...» у Маяковского).

С. 181/140. Я впервые попал в мир литературы, но теперь <...> вспоминаю о нем с ужасом! — Такой же была реакция на мир официальной советской литературы писателя Максудова (см. примеч. к с. 417 «Записок покойника»).

С. 181/140. Он без нужды мял манускрипт и крякал. — Слово «манускрипт» обычно применяют только к древним рукописям. Современную машинопись так не называют. Использование здесь этого слова и подчеркивает возмутительное обращение редактора с чужим текстом и как-то связано с древней темой романа и даже с его достоверностью.

С. 182/141. Он говорил что-то про косой дождь... — Образ заимствован из стихотворения Маяковского «Домой» (вариант, опубликованный в журнале «Молодая гвардия». 1926. № 1, цит. по: указ. соч. Т. 7. С. 429):

Я хочу
  быть понят моей страной,
  а не буду понят, —
    что ж,
  по родной стране
  пройду стороной,
  как проходит
  косой дождь.

Это применение стихов Маяковского к трагической участи Мастера — еще одно свидетельство сложности отношения Булгакова к поэту.

С. 182/141. Он говорил <...> что ходил куда-то еще. — В этой смутной фразе содержится намек на то, что Мастер где-то еще пытался напечатать свое произведение, а из дальнейших слов можно понять, что какой-то «отрывок» из романа Мастера был где-то напечатан («Моя возлюбленная <...> просила меня простить ее за то, что она советовала мне напечатать отрывок», с. 184/142). Это обстоятельство оправдывает дальнейший рассказ о погромных статьях. В издании «Мастера и Маргариты» 1973 г. редактор А.А. Саакянц «прояснила» эту подробность, напечатав в основном корпусе произведения кусок текста, отброшенный автором или Е.С. Булгаковой: «...Иван догадался из дальнейших путаных фраз, что какой-то другой редактор напечатал большой отрывок из романа» (Од. 73. С. 559).

С. 182/141. ... статью критика Аримана... — Булгаков наградил враждебного критика именем духа зла в религии Зороастра. Возможно, он имел в виду все того же главаря РАППа Авербаха, который фанатично его преследовал со времени выхода «Дьяволиады» (1925 г.). Но скорее всего — это образ собирательный.

С. 183/141. ...ударить <...> по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить <...> ее в печать. — В альбоме вырезок газетных и журнальных отзывов о его творчестве, составленном самим Булгаковым, есть отзыв критика И. Бачелиса («Комсомольская правда» 23 октября 1928 г.), который называет пьесу «Бег» «иконой белогвардейских великомучеников», «написанной посредственным богомазом» (М. Булгаков. Письма. С. 148; «Булгаков и Крым». С. 95).

С. 184/142. ...наступила третья стадия — страха. — Черта автобиографическая: в середине 30-х годов Булгаков даже на улице боялся оставаться один и долгое время лечился у гипнотизера.

С. 185/143. Я вынул <...> списки романа <...> и начал их жечь. — Автобиографическая деталь: Булгакову тоже доводилось ночью сжигать свои рукописи, в том числе — одну из редакций «Мастера и Маргариты» (см. М.О. Чудакова. Архив...).

С. 188/145. — <...> ко мне в окно постучали <...> в половине января, ночью, в том же самом пальто, но с оборванными пуговицами, я жался от холода в моем дворике. — Об аресте и освобождении Мастера Булгаков, как мы видим, сообщает намеками. Такой способ подачи материала нельзя объяснить цензурными соображениями, так как эти прозрачные намеки никак не могли бы обмануть советскую цензуру и думать о публикации этого текста в 30-е годы не приходилось. Просто такая манера передает душевное состояние взволнованного и смертельно запуганного Мастера.

Однако отсутствие прямого сообщения об аресте дало возможность некоторым критикам (Симонову, Вулису, Петелину и др.) сделать вид, что они не поняли этого умолчания (так, В. Петелин утверждал, что Мастер просто сам ушел из дому, узнав, что Маргарита намерена «разорвать с мужем и открыто перейти к нему»: «он не мог принять ее жертвы», «и, поняв, что ее не переубедить, он ушел из квартиры накануне ее перехода к нему», — «где он был эти два месяца? Не имеет никакого значения» (Указ. соч. С. 240). Однако сообщение об «оторванных пуговицах» не оставляет никакого сомнения в том, «где был» Мастер с «половины октября» до «половины января»: в советских тюрьмах (по крайней мере — в сталинские времена) у арестантов отрезали все пуговицы на верхней и нижней одежде.

С. 191/147. СЛАВА ПЕТУХУ! — Образ петуха во многих мифологических системах связан с солнцем, светом и теплом; крик петуха изгоняет всякую нечисть и отпугивает мертвецов. Петух спасает Римского от Геллы; пением петуха заканчивается бал сатаны: после него «толпы гостей стали терять свой облик» (с. 548/267).

С. 192/148. ...приходилось пить горькую чашу ответственности. — Контаминация евангельского образа («пить чашу»; см. Мф XXVI, 39; Мк XIV, 35; Лк XXII, 42) с канцеляризмом («ответственность»), соответствует общему ироническому тону романа о современности.

С. 196/151. Разбитие восьми бутылок белого сухого «Ай-Даниля». — «Ай-Даниль» — столовое вино, названное так по местечку в Крыму (имение гр. М.С. Воронцова) неподалеку от Ялты, где выделывались вина четырех сортов: красное типа «Бордо», белое типа «Сотерн», «Токай» и ликер типа «Лакриме Кристи».

С. 198/153. «Он не отбрасывает тени!» — Мотив исчезновения (продажи) тени как признак вмешательства нечистой силы, получивший широкую известность со времен Шамиссо («Необычайная история Петера Шлемеля», 1814 г.) и Андерсена («Тень», 1847 г.), засвидетельствован в «Истории инквизиции» Генри-Чарльса Ли, где сообщается, что Дон Энрико Арагонский маркиз де Вильена (1384—1434) в числе других неблаговидных поступков «отдал тень свою диаволу в подземелье Сан-Цебриана» (Генри-Чарльс Ли. История инквизиции. СПб., 1912. Т. II. С. 488).

С. 200/155. ...угол у кинотеатра... — У Старых Триумфальных ворот (пл. Маяковского), напротив Никитинского цирка (Мюзик-Холла), находился один из первых московских кинематографов, построенный в 1913 г. А.А. Ханжонковым. После 1917 г. он назывался «Межрабпом Русь» (первое слово расшифровывается как «международная рабочая помощь»), потом переименован в «Горн»; в настоящее время под названием «Москва» включен в новое здание.

С. 201/155. ...из-под стеклянного купола вокзала... — До перестройки в 70-е годы нашего века у Николаевского (Ленинградского) вокзала в Москве был застекленный дебаркадер.

С. 202/155. СОН НИКАНОРА ИВАНОВИЧА. — Эта глава почти полностью (кроме первых трех страниц) была исключена цензурой из журнальной публикации. Она представляет собою как бы вставную новеллу о методах работы советской тайной полиции (ВЧК/ОГПУ, НКВД, КГБ) и, как видно из действия цензора, сохраняла (а может быть, и до сих пор сохранила) актуальность на протяжении всех лет существования советской власти.

Любопытно сравнить ее с книгой писателя-антифашиста Лиона Фейхтвангера «Москва. 1937», по-видимому, заказанной Сталиным специально для оправдания наших политических процессов и массового террора: Булгаков как будто доводит до абсурда фейхтвангеровскую версию справедливости и гуманности сталинского правосудия.

Что касается содержания главы, так не понравившейся советской цензуре, то в ней гротескно отражено одно из самых массовых грабительских мероприятий советской тайной полиции, о котором Солженицын (но это спустя тридцать лет после смерти Булгакова) писал: «С конца 1929 начинается знаменитая золотая лихорадка, только лихорадит не тех, кто золото ищет, а тех, из кого его трясут. Особенность нового «золотого» потока в том, что этих своих кроликов ГПУ, собственно, ни в чем не винит и готово не посылать их в страну ГУЛАГ, а только хочет отнять у них золото по праву сильного <...> От потоков предшествующих, от потоков последующих этот отличается тем, что хоть не у половины, но у части этого потока своя судьба трепыхается в собственных руках. Если у тебя на самом деле золота нет — твое положение безвыходно: тебя будут бить, жечь, пытать и выпаривать до смерти или пока уж действительно не поверят <в случае, описанном у Булгакова, истязаемого пришлось отправить в сумасшедший дом. — Г.Л. >. Но если у тебя золото есть, то ты сам определяешь меру пытки, меру выдержки и свою будущую судьбу» (Указ. соч. Т. 5. С. 55—56).

Однако и А.И. Солженицын, и М.О. Чудакова ошиблись в датировке этой экспроприации — она началась задолго до 1929 г. По сообщению В.А. Витязевой, «уже в 1918 г. пошли повальные конфискации ювелирных вещей и предметов антиквариата, проводимые через Всероссийскую Чрезвычайную комиссию (ВЧК) Петроградской Художественной комиссией по охране памятников искусства и старины, причем «за доставление сведений о местонахождении благородных металлов и изделий из них установлена в пользу осведомителя премия в размере 5% с общей суммы стоимости их»» (М.И. Пыляев. Забытое прошлое окрестностей Петербурга. СПб., 1996. С. 567). В этих реквизициях, проводимых по прямым указаниям Ленина, руководящие роли играли М. Горький и М.Ф. Андреева, причем в действительности не более 5—6% награбленного попадало в музеи, остальное продавалось за границу (там же, с. 569). В дальнейшем эта экспроприация стала оформляться многочисленными «декретами». Так, «13 июня 1920 г. вышло новое постановление Совнаркома, прямо и недвусмысленно озаглавленное: «Об изъятии благородных металлов, денег и разных ценностей». Теперь конфискации подлежали, независимо от количества, все платиновые, золотые и серебряные монеты, а «у частных лиц в целях личного потребления и домашнего обихода» было оставлено лишь то, что не превышало установленную этим декретом жесткую норму «по расчету на одно лицо»: золотых и платиновых изделий разрешалось иметь не более 18 золотников, или 76,8 г; серебряных — не более 3 фунтов, или 1224 г; бриллиантов и иных драгоценных камней — не более 3 каратов (1 карат — 0,2 г), а жемчуга, столь распространенного и любимого русским народом, — не свыше 5 золотников, или 21,3 г» (там же, с. 568).

С. 204/157. ...он почему-то очутился в театральном зале... — Имеются в виду Колонный и Октябрьский залы Дома Союзов в Москве, в которых обычно происходили инсценировки так называемых «открытых» сталинских «процессов» (например, процесс инженеров английской фирмы «Виккерс», открывшийся в Колонном зале 13 апреля 1933 г.; процесс Зиновьева, Каменева и 14-ти их «сообщников», открывшийся в Октябрьском зале 19 августа 1936 г.; процесс Пятакова, Радека и других, происходивший там же и описанный в книжке Фейхтвангера «Москва. 1937». Булгаков изображает всю юридическую процедуру — следствие и допросы, судебное следствие, допросы обвиняемых, их «чистосердечные» признания, показания свидетелей, выступление прокурора и приговоры как фарсовое театральное действо.

С. 204/157. ...на стенах кенкеты. — См. примеч. к с. 499 «Записок покойника».

Нелепому сочетанию роскошной обстановки с тем, что сидят в этом зале с «золоченым потолком» под хрустальными люстрами небритые арестанты прямо на полу, и кормят их «баландой», и они послушно выполняют команды какого-то «артиста», который над ними куражится, соответствует нелепость официальных объяснений поведения обвиняемых на знаменитых «открытых процессах», начиная с так называемого «Шахтинского дела» 1928 г.

С. 205/158. ...артист в смокинге... — Смокинг — черный пиджак с открытой грудью и длинными, обшитыми шелком отворотами.

С. 206/158. Дружный аплодисмент... — Несколько устаревшая форма слова (совр. обычно мн. ч. «аплодисменты»). Для стиля этого произведения характерно использование архаичных слов, форм и написаний (гемикрания, гипподром, занавес, кенкеты, игемон и др.).

К этому же стилистическому ряду следует отнести и такую транслитерацию собственных имен, как Ершалаим, Иешуа, Тиверий и др., а также (хотя это и относится совсем к другому — содержательному — уровню текста) упоминание таких малоизвестных вещей как пьеса Островского «Не от мира сего» и Лопе де Вега «Сети Фенизы», или называние нумизмата Ивана Ивановича в ряду знаменитых Толстых. — Все это создает эффект неожиданности, некоторой даже «загадки», задерживающей внимание читателя.

С. 207/159. ...басни Лафонтена... — Жан де ла Фонтен (1621—1695) — франц. поэт, прозаик, драматург. В России более всего известен как баснописец. На языке «артиста» (то есть следователя), ведущего допрос, «басня» означает «ложь».

С. 208/160. ...зал погрузился в полную тьму и <...> на стенах выскочили красные горящие слова: «Сдавайте валюту!» — Напоминает библейскую сцену Валтасарова пира, во время которого (539 г. до н. э.) человеческая рука написала на стене роковые слова (на арамейском языке): «Мене, мене, текел упарсин», т. е. «исчислил Бог царствие и положил конец ему; ты взвешен на весах и найден очень легким; разделено царство твое и дано мидянам и персам» (Дан V, 1—28).

С. 209/161. — Вы извели всех за полтора месяца своим тупым упрямством. — Эти слова булгаковского «артиста» вызывают в памяти слова Карла Радека на суде (где он признался в преступлениях, им не совершенных), что в процессе следствия с ним обращались очень хорошо, тогда как он, Радек, измучил следователя своим упорным непризнанием.

С. 210/162. ...артист Куролесов <...> исполнит отрывки из «Скупого рыцаря» поэта Пушкина. — В 1937 г., когда террор достиг, казалось, апогея, с необыкновенной пышностью и размахом были организованы торжества по поводу, вообще-то говоря, траурной даты — столетия со дня гибели Пушкина. Для Сталина и его элиты это был триумф советского империализма и национализма. Классовая интернационалистская идеология и лозунг мировой революции предшествующих лет были вытеснены и заменены идеологией национализма и лозунгом защиты Отечества. Пушкин, которого до того официально оценивали как «идеолога капитализирущегося среднепоместного дворянства» (в свое время, во Владикавказе, Булгаков пострадал за то, что защищал классово чуждого пролетариату Пушкина), теперь был официально объявлен «народным русским поэтом». По сути дела большевики сами себя опровергали, опровергали свою собственную «философию истории», по которой все сводилось к «классовым интересам». Но «материал» был выбран очень благодатный — народность Пушкина действительно ни у кого не вызывала сомнений, люди искренне радовались, что им вернули любимого поэта и заодно разрешили опять любить родину, а то, что и родину и поэта эти самые большевики лет 10—20 поливали грязью, — было тут же на радостях забыто. Празднества слились с кровавыми расправами, и Булгаков передал эту черту времени, оформив камеру пыток под пушкинский спектакль.

С. 210/162. — Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой... — Первые два стиха из монолога Барона в «Скупом рыцаре» (см. Пушкин. Указ. соч. 1935. Т. VII. С. 110). Этот же стих вспоминает Максудов: см. примеч. к с. 406 «Записок покойника».

С. 212/164. Ведущий программу уставился прямо в глаза Канавкину, и Никанору Ивановичу даже показалось, что из этих глаз брызнули лучи, пронизывающие Канавкина насквозь, как бы рентгеновские лучи. — Булгаков неоднократно отмечает «особенный» взгляд сотрудников тайной полиции, оказывающий почти магическое воздействие на людей, не принадлежащих к этому ведомству.

Кажется, впервые это отмечено в повести «Роковые яйца» (1925 г.) у некоего Васеньки в «дымчатом пенсне» (которое не позволяло другим людям следить за глазами самого Васеньки): «Дымные глаза скользнули по калошам, и при этом Персикову показалось, что из-под стекол вбок, на одно мгновенье, сверкнули вовсе не сонные, а, наоборот, изумительно колючие глаза. Но они моментально угасли» (2, 69). Эта же особенность отмечена у античного представителя этого «ремесла» Афрания: «Обычно маленькие глаза свои пришелец держал под <...> веками. Тогда в щелочках этих глаз светилось незлобное лукавство <...> Но по временам, совершенно изгоняя поблескивающий этот юмор из щелочек, теперешний гость прокуратора широко открывал веки и взглядывал на своего собеседника внезапно и в упор, как будто с целью быстро разглядеть какое-то незаметное пятнышко на носу у собеседника. Это продолжалось одно мгновение, после чего веки опять опускались, суживались щелочки, и в них начинало светиться добродушие и лукавый ум» (с. 382—383/293—294).

С. 213/164. ...в коробке из-под Эйнема... — См. примеч. к с. 204 «Белой гвардии».

С. 213/164. Канавкин и сам понял, что нагробил и проштрафился... — «Нагробить» — возможно, окказиональный производный глагол от «гробить» — «губить» (ср. «угробить, загробить»).

С. 214/165. «Там груды золота лежат...» — Фраза из арии Германна из оперы П.И. Чайковского «Пиковая дама» (1890 г.).

С. 215/165. — В женском театре дамочка какая-то сдает... — Солженицын свидетельствует, что в ряде случаев арестованных женщин и мужчин даже не разделяли — так велик был поток арестантов (я сам помню, как в конце 20-х годов в одну ночь были проведены обыски у всех кассиров Москвы, — обыск запомнился мне, потому что мама работала кассиршей на телеграфе): «...все напихиваются в камеры ГПУ в количествах, которые до сих пор не представлялись возможными, — но тем лучше, скорее отдадут! Доходит до конфузного, что женщины и мужчины сидят в одних камерах и друг при друге ходят на парашу — кому до этих мелочей, отдайте золото, гады!» (Указ. соч. Т. 5. С. 55). По-видимому, Булгаков не знал этой подробности.

С. 215/165. ...бойцовые гуси в Лианозове... — В старину устраивались петушиные и гусиные бои (последние — в конце зимы), для чего любители разводили специальных птиц — арзамасских, или охотницких, гусей.

Лианозово — станция по Савеловской ж. д., названа по фамилии капиталиста Степана Георгиевича Лианозова (1872—1951); в настоящее время входит в черту Москвы.

С. 215/166. — Охота была эту баланду хлебать! — Баланда — исконно: «род ботвиньи, холодец из заквашенного на муке отвара из свекольной и иной ботвы»; переносные значения: 1) обл. — «праздный шатун, шленда»; 2) торг. жаргон — «негодный товар»; 3) «вранье»; 4) совр. тюремн. и армейск. жаргон — «жидкое и малопитательное варево, официально именуемое «супом»».

С. 217/167. ...вышла к Хевронским воротам города. — Древнее название: Яффские, или Долинные, ворота, находились неподалеку от дворца Ирода Великого; расположены на распутье двух дорог, ведущих на Яффу (еврейск. «красота», «высота»), город на берегу Средиземного моря (совр. пригород Тель-Авива), и на Хеврон, один из древнейших городов Палестины, в 37 км на ю.-з. от Иерусалима.

Маршрут процессии, по описанию Булгакова, не совпадает с традиционным представлением о крестном пути (Via Dolorosa), но достоверность этой традиции давно вызывала сомнение у некоторых богословов (см. А. Мень. Указ. соч. Т. VII. С. 206).

С. 217/167. Пехотинцы каппадокийской когорты... — Каппадокия — область в М. Азии, входившая в состав Римской империи.

С. 217/167. Вифлеем. — Еврейск. «дом хлеба»; небольшой городок к югу от Иерусалима, родина Иисуса Христа (Мф II 1).

С. 217/167. Толпы богомольцев... — Со времен первого храма каждый иудей трижды в год в «праздники паломничества» (Песах, Суккот и Шавуот) являлся в иерусалимский храм. В данном случае речь идет о богомольцах, пришедших на Пасху (Песах).

С. 217/167. Пройдя около километра, она обогнала вторую когорту... — Употребление слова «километр» для обозначения меры длины в данном случае является анахронизмом (ср. ниже «около полуверсты»; с. 224/172).

С. 217—218/167—168. ...ехали в повозке трое осужденных с белыми досками на шее, на каждой из которых было написано «разбойник и мятежник», на двух языках — арамейском и греческом. — По свидетельству евангелистов (Мф XXVII 31—32; Мк XV 20—21; Лк XXIII 26—27; Ио XIX 16—17), осужденные шли пешком и сами несли свои кресты.

О досках с указанием вины разбойников в Евангелии не сообщается, но на кресте Иисуса Христа «написано было по-еврейски, по-гречески, по-римски» (Ио XIX 20; см. также: Лк XXIII38), и надпись гласила: «Jesus Nasarenus Rex Judaeorum» («Иисус Назарянин. Царь Иудейский»; см. А. Мень. Указ. соч. С. 206—207).

С. 218/168. ...шло около двух тысяч любопытных, не испугавшихся адской жары и желавших присутствовать при интересном зрелище. — В древнем мире, как и в современном, психология «толпы» все та же — толпа жаждет зрелищ, сильных, острых, даже самых бесстыжих и жестоких — и толпы богомольцев в древнем Ершалаиме в этом отношении ничем не отличаются от толпы советских «мастеров культуры» у «Грибоедова» или зрителей в «Варьете», от неисчислимого множества преступников и грешников на великом бале у сатаны.

С. 219/169. И когда побежал четвертый час казни <...> у подножья не осталось <...> ни одного человека. — Далее, правда, сказано, что там находился Левий Матвей («единственный зритель, а не участник казни», с. 221/170); Евангелие же сообщает о «народе», присутствовавшем при смерти Христа (Лк XXIII 48), о женщинах, следовавших за Ним из Галилеи (Мф XXVII 55; Мк XV 40—41; Лк XXIII 49; Ио XIX 26), о разговоре Христа с Матерью и с любимым учеником (Ио XIX 26—27).

С. 222/171. Таллиф. — Мужское облачение поверх платья (полотнище, шарф, покрывало), которым покрываются во время молитвы; обычно из шерсти или шелка белого цвета с голубыми полосами на краях и четырьмя кистями.

С. 225/174. ...сбросил с головы кефи... — Кефи — накидка на голове.

С. 226/175. ...по скудной Гионской долине... — Долина Гинном (Еннома) подходит к Иерусалиму с ю.-з., близ Солнечных ворот. В языческие времена она была местом человеческих жертвоприношений; иудеи сделали в этом месте свалку нечистот, для уничтожения которых там постоянно горел огонь; название этой долины стало символом вечных мучений грешников в загробном мире («геенна огненная»).

С. 227/175. ...в багряной военной хламиде... — Хламида (греч.) — верхнее мужское платье из шерстяной ткани в виде мантии, застежкой укреплявшееся на груди или на правом плече; надевалась поверх хитона; у римлян вошла в моду при императорах.

С. 228/176. ...одеждой преступников, от которой отказались палачи... — Это утверждение противоречит сообщению евангелистов о том, что распявшие поделили одежду казненных (Мф XXVII 35; Ио XIX 23).

С. 229/111. — Я такой же... — Этот эпизод сопоставим с свидетельством евангелиста Луки, что «один из повешенных злодеев злословил» Христа (Мф и Мк сообщают, что оба разбойника «поносили Его», см. XXVII 44 и XV 32), тогда как «другой» «унимал» первого (Лк XXIII 39—41), — Булгаков от диалога «разбойников» отказался; имена их он переменил: у Никодима Христа злословил Гестас, у Булгакова — Дисмас.

С. 230/178. Тьма закрыла Ершалаим. — Евангелие сообщает о тьме и землетрясении, наступивших со смертью Иисуса Христа (Мф XXVII 45—51; Мк XV 33—38; Лк XXIII 44—46).

С. 232/119. ...на Кудринской площади. — Кудринская (пл. Восстания) площадь в Москве находится между Садово-Кудринской улицей и Новинским бульваром (ул. Чайковского).

С. 235/181. Может быть, Фаланд. — Нем. der Valand — то же самое, что der Voland («черт»).

С. 236/182. ...в Комиссию зрелищ и увеселений облегченного типа... — Название Комиссии придумано Булгаковым.

С. 236/182. ...в финзрелищном секторе... — аббревиатура придумана по образцам многочисленных аббревиатур того времени: «финагент», «фининспектор», «финплан», «промфинплан», «финсектор», «наробраз» и т. п.

С. 237/183. ...за Зубовской... — Зубовская площадь в Москве находится между Зубовским и Смоленским бульварами.

С. 240/185. «— ...Вывести его вон, черти бы меня взяли!» А тот, вообразите, улыбнулся и говорит: «Черти чтоб взяли? А что же, это можно!» И — трах!.. — Подобный сюжетный ход будет дан и в сцене встречи Маргариты Николаевны с Азазелло в Александровском саду: героиня восклицает: «— Ах, право, дьяволу бы я заложила душу, чтобы только узнать, жив он или нет?..» — и тут же к ее услугам возникает посланник дьявола (283/216—217). Такой сюжетообразующий прием напоминает разговор Вакулы с пузатым Пацюком в «Ночи перед Рождеством» Гоголя, где кузнец просит указать ему дорогу к черту, не зная того, что черт сидит в мешке у него за спиной. Прохор Петрович и Маргарита Николаевна произносят некоторые слова, ставшие разговорными штампами, не подозревая, что эти обиходные штампы могут «материализоваться» и какая из этого возникнет «чертовщина». Такие постоянные переходы фарса в трагедию и трагедии в фарс характерны не только для Булгакова, но и вообще для многих больших художников эпохи социальной катастрофы: всп. ту же поэму Блока, лирику позднего Мандельштама, прозу и пьесы В. Ерофеева и др.

С. 241/186. ...в Ваганьковском переулке... — Ваганьковский переулок — часть совр. ул. Маркса и Энгельса между Воздвиженкой (пр. Калинина) и Знаменкой (ул. Фрунзе). В старину здесь было село Ваганьково с загородным потешным двором вел. князя («ваганиться» — «баловать, шалить, играть, шутить»). Помещая зрелищный филиал в этот переулок, Булгаков мог рассчитывать на двойную ассоциацию: со скоморохами и с Ваганьковским кладбищем (создано в 1771 г. во время чумы в Москве рядом с селом Новое Ваганьково). Такое соединение буффонады с инфернальными мотивами характерно для всего булгаковского триптиха в целом.

С. 241/186. Славное море священный Байкал... — Популярная в 20-е годы песня, восходящая к стихотворению Дмитрия Павловича Давыдова (1811—1888) «Дума беглеца на Байкале» (1858 г.). Текст первой строфы стихотворения Давыдова несколько отличается от фольклоризованного варианта, приведенного Булгаковым:

Славное море — привольный Байкал,
Славный корабль — омулевая бочка...
Ну, баргузин, пошевеливай вал...
Плыть молодцу недалечко.

(Песни русских поэтов. Л., 1950. С. 369)

С. 242/186. ...чья-то мощная с хрипотцой октава <...> пела на октаву выше... — Октава — в первом случае — низкий бас; во втором — интервал между первым и восьмым тоном гаммы.

С. 244/188. И вдруг как-то сами собой запели... — Непроизвольное пение группы лиц под влиянием постороннего внушения было описано в фантастическом романе Александра Беляева «Властелин мира», опубликованном в 1929 г.: «Вчера вечером в городе наблюдалось странное явление. В 11 часов ночи, в продолжение 5 минут, у многих людей, число их пока не установлено, но, по имеющимся данным, оно превышает несколько тысяч человек — появилась навязчивая идея, вернее, навязчивый мотив известной песенки «Мой милый Августин...» <...> — Я сидел со своим приятелем, известным музыкальным критиком, в кафе <...> С грустью говорил он о том, что все реже исполняют великих стариков: Бетховена, Моцарта, Баха, я внимательно слушал его, кивая головою, — я сам поклонник классической музыки, — и вдруг с некоторым ужасом заметил, что мысленно напеваю мотив пошленькой песенки: «Мой милый Августин...» Наконец критик замолчал и стал ложечкой отбивать по стакану такт, и я был поражен, что удары ложечки в точности соответствовали такту песенки, проносившейся в моей голове <...>

Дальше события ошеломили всех. — Зуппе, «Поэт и крестьянин», — анонсировал дирижер, поднимая палочку. Но оркестр вдруг заиграл «Мой милый Августин...»» (А. Беляев. Избран. научно-фантаст. произведения: В 3 т. М., 1958. Т. 3. С. 93).

С. 247/190. ...с <...> фибровым чемоданом... — Фибра — химически обработанная и спрессованная бумажная масса, используемая как заменитель кожи.

С. 247/190. ...дядя покойного Берлиоза, Максимилиан Андреевич Поплавский... — «Главный режиссер Городского театра <в Киеве в студенческие годы Булгакова. — Г.Л.> носил фамилию Поплавский» (Киев Михаила Булгакова, с. 145).

С. 248/191. Квартира в Москве — это серьезно! — Со времени введения паспортов и прописки переезд на жительство в Москву на законном основании стал для рядового человека практически невозможен. Заметим, что тема московской квартиры была, так сказать, автобиографической, но в собственной жизни она не казалась писателю комичной или достойной осмеяния. Такое соотношение Dichtung и Warheit вообще характерно для Булгакова (всп. его отношение к Тальбергу, Василисе и др.) и напоминает Гоголя (но без трагической душевной раздвоенности автора «Мертвых душ»).

С. 250/193. «И нужно ж было, чтоб их всех сразу...» — Выразительное умолчание: даже мысленно Поплавский не смеет произнести страшное слово: «арестовали».

С. 252/195. — Каким отделением выдан документ? — Отделения с таким большим номером (412) заведомо не могло быть.

С. 253/195. ...там кому попало выдают паспорта. — В революцию паспорта в стране были сперва отменены, но 27 декабря 1932 г. постановлением ЦИКа и СНК СССР их снова ввели, причем крестьянам паспортов не выдали, затруднив таким способом их бегство из колхозов. Фраза Бегемота подчеркивала новую возможность административного произвола, возникшую в стране.

С. 254/196. «Все смешалось в доме Облонских», как справедливо выразился знаменитый писатель Лев Толстой. Именно так и сказал бы он в данном случае. Да! Все смешалось в глазах у Поплавского. — Приведенная фраза из начала «Анны Карениной» — элемент гаерского стиля романа о Мастере, причем элемент, чрезмерно утрирующий стиль.

С. 254/196. ...в чесучевом <...> костюме... — См. Примеч. к с. 226 «Белой гвардии».

С. 257/198—199. ...траурный плащ, подбитый огненной материей... — Принадлежность театрального костюма Мефистофеля из оперы «Фауст» (черный цвет символизирует смерть, красный — адское пламя).

С. 258/199. Барон Майгель? — Подлинное ремесло барона — осведомительство; он «наушник и шпион» (с. 347/266; цензура эти три слова из журнальной публикации изъяла), а именно в этом качестве явился он на бал к Воланду. Маргарита узнала барона, попадавшегося ей в театрах и в ресторанах.

Этот персонаж напоминает некоего барона Бориса Семеновича Штейгера, постоянно попадавшегося Булгаковым, когда они бывали в американском посольстве (см. М. Чудакова. Жизнеописание... С. 565; Л. Паршин. Указ. соч. С. 117). Этот Штейгер был расстрелян 16 декабря 1937 г. как американский агент (см.: «Октябрь». 1994. № 2. С. 171—181).

М. Кротов считает прототипом барона Майгеля барона фон Дикгофа, скрывавшегося под псевдонимом «барон Александр Аркадьевич Диренталь»: «Он в самом деле был доносчиком и предателем. Он и впрямь «специализировался на иностранцах...», участник убийства Гапона, сподвижник Савинкова, сотрудник ЧК, один из организаторов «Треста»» (газета «Московский комсомолец». 8 сентября 1989 г.).

С. 258/199. ...его поразило убранство комнаты. — Интерьер квартиры № 50, когда туда приходит буфетчик Соков, напоминает не то склад театрального реквизита к опере «Фауст», не то церковь во время заупокойной службы или даже склеп, — так вводится тема смерти, лишающей смысла всю жизнь Сокова, устремленную к стяжанию, «ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения» (Лк XII 15).

С. 258/199. ...стол был покрыт церковной парчой. — Парча — ткань из шелковой основы с утком из золотых и серебряных нитей, часто с рисунком по бархатному фону. Здесь — принадлежность и символ похоронного обряда. Этому соответствует и вся остальная обстановка комнаты — цветные витражи, церковное освещение, могильный холод, сырость.

С. 261/201. ...влетела большая темная птица и тихонько задела крылом лысину буфетчика. <...> птица оказалась совой. — «В народном сознании совы <...> связываются с силами тьмы, а значит и с дьяволом. Существует примета, что если сова <...> пролетит прямо над головой человека или, того хуже, заденет его крылом, то в ближайшее время этот человек умрет. Эти же сведения, записанные этнографом Николаем Сумцовым, содержатся и в статье «Совы» энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» (Ф. Балонов. Если сова заденет крылом...; газета «Привет, Петербург», 1 сентября 1993 г.). Буфетчик Соков умер, как ему и было предсказано, через 9 месяцев, а Маргарита Николаевна, тоже задетая крылом совы, когда она готовилась к балу (с. 320/244), умерла на следующий день.

С. 262/202. На сто девять рублей наказали буфет. — Так как фальшивыми были червонцы, то убыток буфетчика должен был быть кратен десяти; убыток, равный 109 рублям, невозможен.

С. 263/203. ...бином Ньютона! — Формула, выражающая целую положительную степень двух слагаемых через степени этих слагаемых.

С. 266/205. Кузьмин. — Проф. В.И. Кузьмин, прототип этого персонажа, лечивший Булгакова в конце 30-х годов, жил на Садово-Кудринской 28. Мемуаристы утверждают, что образ проф. Кузьмина и весь эпизод с визитом к нему буфетчика возник у смертельно больного Булгакова под влиянием бестактного поведения врача, сказавшего о близкой смерти больного писателя так громко, что тот его услышал. Эпизод сочинен и вставлен в текст романа в январе 1940 г. (см. Б.С. Мягков. По следам булгаковских героев // Дружба народов. 1986. № 4; М. Чудакова. Жизнеописание... С. 648). Однако биографический эпизод и на этот раз ничего не объясняет в творческой истории и в замысле писателя. Достаточно напомнить, что бестактным врачом, сказавшим о близкой смерти пациента, был проф. М.С. Вовси, а изобразил Булгаков проф. Кузьмина.

С. 275/209. Маргарита. — Имя «Маргарита» в переводе с греч. означает «жемчужина». Образ Маргариты Николаевны биографически соотнесен с Еленой Сергеевной Булгаковой, ставшей женой писателя в 1932 г. «Ведь Маргарита Николаевна — это Вы», — писал ей П.С. Попов (Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 524). Впрочем, внешних совпадений образа и прототипа не так уж много, но зато их сближает огромная сила любви, мужество и энергия в защите своего чувства, любимого человека, его труда и памяти о нем, получившие выражение в эстетической напряженности самого образа этой героини.

Конечно, литературный образ строится по своим законам, по законам поэтического вымысла, и роль прототипа всегда отодвигается на второй план. Так, выбор имени (если не говорить о его исходном символическом значении) был определен прежде всего образом Маргариты (Гретхен) из трагедии Гёте, с которой очевидно соотнесен образ булгаковской героини: обе они символизируют бесконечно самоотверженную женскую любовь, в одном случае — спасающую душу Фауста, в другом — вырывающую Мастера из «дома скорби» (если Фауст заложил душу черту, чтобы полнее почувствовать и познать «и радости, и горе» мироздания, то Маргарита сама идет на сделку с сатаной, чтобы спасти своего любовника). Но гётевская героиня у Булгакова как бы раздвоилась: ее спасающая любовь отдана Маргарите, ее губительная слабость — Фриде.

Другие реминисценции связывают образ Маргариты Николаевны с Маргаритой Валуа (1553—1615): у нее та же дерзость в любви и решительность в поступках. Недаром ее порой называют «королевой французской» (Наташа), «королевой Марго» (бакенбардист и Коровьев) или просто «Марго» (Мастер).

Замечательна и исполнена грубой убедительности вульгарная экспрессия в передаче чувства Маргариты (сравнение с молнией, с убийцей, с ударом финского ножа и т. п.), ее речи, порой резкой и с «непечатными выражениями», и вместе с тем ее поистине королевское достоинство, которое отмечает в ней Воланд (с. 323/247).

Наконец, булгаковскую «королеву Марго» отличает верность нравственному долгу (как это ни парадоксально звучит в отношении женщины, ушедшей от мужа и даже ставшей ведьмой).

Образ Маргариты в романе тесно связан с темой и образом Луны (главы «Крем Азазелло», «Полет», «Извлечение мастера», «Прощение и вечный приют»; см. примеч. к с. 33/25).

С. 275/210. Маргарита Николаевна со своим мужем вдвоем занимали весь верх прекрасного особняка в саду в одном из переулков близ Арбата. — Исследователи предложили несколько вариантов «особняка Маргариты», то есть реальных зданий, послуживших моделью для булгаковского описания. По местоположению это скорее всего какой-нибудь дом в М. Власьевском переулке (между Сивцевым Вражком и Гагаринским), а по описанию — дом № 6 в М. Ржевском пер., неподалеку от которого, в доме № 11 по Б. Ржевскому пер. (между Поварской и Хлебным пер.), жила до 1932 г. будущая жена Булгакова Е.С. Шиловская; называют также «готический» особняк (дом № 21) архитектора Кекушева на Остоженке (подробнее см. Б. Мягков. Адреса «Мастера и Маргариты»; Л. Паршин. Указ. соч.). Вернее будет сказать, что соотнести романные пространственные определения с предметами реальными в этом случае, как и в большинстве других, невозможно.

С. 276/210. Что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме... — Это образное выражение Булгаков шутливо применял к своей жене. См., например, упоминание об этом в одном из писем Елены Сергеевны к брату (А.С. Нюренбергу), где она вспоминает о своих первых встречах с Михаилом Афанасьевичем (Е.С. Булгакова. Указ. соч. С. 327).

С. 277/212. — <...> мой сон был вещий... — Сон довольно часто используется Булгаковым в композиции его произведений, особенно — в «Белой гвардии» и в «Мастере и Маргарите» (см. Спендель де Варда. Сон как элемент внутренней логики в произведениях М. Булгакова // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М., 1988; Л. Паршин. Указ. соч. С. 180 и далее). Функции разных снов неодинаковы. Так, «Сон Никанора Ивановича» лишен и тени таинственности, это откровенная сатира, манера подачи которой, возможно, отчасти обусловлена цензурными соображениями; сон Мастера убедительно передает психологическое состояние затравленного человека, ожидающего ареста; сон Бездомного в больнице (глава «Казнь») — скорее всего — композиционный прием, способ поместить в нужное место текста античный материал... Сон Маргариты — вещий: она видит своего возлюбленного Мастера таким, каким он стал в тюрьме и в сумасшедшем доме, а место, в котором он находится, напоминает пейзаж исправительного лагеря или какой-нибудь северной ссылки.

С. 277/212. Маргарита проснулась <...> в своей спальне, выходящей фонарем в башню особняка. — Синтаксически не совсем удачная фраза (точнее было бы сказать, что спальня помещалась в «фонаре» особняка (см. второе значение слова «фонарь» по словарю Ожегова).

С. 279/213. ...спустилась с неба бездна... (см. также слово «бездна», с. 311, 378). — См. примеч. к с. 381 «Белой гвардии».

С. 279/213. ...висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней... — Иерусалим расположен на холмах, а потому некоторые участки города соединялись висячими мостами, в частности, храм, стоящий на горе Мория, и крепость Барис, построенная царем Гирканом I (186—104 до н. э.) на утесе высотой в 50 футов за площадью храма в с.-з. углу, перестроенная Иродом Великим и переименованная им в Антонию в честь римского триумвира Марка Антония (ок. 83—30 гг. до н. э.). Крепость позволяла контролировать всю территорию храма, а потому в ней размещался римский гарнизон; обычно в ней останавливались римские прокураторы, приезжая в Иерусалим.

С. 279/213. ...Хасмонейский дворец... — Хасмонеи, или Макковеи, — династия царей, правивших Иудеей с 142 до 37 г. до н. э. Под руководством Иуды Макковея и его братьев в 167 г. до н. э. произошло восстание против сирийского владычества. Последний Хасмоней Антигон (40—37 гг. до н. э.) был свергнут Иродом и казнен.

Хасмонейский дворец имел две башни, большие дворы, бани, помещения для слуг; соединен с храмом центральной аллеей. С кровли дворца глашатаи обращались к народу.

С. 279/213. ...караван-сараи... — Перс. «дом караванов» — постоялый и торговый двор в городах и на дорогах Ближнего Востока.

С. 282/215. ...сидела под Кремлевской стеной <...> так, что ей был виден манеж. — Маргарита сидела в Александровском саду (с. 290/222), названном так в честь императора Александра I. И сад и манеж созданы архитектором О.И. Бове (1784—1834) и инженером А.Л. Карбонье (по проекту А.А. Бетанкура) в память о войне 1812 года. Манеж использовался для выставок и концертов, а в советское время — при Булгакове — как правительственный гараж. В 1867 г. в манеже давал концерты Гектор Берлиоз (так происходит «встреча» двух Берлиозов!). Маргарита вошла в сад со стороны Кутафьи (от Воздвиженки); траурная процессия подошла к саду от Тверской или от Б. Никитской.

С. 282/216. ...в этом ловеласе... — Ловелас — герой романа «Клариса Гарлоу» (1747—1748) англ. писателя Сэмюэла Ричардсона (1689—1761); имя Ловеласа стало нарицательным для обозначения соблазнителя и волокиты.

С. 291/222. КРЕМ АЗАЗЕЛЛО. — Мотив волшебной мази, втирание которой лечит человека, омолаживает, делает невидимым, способным летать и т. п., очень древний и связан с поверьями о колдунах и ведьмах. В литературе широко распространен от древнейших времен до современности (всп. волшебную мазь и последующий полет ведьмы в «Метаморфозах» Апулея или образ Ренаты в «Огненном ангеле» Брюсова), был использован в трагедии Гёте, где ведьмина мазь возвращает Фаусту молодость. В рецепт такой мази часто входит человеческая кровь (всп., что Маргариту омыли кровью перед балом сатаны). Не случайно мазь дает Маргарите Азазелло, который, согласно мифу, является отрицательным «культурным героем» (он научил мужчин войне, а женщин — блудным искусствам).

С. 294/225. ...из <...> окна, вырвался и полетел громовой виртуозный вальс... — В конце 30-х годов в Москве был популярен австрийский фильм «Большой вальс» и в моду вошли вальсы Штрауса; по иронии судьбы они оказались как бы музыкальной увертюрой ко 2-й Германской войне (как и к балу сатаны).

С. 298/227. ПОЛЕТ. — По мнению Б. Мягкова (см. Адреса «Мастера и Маргариты»; Булгаковская Москва, с. 182 и др.), полет Маргариты начался в М. Власьевском пер., у дома № 22 она пересекла Сивцев Вражек, Калошным переулком вылетела на Арбат, пересекла его у театра Вахтангова и оказалась в Николопесковском переулке. Но, как почти всегда у Булгакова, художественное пространство не совпадает с реальным, так как далее Маргарита неожиданно оказывается у «Дома Драмлита», под которым, по-видимому, разумеется дом № 17/19 в Лаврушинском переулке, выстроенный для писателей архитектором И.И. Николаевым в 1937 г. (Б. Соколов полагает, что Булгаков имел в виду дом в Нащокинском пер. (ул. Фурманова), в котором он сам жил с 1934 г., см. указ. соч., с. 529; но и при таком варианте маршрута Маргарита все равно должна была бы от Арбата полететь в обратном направлении).

С. 298/227. ...длинный переулок с покосившейся дверью нефтелавки... — Нефтелавка — магазин, где продают керосин, бензин и спирт для бытовых нагревательных приборов, а также некоторые другие хозяйственные товары (мыло, спички, синьку и т. п.). С распространением газовых и электрических плит нефтелавок в Москве не стало. Нефтелавка, которую видит Маргарита, находилась в доме № 22 по переулку Сивцев Вражек.

С. 304/232. ...увидела человека, в панике напялившего на себя противогаз. — Все годы советской власти в стране искусственно нагнетался военный психоз; одним из средств этого нагнетания были регулярные и обязательные «учения» по противохимической обороне (ПВХО); каждый обязан был приобрести противогаз, и время от времени объявлялась «химическая тревога», во время которой все должны были надевать противогазы. Так, в Московском институте истории, философии и литературы (МИФЛИ) в некоторые дни студенты слушали, а профессора читали лекции в противогазах.

С. 304/232. И неожиданно дикий разгром прекратился. — Эпизод с испуганным мальчиком, ради которого разбушевавшаяся Маргарита прекращает «разгром», подчеркивает добрую нравственную природу героини, оставшуюся неизменной даже и после ее чудесной метаморфозы (в редакции 1934 г. Маргарита спасает мальчика во время пожара; см. главу «Милосердия! Милосердия!» в кн. «Великий канцлер»). Традиционные ведьмы, как правило, враждебны, жестоки и безжалостны едва ли не более всего к детям, из крови которых они приготовляют необходимую им волшебную мазь.

С. 309. — Я не собираюсь лететь на какое-то нелегальное собрание! [в т. 5 с. 236: — Я не намерен лететь на незаконное сборище!]. — Ходячее словечко из советской политграмоты («нелегальное собрание») для обозначения шабаша (использованное в редакции Е.С.) точнее (чем изменение, внесенное А. Саакянц) передает автоматизм психологии совдеповца, для которого и сами адские силы, уносящие его куда-то в неизвестность, не так страшны, как «одно из московских учреждений».

С. 312/238. ... про кровавую свадьбу своего друга в Париже Гессара... — Одно из «темных мест» текста. Комментаторы полагают, что речь идет о свадьбе Маргариты Валуа (дочери Генриха II) и короля Наваррского (будущего Генриха IV) в Париже 18 августа 1572 г., торжества по поводу которой закончились избиением гугенотов (Варфоломеевская ночь) (см. Б.В. Соколов. Указ. соч. С. 532). Основания для этого дает сам текст: Маргарита Николаевна неоднократно сравнивается с королевой Марго (см. примеч. к с. 275/209). Кроме того, в одной из черновых редакций Абадонна сообщает, что он «знаком» с Маргаритой Николаевной, ибо «был в Париже в кровавую ночь 1572 года» (М. Булгаков. Великий канцлер. С. 369), что уже означает прямое отождествление героини с Маргаритой Валуа (перевоплощение). Но Гессар, издавший письма Маргариты Валуа в 1842 г., почему-то тоже назван участником свадьбы. Это, конечно, можно отнести за счет того, что произносящий эту фразу пьяный толстяк путается в мыслях и словах, но можно также отнести это и за счет недостатков редактуры.

С. 312/239. Прием ей оказан был самый торжественный. — Полет Маргариты, купанье и развлечения, устроенные в ее честь на какой-то реке, сюжетно (за исключением разгрома, учиненного в «Доме Драмлита») стоят вне основной интриги и коллизии. Этот эпизод напоминает полеты ведьм на шабаш, описанные в средневековых легендах, документах и современных книгах, им посвященных (и очевидно, что Булгаков пользовался соответствующим материалом, в частности книгой Орлова).

Но вместе с тем все эти сцены совершенно лишены какого бы то ни было оргиастического и кощунственного характера, который составляет существо ведьминских игрищ по средневековым представлениям. Вообще Маргарита, став ведьмой, ведет себя далеко не традиционно (всп. эпизод с испуганным мальчиком [с. 304—305/232—233], с Фридой [с. 338—340/259—260 и с. 357—360/274—276], ее отказ расправиться с Латунским, когда Кот и Азазелло предлагают ей свои услуги по этой части [с. 353] и др.; в ранних редакциях при описании полета Маргариты, шабаша на неизвестной реке и бала сатаны были подчеркнуты элементы буйства и эротики, от которых позднее Булгаков решительно отказался; см. «Великий канцлер», с. 144—146, 150, 343 и др. Вообще сравнение ранних редакций с окончательной показывает, что многолетняя работа над текстом велась в направлении от традиционных представлений о «нечистой силе» и от эффектных фантастических сцен к все более строгому описанию, соответствующему углубляющемуся философско-религиозному смыслу произведения). Впрочем, этнографы отмечают, что наряду с злыми ведьмами «в народе существовала вера в добрых ведьм» (Мифологический словарь. М., 1991).

С. 313/240. На остров обрушилась буланая открытая машина... — «Буланая» — о масти лошади: «светло-желтая с черными хвостом и гривой».

С. 315/240. ...кладбище в районе Дорогомилова. — На старой окраине Москвы, на холме перед окружной железной дорогой, были православное и еврейское кладбища, уничтоженные при «реконструкции» Москвы.

Кладбищенские мотивы устойчиво связаны с пребыванием Воланда в Москве, хотя сам Воланд не повинен ни в одной смерти, кроме барона Майгеля.

С. 316/242. Ее поражало как в передней обыкновенной московской квартиры может поместиться эта необыкновенная невидимая, но хорошо ощущаемая бесконечная лестница. — Чуть ниже автор снова обращает внимание читателя на это удивительное обстоятельство: «...более всего меня поражает, где все это помещается», — говорит Маргарита Коровьеву (с. 318/242), — в ответ на что тот ссылается на «пятое измерение».

Этой пространственной фантасмагории соответствует фантасмагория временная: «А вот чего я не понимаю... что же это — все полночь да полночь, а ведь давно уже должно быть утро», — говорит та же Маргарита Воланду, на что тот отвечает: «Праздничную полночь приятно немного и задержать» (с. 371/285).

Подобные чудеса не единичны, а постоянно повторяются в романе о современности, и в этом отношении он также напоминает фантастический рассказ Куприна: «В «Каждом желании» Куприна, — отмечает М.С. Петровский, — ведется игра со временем и пространством, которая соотносится с такой же игрой в «Мастере и Маргарите» и сейчас, много лет спустя, прочитывается как «булгаковская»» (Указ. соч. С. 227). Так, все время действия в рассказе Куприна по календарю занимает 2—3 дня, «но если судить по ходу событий, по их насыщенной последовательности, они не могли реально уложиться меньше, чем в год — полтора» (там же). Что же касается пространства, то, по мнению М.С. Петровского, «в маленьком губернском городе купринского рассказа легко узнается городское пространство киевского центра, и оно же узнается в некоторых местах московского романа Булгакова (в частности при сравнении двух аналогичных «трамвайных эпизодов» в произведениях Куприна и Булгакова; см. Указ. соч. С. 229).

С. 318/243. ...на Земляном валу... — Улица в Москве, сохраняющая память об окружавшем когда-то Москву оборонительном земляном вале, — часть Садового кольца между площадью того же названия и площадью Курского вокзала.

С. 319/243. Он называется весенним балом полнолуния... — Сцена бала, на который раз в год являются умершие грешники, на эту ночь избавленные от адских мук, видимо, принадлежит всецело фантазии самого Булгакова. Хотя идея «отдыха» грешников от загробных мучений известна еще древней апокрифической литературе, в частности, Булгаков мог найти ее в популярном на Руси «Хождении Богородицы по мукам» (с которым он, возможно, был знаком еще в Киеве, а мог познакомиться и в Москве, когда в 1935 г. вышла хрестоматия проф. Н.К. Гудзия по древней русской литературе). В этом апокрифе Богородица умолила Иисуса Христа даровать отдых грешникам от Великого четверга до Пятидесятницы.

Мысль о бале, может быть, возникла под влиянием строки из любимой арии Булгакова: «Сатана там правит бал...» (из оперы «Фауст» Ш. Гуно). К «Фаусту» Гёте восходит также имя королевы бала и медальон с черным пуделем. А в одной из ранних редакций в числе гостей на бал сатаны являются «директор театра и доктор прав» «господин Гёте» и «господин Шарль Гуно», «известнейший композитор» (М. Булгаков. Великий канцлер. С. 388).

Средневековые легенды повлияли на картину бала сравнительно мало (костюм сатаны, нагота женщин, обилие яств и питий; но нет ничего грязного, развратного, богохульного).

По всеобщему мнению, на некоторых деталях бала сатаны отразились впечатления Булгакова от бала 23 апреля 1935 г. в американском посольстве, куда Булгаковы были приглашены послом США в СССР Уильямом К. Буллитом в числе 500 других гостей, среди которых были известнейшие дипломаты и актеры, наркомы и писатели, режиссеры и художники, — словом политическая и интеллектуальная элита Москвы. По замыслу Буллита, этот бал «должен был «превзойти все, что видела Москва до и после революции»» (А. Эткинд. Указ. соч. С. 348). В отчете президенту Рузвельту Буллит писал: «Мы достали тысячу тюльпанов в Хельсинки, заставили до времени распуститься множество березок и устроили в одном конце столовой подобие колхоза с крестьянами, играющими на аккордеоне, танцовщиками и всякими детскими штучками — птицами, козлятами и парой маленьких медвежат» (там же). К этому надо добавить, что был нанят чешский джаз-банд и цыганский оркестр, что бал открылся в полночь и «закончился в 9 часов утра лезгинкой, которую Тухачевский исполнил с Лелей Лепешинской, знаменитой балериной Большого театра» (там же, с. 349).

В позднейших воспоминаниях бал этот мог приобрести оттенок даже инфернальный, так как многие из самых высокопоставленных его участников — маршал Тухачевский, нарком Бубнов, член политбюро Бухарин, публицист Радек и др. — вскоре оказались в пыточных камерах и были уничтожены как «враги народа».

С. 320/244. ...вы сами — королевской крови. — Называя Маргариту Николаевну «прапрапраправнучкой» одной из французских королев, живших в XVI веке, Коровьев как будто может иметь в виду или сестру Франциска I королеву Наварры Маргариту Ангулемскую (1492—1549), автора сборника новелл «Гептамерон», или дочь того же Франциска I жену герцога Савойского Маргариту Французскую (1523—1574), но никак не Маргариту Валуа, так как ее немногочисленное хилое потомство (от Шанваллона и Обиака) оборвалось уже в первом поколении (см. Ги Бретон. История любви в истории Франции. М., 1994. Т. 3. С. 198). Впрочем, требование исторической точности в данном случае было бы неуместно. Художественный текст не обязан однозначно соотноситься с законами физического мира. И для читателей Дюма («Королева Марго») и Стендаля («Красное и черное»), как и для самого автора, любовница Мастера соотнесена именно с Маргаритой Валуа (см. примеч. к с. 275/209).

С. 321/245. В <...> семи золотых лапах горели <...> свечи. — Семисвечие (еврейск. менора) — светильник, подобный тому, какой был сделан во время странствий евреев по пустыне (Исход XXV 31—39). Светильник этот, изображенный на триумфальной арке Тита, пропал после взятия Иерусалима римлянами в 70-м г.

С. 322/246. Воланд <...> был одет... — В этой сцене, как и на бале полнолуния, одеяние Воланда похоже на одеяние некоего колдуна на шабаше, описанное в подлинных показаниях Магдалины Баван, осужденной в XVI в. за ведьмачество: «Всех этих своих жертв злой колдун водил на шабаш. Там он служил мессу, причем одевал грязнейшую рубаху, которую, очевидно, нарочно держал для этой цели» (М. Орлов. Указ. соч. С. 52).

С. 322/246. ...разглядела <...> на груди Воланда <...> из темного камня вырезанного жука... — Изваяние жука с письменами на спине — языческий амулет, символизировал в Древнем Египте зло, порождающее добро (ср. с эпиграфом из «Фауста»).

С. 322/246. ...странный <...> глобус. — Волшебный глобус, точно передающий факты, противопоставлен московским «новостям по радио», которые этим качеством не отличаются (см. с. 328/251).

С. 323/242. ...окаянный Ганс! — Нем. die Gans — «гусь», «дура», здесь — «дурак» или «дурачок». При дворах царствующих особ или просто знатных лиц еще в XVIII в. часто существовали официальные должности шутов, или дураков. Так, Казанова сообщает: «Король <курфюрст Саксонский Август. — Г.Л.> <...> держал <...> у себя на службе четырех шутов, каковые по-немецки зовутся дураками; долгом их было развлекать его самыми настоящими непристойностями, свинскими выходками и наглостью» (Казанова. История моей жизни. М., 1991. С. 179—180). Таким образом, обращаясь так к Бегемоту, Воланд просто называет его по его штатной должности придворного шута сатаны. Комический разговор Воланда с Бегемотом напоминает разговоры шекспировских героев со своими шутами.

С. 324/248. Кот в сапогах бывает только в сказках... — Имеется в виду сказка французского писателя Шарля Перо (1628—1703).

С. 325/248. ...вереницу <...> силлогизмов... — Силлогизмом в логике называется умозаключение, в котором на основании двух суждений, называемых посылками, формулируется третье суждение, называемое выводом.

С. 325/248. Секст Эмпирик. — Греческий философ (представитель скептицизма) и ученый, один из первых историков логики (к. II — н. III вв.).

С. 325/248. Марциан Капелла. — Латинский писатель V в., автор энциклопедии, написанной в форме романа.

С. 325/248. Аристотель. — Греческий философ, ученый-энциклопедист (384—322 до н. э.).

С. 327/250. ...боль в колене оставлена мне на память одной <...> ведьмой <...> в 1571-м году в Брокенских горах... — Эти слова противоречат предшествующему авторскому утверждению, что Воланд «не хромал» (с. 15/10). Ссылка Воланда на знакомство с ведьмой как на причину его хромоты противоречит традиционному представлению, что хромота сатаны связана с его падением с неба. Кажется, ложь не в характере булгаковского сатаны, а потому можно допустить в данном случае отказ Булгакова от традиции.

Брокен — вершина (1141 м) в горной цепи Гарц в Сев. Германии, по поверью, излюбленное место ведьминских шабашей (die Brockenhexe — «брокенская ведьма»), место действия сцены «Вальпургиева ночь» в «Фаусте» Гёте; в этой сцене участвует у Гёте и «толпа гуляк», которые потом появятся на бале Воланда (см. с. 342/262).

С. 328/251. ...кусок земли, бок которого моет океан? — Ужасы войны, которые видит Маргарита, вероятно, относятся к гражданской войне в Испании (1931—1939 гг.). В те годы все советские, да и не одни только советские, интеллектуалы были на стороне революции и так называемого «народного фронта», упивались героическим пафосом лозунгов, подвигов и жертв (всп. даже сравнительно скептическую книгу Хемингуэя «По ком звонит колокол», у нас долгое время за ее скептицизм запрещенную). Булгаков в этой революции, как и в русской, видит прежде всего неоправданные страдания.

С. 329/251. Работа Абадонны безукоризненна. — Абадонна — еврейск. abaddon — «гибель, истребление; царство смерти; губитель»; цр.-сл. — «пагба, погибель, Аваддѡнъ». В Ветхом Завете употребляется как синоним смерти, царства мертвых, ада (Иов XXVI 6); в Новом Завете представляется особым духовным существом как ангел бездны; греч. Аполлион.

В ранних редакциях «Мастера и Маргариты» ему отводилось больше места. В «Белой гвардии» Абадонна отождествлялся с Троцким, в последней части триптиха он появляется в связи с гражданской войной в Испании (аналог деятельности у нас Троцкого) и в связи с предателем Майгелем.

С. 331/253. ...изображение черного пуделя... — Реминисценция из «Фауста» Гёте (всп. 15/10; см. также с. 334/256: подушка с вышитым на ней золотым пуделем).

С. 333/254. Оркестр <...> играл полонез. — Полонез (франц. polonaise) — старинный польский торжественный танец; вообще музыкальная пьеса в такте и характере этого танца.

С. 333/255. ...это — Вьетан!.. — Анри Вьетан (1820—1881) — бельгийский скрипач, композитор и педагог; неоднократно концертировал в России.

С. 333/255. ...Иоганн Штраус! — Австрийский композитор Иоганн Штраус-сын (1825—1899), автор оперетт и вальсов, очень популярный в СССР в 30-е годы.

С. 335/256. ... она видела громаднейшую швейцарскую с совершенно необъятным камином, в холодную и черную пасть которого мог свободно въехать пятитонный грузовик <...> Но тут вдруг что-то грохнуло внизу в громадном камине, из него выскочила виселица с болтающимся на ней полурассыпавшимся прахом. Этот прах сорвался с веревки, ударился об пол и из него выскочил черноволосый красавец во фраке и в лакированных туфлях. Из камина выбежал полуистлевший небольшой гроб, крышка его отвалилась, и из него вывалился другой прах. — По распространенным мифологическим представлениям, нечисти всякого рода затруднены обычные способы проникновения в человеческое жилье и выхода из него (т.е. через двери); для этого ей свойственно чаще всего пользоваться печными трубами или окнами. В соответствии с этими поверьями гости Воланда являются к нему на бал через каминный дымоход, тогда как, например, живой барон Майгель входит через дверь (см. О. Кушлина, Ю. Смирнов. Некоторые вопросы поэтики романа «Мастер и Маргарита» // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. Сборник статей. М., 1988. С. 289). Впрочем, Булгаков не был последователен в соблюдении этого поверья — в одних случаях его фантастические персонажи ведут себя в соответствии с этим «правилом» (Маргарита, став ведьмой, вылетает на помеле через окно; через окно пытается проникнуть в кабинет Римского Гелла; через окно вылетают Воланд и его «свита» из «нехорошей квартиры» и т. д.), в других — они же ведут себя вполне корректно (так, Маргарита и Азазелло входят в ту же квартиру ювелирши через дверь и др.); порой можно отметить противоречивость поведения (или авторского описания?) — в случаях с Могарычом, с «нижним жильцом» и т. п.

С. 335/256. ...его законная мегера... — Мегера — имя одной из Эвменид, богинь мщения; переносно — «неуживчивая женщина», здесь — «жена».

С. 335/256. ...красавец во фраке... — Легко объяснить, почему все дамы являются на бал сатаны обнаженными, но довольно странно видеть во фраках Калигулу, императора Рудольфа и Малюту Скуратова (а между тем неоднократно автор обращает внимание читателя, что, кроме Воланда и Бегемота, все мужчины — фрачники).

С. 336/257. Господин Жак <...> Убежденный фальшивомонетчик, государственный изменник, но очень недурной алхимик. Прославился тем <...> что отравил королевскую любовницу. — Jacques Coeur (Жак ле Кер, 1395—1456) — министр финансов и государственный деятель франц. короля Карла VII; арестован по ложным обвинениям в отравлении Агнессы Сорель (любовницы Карла VII), в изготовлении фальшивых денег, растрате казны и т. п.; проведя три года в тюрьме, бежал в Рим (см. Le Robert. Dictionaire universele des noms propres. Paris, 1977; Ги Бретон. Истории любви в истории Франции. М., 1993. Т. 1. С. 279—280).

Знаменательно то обстоятельство, что великий бал у сатаны открывается появлением человека, ложно обвиненного в отравлении, государственной измене и других страшных преступлениях, завершается явлением «двух последних гостей» (Ягоды и Буланова, см. с. 342/262), также ложно обвиненных в аналогичных преступлениях. Таким образом, знаменитые сталинские политические процессы здесь сравниваются с известными всему миру беззаконными средневековыми судебными расправами.

С. 336/257. Граф Роберт. — Любовник английской королевы Елизаветы I граф Роберт Дэдли Лестер (1532—1588) подозревался в отравлении своей жены; умер своей смертью (см. Л. Яновская. Творческий путь... С. 250).

С. 337/258. ...в странном деревянном сапоге... — Орудие пытки (так называемый «испанский сапог»).

С. 337/258. ...госпожа Тофана. Была чрезвычайно популярна среди молодых прелестных неаполитанок, а также жительниц Палермо <...> тех из них, которым надоели их мужья. — Итальянская отравительница с острова Сицилия; acqua tofana — средневековый бесцветный и безвкусный яд, секрет которого утерян.

Палермо — столица Сицилии.

С. 340/260. Фрида. — История Фриды заимствована Булгаковым из книги швейцарского психиатра О. Фореля «Половой вопрос. Естественно-научное, психологическое, гигиеническое и социологическое исследование», где изложена аналогичная история Фриды Келлер, приговоренной к смерти, замененной пожизненным заключением (см. Б.В. Соколов. Указ. соч. С. 539—541). Литературным прототипом Фриды является гётевская Гретхен, также убившая своего ребенка. Образ этот нужен был автору не только для характеристики Маргариты, но и сам по себе — как пример нравственного страдания, и в этом смысле Фрида противопоставлена всем остальным гостям Воланда.

С. 340/261. — Маркиза... — Мария Мадлена маркиза де Бренвилье (Marquise de Brinvilliers; 1630—1676) с помощью любовника Жана Батиста де Годена и слуги Шоссе отравила несколько человек, в том числе своего отца и двух братьев, чтобы завладеть их наследством. Сестру и невестку намеревалась отравить, но не успела и в 1673 г., скрываясь от ареста, бежала за границу. Схвачена в 1676 г. и сожжена 16 июля в Париже на Гревской площади. Подробности Булгаков мог узнать не только из статьи о ней в Брокгаузовском словаре (см. М. Чудакова. М.А. Булгаков-читатель. С. 170), но также из новеллы Э.А.Т. Гофмана (1776—1822) «Девица Скюдери. Рассказ из времен Людовика XIV» (написан в 1818 г., впервые опубликован в 1820 г., вошел в ч. III сборника «Серапионовы братья»).

С. 340/261. — Госпожа Минкина... — Настасья Федоровна Минкина, любовница графа Аракчеева, известна своей жестокостью. Убита дворовыми людьми в 1825 г.

С. 340/261. Император Рудольф — чародей и алхимик... — Видимо, имеется в виду Рудольф II Габсбургский (1552—1612), сын императора Максимилиана II; более интересовался науками, чем политикой. Алхимия — комплекс разнообразных теоретических знаний, практических наставлений, рецептов и лабораторных приемов, восходивших к глубокой древности и распространившихся в средневековой Европе. Алхимия отчасти предшествовала химии, но включала в себя также натурфилософию и космогонию, была связана с мистикой и с магией. Основной ее практической задачей было получение «философского камня» (иначе — «красного льва», «великого элексира», «магистериума») — таинственного вещества, которое лечит, продлевает жизнь, омолаживает, превращает в золото неблагородные металлы и т. п. Алхимики оказались на бале сатаны в ряду преступников, поскольку церковь осуждала и преследовала их занятия.

С. 340—341/261. Московская портниха <...> Держала ателье и придумала страшно смешную штуку... — Тайный публичный дом под видом дамского ателье изображен Булгаковым в пьесе «Зойкина квартира» (1926 г.); называют несколько прототипов этой портнихи: Зою Буяльскую, Зою Шатову, Наталью Шифф (см. М. Чудакова. Жизнеописание... С. 330; М.А. Булгаков. Пьесы 1920-х годов. Л.: Искусство, 1989. С. 536 и далее).

С. 341/261. Гай Кесарь Калигула. — Римский император Гай Цезарь Германик, по прозвищу Калигула (от солдатской обуви, которую носил с детства) (12—41), сын Германика и Агриппины Старшей. Известен жестокостью, развратом и мотовством (за год растратил всю казну, доставшуюся ему от Тиберия). Погиб в результате дворцового заговора.

С. 341/261. Мессалина. — Валерия Мессалина (ок. 25—48) — третья жена римского императора Клавдия; была так развратна, что имя ее стало нарицательным. Казнена за попытку возвести на престол своего любовника Сильвия.

С. 341/262. ...лицо Малюты Скуратова. — Прозвище думного дворянина Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского (?—1573). Приближенный царя Ивана IV, глава опричного террора, непосредственно руководил пытками и участвовал в казнях, причастен к убийству кн. Вл. Старицкого и митрополита Филиппа. Прозвище его стало нарицательным как кличка палача. Официальная историография сталинского периода изображала Малюту прогрессивным деятелем (см. БСЭ, изд. 2-е).

С. 342/262. ...двое последних гостей! — Отравители, обрызгавшие ядом стены кабинета «одного человека», — бывший нарком внутренних дел (то есть шеф тайной полиции) Г.Г. Ягода и его секретарь П.П. Буланов, которые на фальсифицированном процессе «правотроцкистского центра» в марте 1938 г. были приговорены к расстрелу вместе с Бухариным, Рыковым и другими (см. Б.В. Соколов. Указ. соч. С. 544).

С. 342/262. ...человека, разоблачений которого он чрезвычайно опасался. — Имеется в виду Н.И. Ежов, сменивший Ягоду на посту шефа тайной полиции (тогда она именовалась НКВД), организатор процесса над Ягодой. Несколько позднее сам Ежов был расстрелян (видимо, по приказу Сталина), но уже без громкого процесса.

С. 343/263. Хохот звенел под колоннами и гремел, как джаз. — В пятитомнике: «...гремел, как в бане».

С. 344/263. Нептун. — В римской мифологии бог источников и рек, позднее отождествлен с греческим богом морей Посейдоном.

С. 345/265. А факт — самая упрямая в мире вещь. — Английская поговорка: Facts are stabbom [things].

С. 346/265. ...каждому будет дано по его вере. — Перефразировка слов Христа, приведенных евангелистом Матфеем: «По вере вашей да будет вам» (Мф IX 29).

С. 346/265. ...мне радостно будет из чаши, в которую вы превращаетесь, выпить за бытие! — Мотив пиршественного кубка, сделанного из человеческого черепа, довольно широко распространен в мировой литературе, всп. «Надпись на кубке из черепа» Байрона, «Череп» Пушкина, аналогичный пародийный образ у Батюшкова и др. (столь же устойчива и связанная с этим мотивом антитеза смерти и наслаждения, радости бытия).

С. 347/267. — Я пью ваше здоровье, господа, — негромко сказал Воланд... — Семантика этого тоста Воланда парадоксальна: ведь все его гости — мертвецы, а потому абсурдно говорить об их здоровье.

С. 349/268. Ноблесс оближ. — Франц. noblesse oblige — «положение (благородство) обязывает».

С. 349/268. ...кот <...> налил Маргарите какой-то прозрачной жидкости в лафитный стакан. — «Лафитный» — прилагательное от «лафит» — красное виноградное вино (шато-лафит), названное по месту производства во Франции: Château lafite.

С. 353/271. — Нет, умоляю вас, мессир, не надо этого! — В этом эпизоде, возможно, под влиянием страшной картины бала, личность Маргариты достигает своего полного развития, — еще в начале своего полета она могла бы «сгоряча» убить своего врага, погубившего ее Мастера (всп. слова автора: «...по гроб жизни должен быть благодарен покойному Берлиозу обитатель квартиры № 84...», с. 301/229), но теперь мысль о мести ей нестерпима, заповедь («Не убивай») становится ее императивом.

С. 357/274. ...моя донна... — Итал. donna — «госпожа», титул женщины, принадлежащей к дворянству (обычно употребляется с именем лица); здесь — простое обращение.

С. 357/274. — Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать тот платок, которым она удушила своего ребенка. — Поступок Маргариты Николаевны, психологически, может быть, даже не совсем убедительный, необходим Булгакову для полноты ее нравственного портрета как личности.

С. 359/275. — Каждое ведомство должно заниматься своими делами. — Из этих слов Воланда (как, впрочем, и из некоторых других мест романа) можно заключить, что по замыслу этого произведения волею Самого Господа Бога разделены функции Иешуа Га-Ноцри и Воланда — функции воздаяния за добрые и злые дела. Однако из этого отнюдь не следует заключать, что М.А. Булгаков исповедовал какие-то религиозные взгляды, несовместимые с христианским учением: он создавал не богословский трактат, а художественное произведение, фантастические ходы которого вовсе не претендуют на догматический характер.

С. 360/276. — Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего возлюбленного мастера, — сказала Маргарита. — В журнальной публикации было: «...моего любовника» (Москва. 1967. № 1); в пятитомнике: «...моего любовника, мастера» (так же в Од. 73).

С. 360/276. От подоконника на пол лег зеленоватый платок ночного света, и в нем появился ночной Иванушкин гость... — Возможно, вместо «платок» следует читать «поток» (ср. ниже: «...лунный поток кипел вокруг него», там же).

С. 363/278. ...рукописи не горят. — Судьба творческого наследия Булгакова как будто подтверждает эту смелую мысль. Для самого Булгакова в этой фразе, видимо, заключался высший смысл, близкий к тому, который выражен в поэтической теме «Памятника» (Горация, Шекспира, Пушкина), — утверждение бессмертия духа: Non omnis moriar...

У некоторых советских критиков эта фраза Воланда вызвала неодобрение — они увидели в ней и намек на советскую цензуру, скрывающую от читателей художественные произведения, неугодные властям, и утверждение, что цензура бессильна в борьбе с свободным искусством, которое рано или поздно все равно найдет дорогу к читателям. — Именно таков смысл статьи некоего Н. Потапова ««Сеанс черной магии» на Таганке» (газета «Правда», 29 мая 1977 г.), который обвинял режиссера Любимова, инсценировавшего роман Булгакова, в том, что тот «придает особую многозначительность, широкий адрес» «воландовской формуле «рукописи не горят»». Статья была связана с запрещением везти этот спектакль на гастроли в Париж.

С. 364/279. — И ночью при луне мне нет покоя... — Больной Мастер повторяет слова своего героя (см. с. 404/311).

С. 365/280. ...не бывает так, чтобы все стало, как было. — В этой фразе Мастера выражена одна из философских проблем триптиха — необратимость событий во времени, уже сама по себе в каком-то отношении исключающая справедливость.

Это особенно важно для понимания трагедии белогвардейцев, на глазах которых навсегда рушится та жизнь, вне которой они существовать уже не могут, трагедии Мастера, утратившего в хождении по мукам свой творческий дар, трагедии Понтия Пилата, отправившего на казнь Спасителя человечества.

Ибо можно искупить вину, можно добиться прощения, но невозможно какое бы то ни было событие отменить, сделать бывшее небывшим, вернуть время назад — вернуться в мир «Капитанской дочки» и Наташи Ростовой, написать новый роман, если утрачен чудесный дар прозрения (поэтому-то «он не заслужил света, он заслужил покой», с. 453/350), сделать казнь небывшей.

Забота сделать бывшее не бывшим около двух тысяч лет мучит бывшего прокуратора Иудеи. Но история необратима, тогда как личность не может стереть прошлое из своей памяти, оставаясь личностью. И даже Воланду в отношении Мастера это не удается.

С. 365/280. — Алоизий Могарыч. — Сочетание латинского имени (Aloisius) с русским вульгаризмом «Могарыч» («выпивка после заключения сделки»; «могарычить» — «бездельничать, промышлять срывом могарычей»; от тюрк. мога — «сушеный гриб») — частый булгаковский прием, создающий комический эффект (всп. в «Записках покойника»: Алоизий Рвацкий).

Образ Могарыча, написавшего донос на Мастера, будто тот хранит у себя «нелегальную литературу», чтобы завладеть убогой квартиркой писателя (цензура выбросила эту деталь в журнальной публикации), как и образ барона Майгеля, является эпохальным и самым зловещим в романе о Мастере, как и образы Низы и Иуды в романе Мастера. И более всего страшны они своей необходимостью тому устройству, в котором они живут: Иуда необходим Каифе, Низа — Афранию, Могарыч — Латунскому, барон Майгель — «одному из московских учреждений».

С. 365/280. — Это вы <...> написали на него донос, что он хранит нелегальную литературу? — Цензура заменила в журнальной публикации слово «донос» на «жалобу», что не соответствует здравому смыслу, ибо жаловаться на то, что у кого-то лежит какая-то «литература» незачем, об этом факте можно только сообщить, сообщить в тайную полицию — значит «донести». В пятитомнике оставлен цензурный вариант: «жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальную литературу», — фраза стала неуклюжей, но смыслу не прибавилось.

С. 366/281. — Нет документа, нет и человека... — Этот афоризм с давних пор подтверждался всем ходом русской жизни, поскольку еще со времен Московии она определялась бюрократией (всп. хотя бы «дело о перечислении крестьянского мальчика Василья в женский пол», о котором сообщает Герцен [Указ. соч. Т. VIII. С. 267], или «Подпоручика Киже» Тынянова), но интересно, что и в 1966 г. советская цензура, очевидно, сочла эту мысль слишком актуальной и из публикации ее исключила.

С. 371/285. ...небольшую золотую подкову... — В ранней редакции Воланд дарил любовникам кольца, то есть как бы совершал обряд обручения; в дальнейшем Булгаков заменил кольца подковой — предметом, более соответствующим природе дьявола.

С. 371/285. — Прощайте! Прощайте!

— До свиданья, — сказал Воланд. — Маргарита полагает, что навсегда расстается с Воландом, но Воланд знает, что они расстаются лишь на время, — это выражено разностью формул прощальных приветствий.

С. 312/286. ...на верхней площадке грохнула дверь... — Выше сказано (с. 366 и др.), что Могарыч и другие вылетели в окно спальни Воланда, а здесь они выходят через дверь.

С. 378/290. Нижний Город. — Так называлась ю.-в. часть Иерусалима, отделенная стеной от Верхнего Города.

С. 379/290. ... с ударом, похожим на пушечный, как трость, переломило кипарис. — Сравнение удара грома с пушечным выстрелом при описании событий, относящихся к I в. н. э., может восприниматься как некоторый анахронизм.

С. 380/292. Грозу сносило к Мертвому морю. — Мертвое море — внутреннее соленое озеро (иначе называется: Восточное море, Соленое море, море равнин, Асфальтовое море, Лотово море), находящееся на 394 м ниже уровня океана; длина с севера на юг 80 км, ширина — до 15 км; соленость прибл. в 7,5 раз больше морской воды. По библейскому преданию, на его месте была плодоносная долина Сиддим с городами Содом и Гоморра.

С. 383/294. ...но это — не «Фалерно»?

— «Цекуба», тридцатилетнее... — Фалерно, фалерн, фалернское вино, названное так по месту его производства в северной Кампании (Италия), широко известно по римской (Гораций, Виргилий, Проперций) и русской (Батюшков, Пушкин) антологической поэзии. Одно из лучших итальянских вин (по мнению римских гурманов, уступало по своему достоинству только «Цекубе»). Подробного и точного описания древнего фалерна не сохранилось; известно, что оно было двух сортов: одно — сладкое и тонкое, другое — терпкое и грубое. Современное вино того же названия производится в южной Кампании и бывает двух сортов — красное и белое (см. Enciclopedia ital., p. 743—744).

По мнению Л.М. Яновской, Булгаков заменил в данном месте своего романа «Фалерно» на «Цекубу», так как ему нужно было здесь вино цвета крови, тогда как древнее «Фалерно», по ее сведениям, было белым вином. Отмечая это обстоятельство, Л.М. Яновская указала, что в сцене визита Азазелло в подвальчик к Мастеру (глава 30) Булгаков не успел или забыл произвести аналогичную замену, а потому там «все окрашивается в цвет крови», когда глядят сквозь стакан с фалернским (Творческий путь... С. 252). Но это противоречие нужно отнести за счет редактора Од. 73, которая восстановила этот текст по черновой редакции, тогда как в редакции Е.С. Булгаковой нет упоминания о кровавом цвете вина (ср. тексты 5, 358 и с. 464).

С. 383/294. ...за тебя, кесарь, отец римлян, самый дорогой и лучший из людей!.. — Б. Соколов сообщает (указ. соч., с. 48), что в книге Г. Буасье «Римская религия от времен Августа до Антонинов» (СПб., 1914) приведен дословно этот тост. Б.М. Гаспаров и некоторые другие исследователи видят в этой фразе скрытую и несколько измененную цитату из поэмы Маяковского «В.И. Ленин». Наша цензура сочла нужным в журнальной публикации это место изъять, так как советскому читателю в 1966 г., когда партийное руководство решило прекратить борьбу с «культом личности», оно напоминало не древних цезарей и не стихи Маяковского, а всем еще памятные здравицы в честь «товарища Сталина».

С. 384/295. ...клянусь <...> пиром двенадцати богов... — Двенадцать старших богов римской мифологии: Юпитер — Юнона, Нептун — Минерва, Марс — Венера, Аполлон — Диана, Вулкан — Веста, Меркурий — Церера. Круг 12 богов заимствован римлянами у греков и имеет соответствие в греческой мифологии: Зевс — Гера, Посейдон — Деметра, Аполлон — Артемида, Арес — Афродита, Гермес — Афина, Гефест — Гестия. Двенадцать греческих богов изображены Фидием (438 г. до н. э.) на восточном фризе Парфенона.

С. 384/295. ...ларами клянусь... — Лары в римской мифологии первоначально — добрые духи земли, позднее — духи предков и духи-покровители обитаемых людьми мест. Лары заботились о благополучии семейства, участвовали в домашних радостях и горестях. Праздник в честь лар справлялся в январе, отличался свободой и разнузданностью. Цезарь отменил этот праздник, Август его восстановил.

С. 384/295. — Чего стоил один этот мессия... — Еврейск. maschîach, греч Χριστός — «помазанник»; первоначально — всякий помазанный освященным елеем (первосвященник или царь), впоследствии — Божий посланник, который должен спасти иудеев. К началу I века вся Иудея ожидала мессию. В христианстве Мессия — Иисус Христос. Упоминание Мессии Пилатом и Афранием как явления невозможного парадоксально, так как они только что распорядились казнию Мессии.

С. 384/295. — Да, праздники здесь трудные... — Иосиф Флавий отмечал: «Вообще у иудеев волнения вспыхивали большею частью во время праздников» (Иосиф Флавий. Иудейская война. Минск, 1991. С. 44).

С. 385/296. ...напиток им давали... — Ренан пишет: «По еврейскому обычаю, осужденным был предложен напиток из весьма ароматного вина, сильно охмеляющий; его давали перед казнью из милосердия, чтобы оглушить осужденного... Иисус, омочив в нем губы, отказался от него. Это печальное утешение обыкновенных осужденных не соответствовало его высокой натуре. Он предпочел оставить жизнь в полной ясности ума и в полном сознании ожидал желанной, призываемой смерти» (Указ. соч. С. 272). Те же сведения приводятся Фарраром: «...осужденному, немедленно после совершения казни, давался глоток вина, приправленного сильным усыпляющим средством. Это одуряющее питье обыкновенно заготовляли богатые дамы Иерусалима на собственный счет и давали его всякому преступнику... Оно, вероятно, было охотно принято двумя разбойниками, но когда было предложено Иисусу Христу, то Он не хотел его принять» (Указ. соч. С. 543—544). Источником для всех авторов является евангельский текст: «дали Ему пить уксуса, смешанного с желчью; и, отведав, не хотел пить» (Мф XXVII 34), «и давали Ему пить вино со смирною; но Он не принял» (Мк XV 23).

С. 386/296. ...в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость. — Мотив трусости — ключевой для понимания образа Пилата, его поведения и судьбы. Он струсил и потому предал казни невинного человека.

Вместе с тем мотив этот глубоко лиричен, он настойчиво повторяется в творчестве Булгакова («Красная корона», «В ночь на 3-е число», «Налет», «Белая гвардия», «Бег» и др.), а также постоянно возникает в его разговорах с друзьями. «Человеческий порок самый главный» — «трусость», — говорил Булгаков Виленкину (Незабываемые встречи // Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 293—294); «Он любил повторять, как ненавидит трусость», — свидетельствовал С. Ермолинский (Из записей разных лет // Там же. С. 42). Психоаналитическое исследование мотива трусости у Булгакова см. в указ. соч. Л. Паршина, с. 150—162.

Ср. близкую мысль в «Кротких Ксениях» Гёте:

Gut verloren — etwas verloren!
...Ehre verloren — viel verloren!
...Mut verloren — alles verloren!

(Op. cit. Bd. III. S. 112)

Для эпохи повального полицейского сыска, предательства и доносов тема эта имела далеко не только психологический, но и весьма актуальный общественно-политический смысл. Недаром к такому же выводу пришел Варлам Шаламов, пройдя через все круги коммунистического темного царства: «...«мир надо делить не на хороших и плохих людей, а на трусов и не трусов, 95 процентов трусов при слабой угрозе способны на великие подлости, смертельные подлости», — эту истину записывает он в памятную книгу «Что я видел и понял в лагере»» («Известия». № 61 (24668) 2 апреля 1996 г. Виктор Филиппов. Семнадцать лет спустя).

С. 388/298. ...дворец Каифы. — Находился в ю.-з. углу Верхнего Города. Здесь заседал Малый Синедрион, сюда привели арестованного Иисуса Христа.

С. 388/298. ...жадный старик из Кириафа! — Пилат знает, со слов Иешуа (см. с. 40/31), что Иуда — молодой человек, а потому эту его фразу нужно рассматривать или как забывчивость писателя или как желание прокуратора проверить осведомленность Афрания.

С. 388/298. — О нет, нет, Афраний! — Это имя Булгаков мог найти в «Жизнеописаниях» Плутарха: там упомянут легат Помпея в Испании Афраний, бывший консулом в 60 году до н. э. (Плутарх. Избран. произведения. М., 1987. Т. 2. С. 467 и 600).

С. 398/306. ...Иуда увидел <...> кладбище <...> устремился к кедронскому потоку... — Кедрон (еврейск. «мутный») — ручей, протекающий между восточной стеной Нижнего Города и Елеонской горой (в настоящее время пересох). Его долина стала местом погребения мусульман (западная часть) и иудеев (восточная часть), — по преданию, именно в этой долине состоится Страшный Суд.

С. 398/306. ...Иуда <...> попал наконец к Гефсиманским воротам. — Ворота в восточной стене Верхнего города, называемые также воротами св. Стефана и Львиными.

С. 399/307. — Тридцать тетрадрахм! — Сумма, полученная Иудой за предательство, по свидетельству евангелистов («тридцать сребреников», Мф XXVI 15). Тетрадрахма — греч. серебряная монета (четыре драхмы), иначе — статир; приравнивалась к сиклю (шекелю), монете иудейской чеканки, которая только и принималась в уплату храмового налога (поэтому-то при храме и сидели менялы).

С. 400/308. ...оно представилось смотрящему <...> каким-то одухотворенно красивым. — Примечательно, что в облике «всемирного врага» (как назвал Пушкин Иуду) Булгаков не отметил ни одной «злодейской» черты. Во всем эпизоде убийства Иуда (если только не знать, что это за человек) просто трогательно наивен в своей любви и доверчивости к предавшей его женщине, и смерть его вызывает не чувство удовлетворения справедливым возмездием, а жалость к убитому и отвращение к убийству.

В «Мастере и Маргарите» дано много сцен смерти (гибель Берлиоза, казнь Иешуа Га-Ноцри, убийство матери и ребенка, барона Майгеля, Мастера, Маргариты, кота Бегемота...), но только убийство Иуды описано так лирично и овеяно какой-то грустью.

По-видимому, дело тут в «точке зрения» — скажем, убийство предателя Майгеля описано с точки зрения ведомства Воланда — и смерть барона не вызывает никакого сожаления, она совсем не трагична, а в изображении Коровьева и Бегемота — даже смешна (см. с. 351/269). Но предатель Иуда убит агентами тайной полиции по распоряжению Пилата, действия этих агентов отвратительны, а поступок Пилата никак не снимает с него вины, не приближает его к Иешуа, а напротив — отдаляет. И убийство Иуды дано в романе Мастера как бы с точки зрения ведомства Иешуа.

С. 403/310. Казни не было! — Только во сне можно бывшее сделать небывшим, и снится это Пилату как раз тогда, когда его очередная ложь и беззаконие (распоряжение убить Иуду, отданное в лицемерной форме заботы о его жизни) еще далее уводят его от «философа», утверждавшего, что «все люди добрые».

С. 403/310. ...чтобы спасти от казни <...> безумного мечтателя и врача! — Ср. у Штрауса то же определение: «Пилат едва ли мог настолько заинтересоваться судьбой мечтателя-иудея, каким он в лучшем случае считал Иисуса...» (Указ. соч. С. 452).

С. 405/312. Валерий Грат. — Непосредственный предшественник Пилата в должности прокуратора Иудеи (15—25 гг.).

С. 407/313. ...кружок, в котором <...> не было никаких женщин. — Евангелие отмечает нескольких женщин в окружении Христа, так что или Булгаков расходится с евангелистами или — что маловероятно — Афраний обнаруживает неосведомленность.

С. 408/313—314. ...на дороге в Вифанию. — Вифания — еврейск. «дом фиников» или «дом бедных» — селение под Иерусалимом за Елеонской горой, где, по Евангелию, Христос воскресил Лазаря (отсюда арабск. название местечка: Эль-Азарье) и где Христос вознесся.

С. 409/315. — ...мне пришло в голову: не покончил ли он сам с собой? — Из этой фразы Пилата следует, что прокуратор, организовав убийство Иуды, потом распустил слух о его самоубийстве, который и получил отражение в Евангелии. Недостоверность евангельского рассказа о самоубийстве Иуды отмечал Д. Штраус (Указ. соч. С. 446), обративший внимание на противоречие между сообщением Матфея («Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам, говоря, согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребреники в храме, он вышел; пошел и удавился», — XXVII 3—5) и Петра («...Петр <...> сказал <...> мужи братия! Надлежало исполниться тому, что в Писании предрек Дух Святый устами Давида об Иуде, бывшем вожде тех, которые взяли Иисуса. Он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его. И это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так что земля та на отечественном их наречии названа Акелдама́, то есть «земля крови»». — Деяния святых апостолов, I 15—19).

Любопытно, что советская цензура исключила из журнальной публикации этот эпизод о провокации римской тайной полиции.

С. 411/316. — Кто из ваших помощников руководил этим? — спросил Пилат.

— Толмай... — Имя Толмай (еврейск. бар-Толомей, греч. Варфоломей) встречается в ближайшем окружении Иисуса Христа, указанном в Евангелии («...в ближайший круг приверженцев Иисуса вошли Нафанаил бар-Толомей из Каны, его друг Филипп...» — А. Мень. Указ. соч. С. 63).

С. 414/319. «...смерти нет...» — В этой лаконичной записи можно видеть отражение мистического представления христиан о личном бессмертии души человеческой. Ср. слова из «Апокалипсиса»: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (XXXI 4). Эти слова привел Булгаков в конце «Белой гвардии».

С. 414/319. «...мы ели сладкие весенние баккуроты...» — Бакуроты — молодые плоды смоковницы (прошлогодние плоды этого дерева называются кермусевами). По-видимому, Булгаков встретил это редкое слово у Фаррара (Указ. соч. С. 417; Б. Соколов указал на выписку из этого места книги, сделанную Булгаковым, указ. соч., с. 552). Фаррар приводит его в связи с евангельским рассказом о бесплодной смоковнице: «Поутру же, возвращаясь в город, взалкал. И, увидев при дороге одну смоковницу, подошел к ней, и, ничего не найдя на ней, кроме одних листьев, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла» (Мф XXI 18—19). Запись Левия Матвея у Булгакова — пример неумения верно передать поступки и мысли Учителя.

С. 414/319. «...мы увидим чистую реку воды жизни...» — Эта фраза соотносима со словами из «Апокалипсиса»: «И показал мне чистую воду жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца» (XXII 1) и со словами тропаря из 6-й песни канона на повечерие Духова дня: «Ты бо река Божества из Отца Сыном происходящий».

С. 415/319. «...большего порока <...> трусость...» — Булгаков снова сообщает первому протагонисту свою любимую мысль, подчеркивая вину Пилата.

С. 416/321. ...пятнышко утренней звезды. — Речь идет о планете Венера.

С. 417/322. ...в одном из московских учреждений... — Это «учреждение» (ВЧК/ОГПУ/НКВД — словом, тайная полиция) и его официальные и неофициальные сотрудники упоминаются десятки раз — от попытки Берлиоза позвонить «туда», где «его» («иностранца») «быстро разъяснят», до перестрелки в «Грибоедове». Но ни разу ни учреждение, ни его сотрудники не названы по имени, на которое как будто бы наложено суеверное табу. Черта эта не выдумана Булгаковым, а взята из жизни.

С. 418/322. ...окна <...> выходящие на <...> большую площадь... — Название площади (Лубянская/Дзержинская), на которую выходят «окна» «одного из московских учреждений», тоже не принято называть по причине того же табу.

С. 418/322. ...в доме у Каменного моста... — Имеется в виду так называемый «Дом правительства» на Болоте (ул. Серафимовича 2), построенный архитектором Б. Иофаном в 1928—1931 гг. для правительства. На деле реальные правители страны в нем никогда не жили, а жили крупные партийные и государственные чиновники, в основном — теряющие или уже потерявшие реальную власть, писатели (отставные и помельче), конструкторы и т. п. Многие из обитателей этого дома в 30-е годы сменили свои престижные квартиры в «Доме правительства» на камеры в «одном из московских учреждений». И в этом смысле судьба Аркадия Аполлоновича Семплеярова, сменившего свою престижную должность в Москве на роль заготовителя рыжиков в Брянске, можно сказать, показательна.

С. 421/325. ...гостиницы «Астория»... — Гостиница в Петербурге на Исаакиевской площади, построена в 1911—1913 гг. архитектором Фридериком Лидвалем.

С. 431/333. Маузер. — См. примеч. к с. 189 «Белой гвардии».

С. 431/333. ...кот — древнее и неприкосновенное животное. — В некоторых мифологических системах образ кота выступает как воплощение божественных персонажей высшего уровня.

С. 432/333. Ремиз. — Карточный термин: недобор или штраф за недобор установленного числа взяток.

С. 436/336. ...у <...> дверей Торгсина на Смоленском рынке... — Торгсин (аббревиатура, означающая «торговля с иностранцами») — специальный магазин типа позднейших «Березок», в котором товары продавались на иностранную валюту, драгоценные металлы и камни (или специальные бонны), но не принимались обычные советские деньги («совзнаки»), вопреки существующим законам. Магазины этого типа появились если не во всех, то во многих городах страны в период экономического кризиса, связанного с коллективизацией, — официально для торговли с иностранцами, но более для того, чтобы выкачать у населения драгоценности, оставшиеся после многочисленных экспроприаций, в основном в виде колец, серег, браслетов, нательных крестов, иконных риз и подобных изделий; кроме того, через торгсины шло также снабжение некоторой части советской элиты (ее представителем является в этой сцене у Булгакова «иностранец» в сиреневом пальто, чудесным образом внезапно постигший русский язык под влиянием испуга); в последнюю очередь шла речь о снабжении доброкачественными продуктами немногочисленных тогда иностранцев.

Смоленская площадь в Москве находится в конце улицы Арбат на месте двух бывших рынков; в угловом доме на этой площади, построенном в 1928 г. архитектором В.М. Маят, в первой половине 30-х годов помещался Торгсин.

С. 431/331. ...историю <...> калифа Гарун-Аль-Рашида. — Совр. написание: Харун ар-Рашид (763/766—809) — халиф из династии Аббасидов. Ар-Рашид означает «справедливый». В сборнике сказок «1000 и 1 ночь», где дан его идеализированный образ, рассказывается, как переодетый халиф ночью неузнанный ходил по своей столице.

С. 439/339. ...конфектные щипцы. — Старое написание слова «конфетные», соответствующее старому произношению (от нем. das Konfekt).

С. 441/340. Шафер. — Участник церковного свадебного обряда, держит венец над головой жениха или невесты во время венчания.

С. 443/342. ...автор «Дон Кихота»... — «Дон Кихот» — роман в двух частях (1605—1616 гг.) испанского писателя Сервантеса (1547—1616). В 1938 г. Булгаков написал инсценировку этого романа, поставленную впервые после смерти писателя 27 апреля 1940 г. в Кинешме (см. комментарии О.Д. Есиповой [4, 629]). Образ Дон Кихота, представляющий убедительное художественное воплощение человека «доброй воли», имел для Булгакова особый смысл в «Мастере и Маргарите», так как именно под этим углом зрения рассматривал в этом произведении Булгаков всю историю от Иешуа Га-Ноцри до Мастера.

С. 443/342. ...на служение Мельпомене, Полигимнии и Талии. — В греч. мифологии музы-покровительницы трагедии, гимнов и комедии.

С. 446/344. Панаев. — В русской литературе известны два Панаева: Владимир Иванович Панаев (1792—1859) — поэт, автор сентиментальных идиллий, и Иван Иванович Панаев (1812—1862) — прозаик, один из редакторов журнала «Современник».

С. 446/344. Скабичевский. — Александр Михайлович Скабичевский (1838—1910) — критик и публицист. В историю русской литературы вошел как человек, «предсказавший», что Чехов «умрет в пьяном виде под забором» (в рецензии на «Пестрые рассказы», опубликованной в кн. VI «Северного вестника» за 1886 г.

С. 446/345. ...бедуинский бурнус... — Плащ, какой носят арабы-кочевники (бедуины).

С. 446/345. — <...> у архитекторского съезда оторвал... — 1-й всесоюзный съезд архитекторов происходил в Москве с 16 по 26 июня 1937 г. в Колонном зале Дома Союзов. В ранней редакции был назван съезд писателей, происходивший в том же месте с 17 августа по 1 сентября 1934 г. (см. М. Булгаков. Великий канцлер. С. 168).

С. 451/348. ...одного из самых красивых зданий в Москве... — Имеется в виду дом на углу Моховой (проспект Карла Маркса) и Знаменки (ул. Фрунзе), построенный архитектором В.И. Баженовым (1737/1738—1799) для П.В. Пашкова в 1784—1786 гг.; в 1862—1925 гг. в нем размещался Румянцевский музей; в настоящее время — это одно из зданий Российской государственной библиотеки.

С. 451/348. Положив острый подбородок на кулак, скорчившись на табурете и поджав одну ногу под себя, Воланд, не отрываясь, смотрел... — Поза Воланда напоминает статую «Мефистофель» (1883 г.) работы М.М. Антокольского (1843—1902) и, таким образом, опять, опосредованно, напоминает Гётевский образ.

С. 451/349. ...обреченных на слом лачуг. — Воланд обозревает район улицы Волхонки, где раньше стоял храм Христа Спасителя. По «Генеральному плану реконструкции Москвы», разрекламированному на весь мир, но не осуществленному, на месте храма должны были построить Дворец Советов, и потому сотни домов в огромном радиусе были «обречены на слом».

С. 451/349. Рим. — Имеется в виду античный Рим, столица мировой империи, с которым и сравнивается Москва («третий Рим»!) — столица мировой коммунистической империи, какой она представлялась воображению коммунистов (всп. слова из популярной песни 30-х годов: «...наш лозунг — Всемирный Советский Союз!»).

С. 452/350. — Я к тебе, дух зла и повелитель теней <...>

— ...что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? — Как уже говорилось, сатана в романе Мастера не выступает в своей новозаветной роли клеветника и провокатора, непримиримого и обреченного в конце времени на поражение противника Христа, а скорее может быть приравнен к добросовестному прокурору, осуществляющему справедливое возмездие. Но и этим, пожалуй, не исчерпывается его роль в мироздании.

В его полемике с незадачливым учеником Иешуа Га-Ноцри явно ощущается его глубинная правда. Он представляет плоть (всп. его эпикурейскую позицию в разговоре со скрягой-буфетчиком и совет, совершенно в духе русского «поэтического эпикуреизма» времен Державина, Батюшкова, молодого Пушкина: в виду неизбежной смерти «устроить пир на эти двадцать семь тысяч и принять яд, переселиться в другой мир под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями», с. 263/203). В споре с Левием Матвеем Воланд как бы представляет царство плоти («ведь тени получаются от предметов и людей»), ее естественные права, без которых и немыслима земная жизнь, как Иешуа представляет духовность, царство духа и его столь же неоспоримые права, без чего немыслима жизнь вечная. Такое распределение ролей напоминает мысль В.В. Розанова, высказанную в «Апокалипсисе нашего времени»: «Христианство не космологично, «на нем трава не растет» и скот от него не множится, не плодится. А без скота и травы человек не проживет. Значит, «при всей красоте христианства» — человек все-таки «с ним одним не проживет»» (Указ. соч. С. 591).

С. 453/350. — Он не заслужил света, он заслужил покой, — печальным голосом проговорил Левий. — Едва ли в этом противопоставлении «света» и «покоя» следует искать глубокий богословский или философский смысл, объясняющий особое, булгаковское, представление об «иных мирах» [см. статью М. Новиковой «Что есть «покой»» (Collegium. Киев, 1995. № 1—2. С. 109 и далее)]. Представление о «покое» в христианстве давно связано с представлением о смерти (всп. «Упокой, Господи душу...»; «Со святыми упокой...»; у Пушкина: «В сиянии и в радостном покое, // У трона вечного Творца...» и др.). Перед нами художественный образ, а не философская теза, и «покой» здесь понимается как неполнота посмертного бытия души — и более ничего. Ключом к этой весьма сдержанной, в сущности, автооценке может быть только все творчество Булгакова (и даже, может быть, все его человеческое поведение). Но нет никаких оснований утверждать, что в глазах самого Булгакова или его героя «награда, данная герою, не ниже, но в чем-то даже выше, чем традиционный свет», как пишет Б.В. Соколов (Указ. соч. С. 554—555); Е.А. Яблоков (см. Указ. соч. С. 12) обращает внимание на то, что «тема бессмертия и запредельного покоя» занимала Булгакова на протяжении многих лет и получила для него выражение в стихах Жуковского, записанных им в дневник еще в ночь с 23 на 24 декабря 1924 г.: «Бессмертный, тихий, светлый брег; // Наш путь — к нему стремленье. // Покойся, кто свой кончил бег! // Вы, странники, терпенье!»).

С. 451/353. — <...> я читала про тьму <...> и эти идолы <...> Они почему-то мне все время не дают покоя <...>

...мастер <...> не желал одеваться <...> вот-вот начнется какая-то совершенная чепуха. — Маргарита и Мастер — оба ощущают связь времен — времени Иешуа и своего собственного времени. Они оба ждут казни, ощущая призрачность возвращенного им на какие-то часы их прошлого бытия. Протагонист романа современного обречен на смерть, как и протагонист романа античного, но без его права на воскресение.

Это тревожное состояние героев передает трагическое душевное состояние самого М.А. Булгакова и его жены, отраженное не только в романе, но также и в дневниках Елены Сергеевны. Так, 28 марта 1937 г. она записывает: «Поздно ночью М.А.: — Мы совершенно одиноки. Положение наше страшно» (Е.С. Булгакова. Указ. соч. С. 135); 28 апреля еще мрачнее: «У М.А. тяжелое настроение духа. Впрочем, что же — будущее наше, действительно, беспросветно» (там же, с. 141). При чтении этих дневников вспоминаются слова Мастера из той же сцены, вычеркнутые цензором: «...когда люди совершенно ограблены, как мы с тобой, они ищут спасения у потусторонней силы!» (с. 461).

С. 460/355. ...а теперь, когда обрушилось счастье, ты меня гонишь! — С глаголом «обрушиться» чаще сочетаются слова, семантически противоположные по смыслу «счастью» — «горе, беда, несчастье». Поэтому данное словосочетание вызывает некоторое недоумение, даже тревогу, сомнение в достоверности удачи и счастья, даже предчувствие какого-то неожиданного рокового исхода ситуации.

С. 464—465/359. Когда отравленные затихли, Азазелло начал действовать <...> Азазелло видел, как мрачная <...> женщина вышла из своей спальни, внезапно побледнела, схватилась за сердце и <...> упала на пол... — С этого момента действие как бы раздваивается: в одной сюжетной линии сообщается об отравлении Мастера и Маргариты, возвращенных чудесным образом в подвальчик, с последующим переходом их в некое инобытие, в котором они с Воландом и его свитой обретают финалы обоих романов: про Пилата, которому даровано прощение, и про Мастера, которому дан вечный покой. В другой сюжетной линии сообщается, что Мастер умер в клинике Стравинского в своей палате № 118, а Маргарита в то же самое время скончалась в своем особняке от сердечного приступа, — а возвращения в подвал, как и бала сатаны, полета Маргариты на метле — как бы и не было вовсе — быть может, все это только привиделось им обоим одновременно в их последнюю ночь. Но в эпилоге происходит еще одно раздвоение, как бы отменяющее вторую сюжетную линию, так как сообщается о совершенном исчезновении и больного Мастера (с. 490/377), и Маргариты Николаевны с Наташей (с. 489/377).

С. 466/360. ...ведь вы мыслите, как же вы можете быть мертвы? — Перефразировка тезиса Декарта (1596—1650): «Я мыслю, следовательно, я существую» (Cogito ergo sum). Здесь он становится формулой посмертного духовного бытия.

С. 466/360. — Огонь, с которого все началось и которым мы все заканчиваем. — Представление об огне как о начале и сущности всего мироздания приводит на память учение Гераклита из Эфеса (ок. 520 — ок. 460 до н. э.), на которого марксисты очень охотно ссылались. Но еще очевиднее связь этого образа у Булгакова с евангельскими текстами, в которых об огне говорится довольно часто — как о стихии очищающей («...Идущий за мною <...> будет крестить вас Духом Святым и огнем»; Мф III 11) и карающей («И ниспослал огонь с неба от Бога, и пожрал их»; «Откровение Иоанна Богослова»).

В одной из промежуточных редакций «Мастера и Маргариты» в карающем огне погибала вся Москва, в окончательном тексте — только подвал Мастера, дом № 302-бис по Б. Садовой, смоленский Торгсин и ресторан «Грибоедов».

С. 467/361. — Отрежу руку! — Это единственное место в книге, где «нечистая сила» выражает свое отрицательное отношение к христианской символике.

С. 467/361. — Я хочу попрощаться с городом, — прокричал Мастер Азазелло. — В ранней редакции (1934 г.) за этой фразой следовал действительно прощальный полет над московскими улицами — Пречистенкой, Волхонкой, Моховой, Охотным рядом и т. д., сопровождавшийся драматическими сценами городских пожаров, гибели жителей и т. п. (см. «Великий канцлер», с. 183—185), но в окончательной редакции Мастер прощается не с городом, а с Иванушкой (с. 468—471/362—363), с городом он прощается чуть позднее, на Воробьевых горах (с. 472/364). От драматичных сцен горящего города писатель вовсе отказался, сохранив только образ испуганного мальчика («Великий канцлер», с. 184), который он перенес в другое место (при описании разгрома, учиненного Маргаритой в доме Драмлита).

С. 472/364. НА ВОРОБЬЕВЫХ ГОРАХ. — Воробьевы горы — холмы на ю.-з. берегу Москвы-реки в Москве (с 1935 г. Ленинские горы).

С. 472/364. ... пряничные башни Девичьего монастыря. — Новодевичий монастырь в Москве основан вел. кн. Василием III в 1524 г. на том месте, где, по преданию, собирали девушек, предназначенных монголам в качестве дани.

С. 473/365. — Разрешите мне, мэтр <...> свистнуть перед скачкой на прощанье. — Свист Бегемота и Коровьева можно сопоставить с трубным гласом, возвещающим разоблачение обмана на Страшном Суде, о котором написано в «Откровении святого Иоанна Богослова»: «И семь ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить.

Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.

Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море...» (VIII 7—8).

С. 475/367. ... нет давно уже и самого города. Он как сквозь землю провалился, — остались лишь туман и дым... — Последняя фраза в журнальной публикации была исключена, а в последующих советских изданиях давалась в других редакциях. «Дым», оставшийся от Москвы, видимо, — след той ранней редакции, в которой пожар охватывает весь город и Москва гибнет, подобно Содому и Гоморре.

С. 477/368. ...сегодня такая ночь, когда сводятся счеты, — Это можно понять как наступление Страшного Суда, который, впрочем, имеет протяженность во времени, а не наступает мгновенно и одновременно для всех живущих и когда-либо живших на земле, а всадники, летящие в эту ночь, суть не персонажи ли «Апокалипсиса», появления которых ожидает христианский мир 1900 лет?

С. 478/369. Воланд осадил <...> коня <...> Маргарита <...> разглядела в пустынной местности кресло и в нем белую фигуру сидящего человека. — Существует легенда, будто ежегодно Понтий Пилат в Великую пятницу появляется в Швейцарии близ Люцерна на горе, носящей его имя, и умывает руки. Описание этой горы в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона близко к тому, какое дал Булгаков (см. Г. Эльбаум. Указ. соч. С. 83).

С. 480/370. — Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то... — Цифра взята произвольно, так как за 1900 лет прошло более двадцати тысяч полнолуний.

С. 480/370. — Все будет правильно, на этом построен мир. — Эта фраза Воланда как будто завершает проблему нравственного оправдания миропорядка, которая возникла перед Булгаковым еще в начале революции и перед персонажами его первого романа, неразрешимость которой доводит до самоубийства Максудова и лишает душевного равновесия Мастера. Возмездие и милосердие в конце концов уравновешиваются, но человеческая жизнь несоизмерима с масштабами и сроками Божественного правосудия.

С. 482/371. ...вылепить нового гомункула? — Гомункул — искусственный человек, которого алхимики надеялись создать в лаборатории. Здесь можно видеть реминисценцию из 2-й части «Фауста» (сцена «Лаборатория в средневековом духе»), но можно также и уловить иронию по адресу коммунистов с их идеей «воспитания» «нового человека», свободного от недостатков и противоречий «старого мира».

С. 482/372. Я уже вижу венецианское окно... — Венецианскими, или итальянскими, называли прежде широкие окна, разделенные рамой на три части, из которых две были открывающимися створками.

С. 483/372. ...пятый прокуратор Иудеи... — Первые четыре прокуратора: Капоний (6—9 гг.), Марк Амбивий (9—12 гг.), Анней Руф (12—15 гг.), Валерий Грат (15—26 гг.).

С. 484/373. ...направляясь в Феодосию... — Феодосия — черноморский портовый город на восточном побережье Крыма, конечный пункт железной дороги, известен с античных времен. Булгаков бывал в Феодосии, когда летом 1925 г. ездил в Коктебель (Планерское) к Волошину и в 1927 г. в Судак.

С. 484/373. ...шайка <...> чревовещателей... — Чревовещателями называют людей, способных говорить, не шевеля губами. В старину полагали, что такие люди одержимы демонами, сидящими у них во чреве.

С. 485/374. ...в Армавире... — Армавир — город на р. Кубань в Краснодарском крае. По мнению Б.М. Гаспарова, происшествие с котом в Армавире можно рассматривать как пародийное изображение шествия на Голгофу (Даугава. 1988. № 10. С. 98). Сравнение это представляется натянутым: по составу участников, образу действия и финалу этих двух весьма несхожих событий в них нет ничего общего. А — главное! — с какой же целью автор стал бы так недостойно (совсем в духе Демьяна Бедного) высмеивать своего главного положительного и трагического героя?

Комический случай в Армавире просто-напросто стоит в одном ряду с многочисленными арестами (и все невпопад! И все совсем невинных людей!) на том только основании, что фамилии их начинались на ту же букву, что и фамилия того, кого было приказано разыскать (Вольман, Вольпер, Волох, Володины, Ветчинкевич и др.). Ясно, что Булгаков дал смелую и правдивую картину безумного террора, охватившего страну, которая гротескно завершается арестом кота на огороде.

С. 491/379. ... театр детских кукол в Замоскворечье. — В 30-е годы в Москве было два кукольных театра: театр С.В. Образцова (сперва на Тверской, потом на Садовой-Самотечной) и 1-й Московский кукольный театр (в Петровской линии). Театра, указанного в «Мастере и Маргарите», видимо, не было.

С. 493/380. ...в Брюсовском переулке... — Совр. ул. Неждановой, соединяет Тверскую (ул. Горького) с Б. Никитской (ул. Герцена). Переулок был назван по имени генерал-фельдмаршала Я.В. Брюса (1670—1735), слывшего в народе чернокнижником и чародеем.

С. 494/380. ...весеннее праздничное полнолуние... — То есть предпасхальное полнолуние.

С. 494/381. Институт истории и философии. — Научно-исследовательского института с таким названием справочники по Москве за 1929—1940 гг. не отмечают.

Примечания

1. В годы советской власти в соответствии с коммунистической программой «стирания прошлого» происходило массовое и поспешное переименование городов, улиц и т. п. Два пика переименований приходятся на 1922 и 1965 гг. К 1972 г. в Москве сохранилось только 693 названия из 1344, указанных в путеводителе по Москве 1912 г. Булгаков намеренно использует почти исключительно старые названия. В наших примечаниях в скобках последовательно указаны советские замены. Хотя после 1987 г. многие старые имена были восстановлены, для верного ощущения вызывающей стилистической окрашенности булгаковского текста это игнорирование советских замен необходимо учитывать.

2. Первые пять имен приведены в книге М. Чудаковой «Жизнеописание...»; Авербах и Д. Бедный названы в работе Б.М. Гаспарова «Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»» (Slavica Hierosolymitana. Vol. III. Ierusalem, 1978. P. 198—251. Перепечатано в журнале «Даугава». 1988. № 10—12 и 1989. № 1); Д. Бедный и С. Городецкий названы также в указанном комментарии Б.В. Соколова.

3. В 1923 г. в газете «Гудок», где работал тогда Булгаков, появилась литературная обработка одного из писем, подписанная псевдонимом «Иван Бездомный». Н. Кузякина предполагает, что эта заметка принадлежит Булгакову (см. указ. соч., с. 394).

4. Надежным и объективным показателем грамматической структуры текста, а стало быть, и его стилистического своеобразия является средний размер предложения, измеряемый словами (подробный анализ этого параметра на материале русской письменной речи от древнейшего периода до 30-х годов XX в. см. в работах Г.А. Лесскиса, опубликованных в журнале «Вопросы языкознания» за 1962 (№ 2), 1963 (№ 3), 1964 (№ 3) и в других повременных изданиях).

Для разных сфер использования письменной речи (в науке, в художественной литературе, в переписке и т. д.) существуют устойчивые интервалы, в которых располагаются значения этого параметра, причем интервалы эти не пересекаются. Так, для научной прозы 60-х годов XIX века средний размер предложения — 28,5, для эпистолярной прозы — 14,1, для дневников — 5,8 и т. д.

Установлено, что один и тот же человек (например Л. Толстой или Чернышевский) по-разному пишет научную статью, художественное произведение, письмо или дневник, и эта разность непроизвольно обнаруживается в данном параметре. И наоборот — разные люди, обращаясь к одним и тем же жанрам письменной речи по этому параметру совпадают в пределах интервала, характерного для данного жанра (например, Достоевский и Чернышевский в романах, Л. Толстой в педагогических статьях и Сеченов в «Физиологии нервной системы», Тургенев и Ключевский в письмах).

Что касается художественной литературы, то для более точной оценки этого параметра как показателя структуры текста рекомендуется разбить текст на три составляющие его компоненты: речь автора (А), речь персонажей (П) и конструкции, при помощи которых речь персонажей вводится в речь автора (К). При таком разбиении для художественных текстов тех же 60-х годов прошлого века мы получили следующие значения анализируемого параметра: А = 17,2; П = 8,1; К = 6,7.

И, наконец, последнее — даже в пределах того интервала, который характерен для авторской речи в художественной литературе, у писателей (по крайней мере — у таких больших, как Пушкин и Толстой) нет своих «излюбленных» значений этого параметра. Эти значения, оказывается, зависят от стилистического своеобразия данного произведения, отличающего его от других произведений того же автора. Так, для «Казаков» Л. Толстого средний размер предложения в авторской речи — 14,0, а для «Войны и мира» — 19,7, а между этими крайними для прозы 60-х годов XIX в. числами располагаются значения этого параметра в произведениях Гончарова, Достоевского, Лескова, Салтыкова-Щедрина и Тургенева.

Разумеется, само по себе числовое значение этого параметра (как и всякого другого) не заменяет собою описания стилистической манеры писателя, но оно может быть количественным показателем стилистического различия (так сказать «мерой расстояния») разных текстов одного писателя.

Такого рода данные по двум «романам», образующим единый текст «Мастера и Маргариты», в сопоставлении с аналогичными данными по некоторым произведениям Пушкина, Л. Толстого и Достоевского приведены в помещенной ниже Таблице* Данные эти, во-первых, позволяют, оценить стилистическое различие двух «романов» Булгакова как весьма существенное (сопоставимое по «расстоянию» с различием двух произведений Пушкина или Толстого) и, во-вторых, показывают преобладание в текстах обоих «романов» Булгакова авторской речи над речью персонажей, что отличает также манеру Пушкина и Толстого от манеры Достоевского, Лескова, Гончарова и Тургенева.

Таблица*

Примечания к таблице: 1) принятые обозначения: S — предложение; L — слово; Scp — средний размер предложения, измеряемый в словах; Sp — наиболее вероятный (самый частый) размер предложения; Sm — самый большой размер предложения; А — речь автора; П — речь персонажей; К — конструкции, вводящие речь персонажей в авторскую речь; 2) определения: слово определяется как цепочка букв и/или цифр между пробелами; предложение — как цепочка слов между точками (или заменяющими точку знаками; в предельном случае — между началом текста и точкой); 3) все указанные тексты обследованы полностью, кроме романа о Мастере, из которого взята выборка, включающая главы 1, 3, 5, 12, 19, 23 «Мастера и Маргариты».