Помимо Горького и Набокова, еще одна литературная фигура представлена в стихотворении «Мещане на «Воробьевых»». Ее присутствие выдает, в первую очередь, еще одно лейтмотивное слово этого стихотворения, вообще очень выразительного в своих лексических пуантах, разрывающих обманчивый налет обычной журнальной жвачки. Слово, о котором мы говорим, связывает стихотворение с упоминавшимся рисунком «Приобщение к НЭП’у» из «Красного перца», парным (как карточное изображение!) к рисунку «НЭП на курорте», соседствующему со стихотворением в «Занозе». Ведь толстяк, жрущий из одного корыта со свиньями... это не что иное как иллюстрация к евангельской притче о блудном сыне (наподобие тех лубочных картинок, что описываются в повести Пушкина «Станционный смотритель»).
Автор карикатуры, изобразив состоятельного человека, опустившегося до скотского состояния, с исключительной глубиной проник в смысл этой притчи. Дело ведь не в голоде, постигшем блудного сына, растратившего свое состояние: не от голода же ведь, не по принуждению герой притчи возвратился домой! — а в потере человеческого обличья. Даже найдя себе работу, человек продолжает вести себя... как скот, и окружающим приходится запрещать ему есть из одного корыта со свиньями, напоминая, что теперь он может получать плату и покупать нормальную человеческую еду! Тогда-то он и обращает внимание на то, чем он стал, и решает вернуться к Отцу.
Для того автора, который творил журналы «Дрезина», «Красный перец», «Заноза», все они — и разжиревшие нэпманы, и полуголые черти-комсомольцы, похищающие девушек и юношей, — заблудшие дети. В стихотворении «Мещане...» тоже просматривается евангельский сюжет, как и в том, более раннем рисунке. «Бредни» от слова бред омонимично тому же слову в значении сети. И этот потенциальный каламбур — действует в стихотворении.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |