2. Время действия романа

С датировкой ершалаимских сцен, если верить многочисленным истолкователям, особых проблем нет. Финал земных деяний Иешуа Га-Ноцри происходит накануне иудейской Пасхи и в следующую за нею ночь, то есть 14—15 нисана по древнееврейскому календарю, об этом прямо сказано во 2-й главе. По мнению многих литературоведов, все новозаветные события в романе приходятся на начало апреля 29 или 30 года н. э.

А вот по поводу времени действия московских эпизодов поразмышлять есть о чем, хотя и здесь литературоведы потрудились основательно, и их выводы заслуживают доверия. Называется определенный день прибытия Воланда сотоварищи в столицу: 1 мая 1929 года. На эту дату в том году приходилась православная Пасха; в первый же день мая пролетарии всех стран мира, как обычно, солидарно строятся в ряды; международное сообщество ведьм, как водится, учиняет Вальпургиеву ночь на Брокенской горе. История подлинно существовавшей Фриды Келлер, фигурирующей в тексте под собственным именем, тоже говорит в пользу 1929 года. Фрида родила мальчика в 1899 году, задушила его в 5-летнем возрасте, а по Булгакову — сразу после рождения младенца. Ей уже в течение 30 лет каждое утро аккуратно подают орудие убийства. («К ней камеристка приставлена... и тридцать лет кладет ей на ночь на столик носовой платок. Как она проснется, так он уже тут. Она уж и сжигала его в печи и топила его в реке, но ничего не помогает».) Плюсуем 1899 год и 30 лет — получаем искомый 1929.

В «Евангелии от Воланда» (одно из предварительных заглавий романа) Иешуа сокрушается:

— Добрые свидетели... все до ужаса перепутали, что я говорил... И думаю, что тысяча девятьсот лет пройдет, прежде чем выяснится, насколько они наврали, записывая за мной.

В основной версии «Мастера и Маргариты» точное число лет заменено расплывчатой формулировкой:

— Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время.

Но дела это не меняет, исследователям есть за что зацепиться, датируя современную составляющую «Мастера и Маргариты», а именно — 1929 г., хотя, мне думается, год прибытия сатаны в столицу не имеет существенного значения, потому что к реальным событиям, неважно в каком году происходившим — в советское время или в новозаветные времена, — роман практически не имеет отношения.

В книге Булгакова предостаточно анахронизмов, никак не стыкующихся с 1929 годом. Торгсин или Торговый синдикат для торговли с иностранцами существовал с января 1931 г. по январь 1936 г. («Примерно через четверть часа после начала пожара на Садовой, у зеркальных дверей Торгсина на Смоленском рынке появился длинный гражданин в клетчатом костюме и с ним черный крупный кот».) До 1933 г. все радиовещание практически полностью состояло из радиоверсий газет, поэтому Иван Бездомный в погоне за Воландом и его компанией вряд ли мог слышать, как «из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рев полонеза из оперы «Евгений Онегин», и Иванушку «на всем его трудном пути» едва ли «мучил вездесущий оркестр, под аккомпанемент которого тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне». Первая ветка троллейбуса была пущена в Москве только в ноябре 1933 г., по Арбату — в декабре 1934. («Откинувшись на удобную, мягкую спинку кресла в троллейбусе, Маргарита Николаевна ехала по Арбату...».) А I съезд архитекторов открылся в Москве аж в июне 1937 г.:

— Чем буду потчевать? — спрашивает гаеров Бегемота и Коровьева-Фагота ресторанный пират Арчибальд Арчибальдович. — Балычок имею особенный... у архитекторского съезда оторвал...

Булгаков либо не придавал этим и прочим временным несообразностям никакого значения, либо не успел отшлифовать его, привести к единому знаменателю то, что нынче вызывает разноголосицу мнений, либо слишком полагался на свою память, каковая даже у талантливых писателей не всегда бывает совершенной. Следует или не следует в таких случаях полагаться на указания автора? Трудно сказать. Рассуждая об этом предмете, необходимо, по-видимому, обратить внимание не только на них, но и на психологию действующих лиц, достоверность их поведенческих установок, общую атмосферу времени, воспроизведенные в тексте. И здесь можно обнаружить немало любопытного.

На мой взгляд, персонажи «Мастера и Маргариты» существуют в условиях зрелого НЭПа, эпохе относительной свободы личности в СССР, определенного плюрализма мнений и способов производства. Ни о каких массовых репрессиях говорить не приходится, советские люди по возможности (у кого они какие) живут в собственное удовольствие, воруют, используют служебное положение (у кого оно есть), заводят любовников и любовниц, пьют горькую и пр. Правда, в 1919 году, по инициативе чекистов, были организованы северные лагеря, где политзаключенные и люмпен-пролетарии должны были исправляться с помощью тяжелого подневольного труда. А в 1923 году особисты учредили Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН), и это обстоятельство находит отражение в романе:

— Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! — совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.

И все же в те годы посадки не носят массового характера. В 1928 году количество заключенных во всей системе УСЛОНа составляло 21900 человек, в следующем году великого перелома — 65000. И хотя тенденция налицо, в годы НЭПа Сталину не до закручивания гаек, не до литературы и не до «инженеров человеческих душ». Для будущего вождя народов это период острейшей внутриполитической борьбы — за место под солнцем, за власть, наконец, за существование. Ведь, устройся на советском троне Троцкий, уже Сталину пришлось бы удирать, скажем, в Мексику, кропать обличительные опусы о стране победившего социализма и трястись за свою жизнь, опасаясь возмездия в виде смертельного удара топором.

Пора НЭПа была относительно вегетарианской (так говорила А.А. Ахматова о пресловутой хрущевской оттепели). Об этом свидетельствуют факты биографии самого Булгакова. С 1922 по 1926 год в московской газете «Гудок», с которой начал свою столичную литературную деятельность Михаил Афанасьевич, напечатано более 120 его репортажей, очерков и фельетонов. В 1923 году Булгаков вступает во Всероссийский Союз писателей, в 1924 году — публикует роман «Белая гвардия», в 1925 году — сборник сатирических рассказов «Дьяволиада», с 1926 по 1929 гг. его любит Сталин, пьесы будущего автора «Мастера и Маргариты» с успехом идут на лучших сценических площадках столицы: «Дни Турбиных» — во МХАТе, «Багровый остров» — в Московском Камерном театре, «Зойкина квартира» — в Театре им. Вахтангова, причем последняя была написана автором по прямому заказу вахтанговцев, коим требовался лёгкий водевиль «на современную НЭПовскую тему». А запретили спектакль... 17 марта 1929 года «за искажение советской действительности». В этом же году Булгаков и взялся за свой самый загадочный роман, принесший ему мировую, но увы, всего лишь посмертную славу.

Тогдашний булгаковский бум происходил под резкую критику сочинений писателя. «Произведя анализ моих альбомов вырезок, — пишет Булгаков Правительству СССР 28 марта 1930 г., — я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных — было 3, враждебно-ругательных — 298». Так, поэт Безыменский назвал писателя «новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы». Не стеснялись в выражениях и прочие критики и писатели, говоря о Булгакове как о «литературном уборщике», подбирающем объедки после того, как «наблевала дюжина гостей». Откровенно издевался над Булгаковым В.В. Маяковский, например, в своей феерической комедии «Клоп»:

Профессор

Товарищ Березкина, вы стали жить воспоминаниями и заговорили непонятным языком. Сплошной словарь умерших слов. Что такое «буза»? (Ищет в словаре.) Буза... Буза... Буза... Бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков... Буза — это род деятельности людей, которые мешали всякому роду деятельности...

Но это не мешало, как видим, ни творчеству Булгакова, ни его личной жизни: в 1925 году он женится на Л.Е. Белозерской, в 1929 знакомится со своей будущей третьей женой Е.С. Булгаковой (урождённой Нюренберг, в первом браке — Неёловой, во втором — Шиловской). И только в 1930 г. от Булгакова окончательно отворачивается и фортуна, и Сталин, раз 16—17 с удовольствием посмотревший во МХАТе «Дни Турбиных».

В романе время соответствует, я полагаю, годам с 1925 по 1928. Граждане СССР — поэт Бездомный и писатель Берлиоз — запросто, у всех на виду, разговаривают с иностранцем, кем бы он ни оказался впоследствии, а не шарахаются от него, как это произошло бы несколькими годами позже. Милиции и вообще органов никто особенно не боится, все к ним охотно обращаются, особенно в критических ситуациях, требуя «бронированную камеру» плюс «вооруженную охрану». Кое-кого арестовывают, не без этого, но в основном по делу шайки «гипнотизеров и чревовещателей, великолепно владеющих своим искусством». Никто не погибает в тюрьмах и лагерях, то есть, как мрачно шутили в годы репрессий, естественной смертью. В 15-й главе советских нэпманов и чиновников уговаривают — и только! — сдать золото и валюту, кормят в перерывах между «представлениями», а рыжий бородач сокрушается о «бойцовых гусях в Лианозове». Аннушку, пытавшуюся «вручить кассирше в универмаге на Арбате десятидолларовую бумажку», не только не посадили, но и отправили восвояси, поскольку она «порядком всем надоела». Да и приличный кусок из романа мастера о Понтии Пилате все-таки был опубликован, чего бы нипочем не произошло в постнэповскую эпоху. («Помню, помню этот проклятый вкладной лист в газету, — бормотал гость, рисуя двумя пальцами рук в воздухе газетный лист, и Иван догадался из дальнейших путаных фраз, что... редактор напечатал большой отрывок из романа того, кто называл себя мастером».)

Вскоре, правда, последовали исполненные злобы и несправедливой критики статьи о вышедшем фрагменте: «Враг под крылом редактора» Аримана; Латунского, предполагавшего «ударить, и крепко ударить по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить... ее в печать»; и «Воинствующий старообрядец» Лавровича. Но даже после доноса Алоизия Могарыча о том, что мастер «хранит у себя нелегальную литературу», писатель не был арестован, остался жив, а только спятил от переживаний. Но это уже зависит от индивидуальности автора. Мыслимо ли все это представить вне более-менее благополучного в отношении ежовых рукавиц НЭПа, окончательно изничтоженного 11 октября 1931 года постановлением о полном запрете частной торговли в СССР? Если же в романе на самом деле 1929 год (или какой-то другой из 20-х), то он особый, булгаковский, мастеромаргаритный, представленный в весьма облегченном варианте, без лагерей и тюрем, с анахронизмами по обе стороны от этой почти узаконенной интерпретаторами даты.

Режиссер В. Бортко, поместивший действие «Мастера и Маргариты» в средневековый сталинизм, с моей точки зрения, совершил серьезный просчет, и это во многом предопределило — по крайней мере, для меня, — провал его фильма. Причем не только в фактологическом аспекте, но прежде всего — в художественном. Персонажи, сочиненные режиссером, получились лишними и нежизнеспособными, произносящими явно не свои речи, не соответствующие не только тексту, но и контексту булгаковского романа.