Семья Николая Николаевича, живя в Саратове, не теряла связь со своими киевскими родственниками. Почти каждый год кто-то посещал Киев. На летние каникулы 1908 года гимназистка 4-го класса Таня Лаппа поехала туда к своей бабушке по отцу Елизавете Николаевне и тётке Софье Николаевне Давидович, жене полковника. Поехала одна в вагоне третьего класса с деревянной мебелью.
Через приятельницу тётки Варвару Михайловну Булгакову она познакомилась с гимназистом последнего класса Мишей Булгаковым. «Это был симпатичный юноша, светловолосый, с голубыми глазами, очень подвижный, как и я, очень любивший музыку»1.
Михаил и Татьяна много гуляли по Киеву: «Широкие, светлые улицы, тенистые сады и парки, строгие казённые здания, театры, древние храмы — покорили мое сердце. С тех пор я и полюбила Киев, особенно в летнее время: Владимирскую горку, Купеческий сад с открытой эстрадой, где по вечерам звучала музыка Чайковского, Россини, Глинки...»2 Катались на лодке. Он удивлялся, сколько Таня знает опер.
Возникшая между ними переписка продолжалась два с половиной года. За это время они не виделись. Булгаков поступил на первый курс Императорского университета Св. Владимира на медицинский факультет. Отец Тани и говорить не хотел о поездке в Киев, особенно после злополучной телеграммы от неизвестного ему Саши Гдешинского (друг М. Булгакова), пришедшей как-то на Рождество и показавшейся ему странной: «Телеграфируйте обманом приезд Таси. Миша стреляется»3, — которую Николай Николаевич сразу отослал своей сестре обратно в Киев. Никакие мольбы не помогли Тане уехать. Отец был непреклонен, отправил в Киев старшего сына Женю. И Михаила в Саратов не пустили.
До Мариинской гимназии, иначе «мариинки», как называли её ученицы, Татьяна шла полтора квартала — полквартала по Вольской, затем поворачивала на Константиновскую и, дойдя по ней до Александровской, входила в красного кирпича трёхэтажное здание гимназии4.
Гимназия Ведомства императрицы Марии давала разностороннее образование с упором на гуманитарные науки. Здесь изучались французский и немецкий языки, преподавали танцы, воспитывали у девушек светские манеры. Обучение в этой гимназии стоило дороже, чем в обычных «министерских», что позволяло отдавать сюда своих дочерей именитым горожанам, крупным чиновникам, богатым иностранцам.
Был непререкаем авторитет Веры Фёдоровны Викгорст — главной надзирательницы, иначе «директрисы», представительной седой дамы в тёмно-синем платье с меховой накидкой.
Из учителей, по-настоящему увлечённых преподаванием, хорошо знающих свой предмет, выделялись преподаватель литературы Николай Павлович Бобров и историк Николай Михайлович Зубарев.
Француженка с необычным именем Еротинда Александровна Сильвестр вела уроки исключительно по-французски, а преподаватель немецкого языка Штауб задавал учить немецкие глаголы «от сих до сих», этим вызывая неприязнь к немецкому у всех, за исключением дочерей немцев, имевших по этому предмету высший балл — двенадцать. Система оценок в гимназиях Ведомства императрицы Марии отличалась от принятой в учебных заведениях министерства просвещения.
По обыкновению, на актовых торжествах в гимназии присутствовал губернатор. Особенно часто любил приезжать граф С.С. Татищев. Девушкам он нравился: высокий, статный, красивый.
Каждый год в ноябре в гимназии проводились годовые вечера. В литературно-музыкальной части принимали участие воспитанницы старших классов. Ставили спектакль и выразительное чтение. Затем открывались танцы. Среди гостей были официальные представители города и учебных заведений, а также студенты, гимназисты, реалисты.
«Училась я очень плохо, отвратительно училась. Но на каток иду»5, — позднее вспоминала Татьяна Николаевна, объясняя свою неуспеваемость в гимназии нервностью и мигренями. «Я приходила из гимназии, бросала верхнее платье на пол, мать говорила: «Не подбирай, горничная уберет; неизвестно, как сложится жизнь, пока позволяют обстоятельства — ничего не делай!» Нас ни к чему не готовили. Что я думала о своем будущем? Я жила сегодняшним днем, и мысли о будущем не было»6.
Оставаясь дома, много читала. «В нашем доме была хорошая библиотека, книги для нее подбирал сам отец. Многие книги на корешках имели инициалы отца. Все мы любили читать и часто устраивали домашние чтения»7. Не все книги разрешали детям брать с полок: «Отец книжный шкаф запирал. Вот я и выберу момент и стяну что-нибудь. Вербицкая тогда была — «Ключи счастья», Арцыбашев был. Гоголя читала, Тургенева, Некрасова»8.
В свободное от гимназии время Татьяна зимой ходила с братьями по вечерам на каток и в оперу, а также занималась музыкой.
Каток яхт-клуба особенно привлекал учащуюся молодёжь. Он находился в центре города, рядом с Коммерческим собранием и городским бульваром «Липки». На катке играла музыка, работала «грелка» с буфетом. Множество пар катались «по кругу», среди них Таня со старшим братом Женей. Мимо проносились «гонщики на ножах». В середине круга солидных дам возили на деревянных креслах с полозьями. Они внимательно смотрели на молодёжь, переговаривались, закутавшись в меха. Каток был вечерним торжеством: лёгкий мороз красил щёки, ветер бил в лицо, поднималось настроение. «Папа меня не пускает на концерт или куда-нибудь — всё равно убегу с чёрного хода. Сколько раз он приходил за мной на каток... Я училась музыке, отец любил, когда я играла, ложился на диван, слушал. Я играла увертюру к «Евгению Онегину», к «Кармен»»9.
Другим, пожалуй, самым главным её увлечением был театр. В Саратове было три театра: Городской, где по полгода выступали оперная и драматическая труппы, Общедоступный театр и театр Очкина. Николай Николаевич в Городском театре играл в спектакле «Василиса Мелентьева» А.Н. Островского и С.А. Гедеонова, а Татьяна поучаствовала в массовке, «говорила: «Царь идет! Царь идет!»»10. Театр Очкина она посещала часто, слушая там оперу вместе с подругой, которая приходилась падчерицей владельцу театра Григорию Васильевичу Очкину. Театр располагался рядом с катком и бульваром «Липки» и имел зал с лучшей в Саратове акустикой. Уютный, с небольшими ложами и фойе, тесными коридорчиками, он собирал зрителей до аншлага. Гимназическое начальство запрещало смотреть вечерние постановки без особого на то разрешения. Но подруга водила Таню в закрытую ложу.
В 1910 году и ранее в театре гастролировали оперное товарищество Фёдорова, «хорошо знакомая саратовцам» драматическая труппа «Передвижники» П.П. Гайдебурова, приезжали малороссийские артисты. Шла в основном классика.
В конце октября в Саратове давал концерты Леонид Витальевич Собинов. Николай Николаевич с Евгенией Викторовной и Татьяной слушали его в зале музыкального училища, наполненного поклонниками «певца-чародея».
Пора выпускных экзаменов прошла для Татьяны Лаппа летом 1911 года. По окончании гимназии состоялся и вечер, к которому так долго готовились — последний бал «мариинок». Вручали свидетельства перед портретами трёх царственных особ: государя императора, его жены и Марии Фёдоровны, основательницы Ведомства. Татищев уже не говорил напутственное слово выпускницам 1911 года. Новый губернатор П.П. Стремоухов показался им противным и некрасивым, а сбивчивое слово его только омрачило на несколько минут их настроение. Затем открылся бал. Приглашены были гимназисты и реалисты, тоже выпускники. Играли вальс и мазурку. Веселье с танцами окончилось за полночь.
В Киев Татьяне удалось выбраться только в конце июля. Отец разрешил ей ехать.
Булгаков договорился с Софьей Николаевной, что Тася, как они называли Татьяну, погостит в семье Булгаковых на даче в Буче, небольшом загородном местечке под Киевом.
В дневнике Н.А. Булгаковой-Земской (сестры писателя) мы находим такую запись: «27 июля 1911. Миша доволен: приехала Тася <...> и мама во избежание Мишиных поездок через день в Киев хочет пригласить Тасю гостить...»; «Буча. 31 июля 1911 г. Приехала на эти последние летние дни к нам Тася Лаппа: живёт у нас с 29-го. Я ей рада. Она славная <...> Миша занимается к экзаменам и бабочек ловит, жуков собирает, ужей маринует»11.
Подошло незаметно время университетских занятий...
Вскоре Россию всколыхнуло событие, которое отозвалось через газеты и в доме Николая Николаевича в Саратове. 1 сентября 1911 года в киевском театре был смертельно ранен выстрелом в упор председатель Совета министров России Пётр Аркадьевич Столыпин. У саратовцев остались в памяти его строгое лицо и пронзительный взгляд, расстрел демонстрации рабочих на Институтской площади в 1905 году и его настойчивые доклады и ходатайства царю, в Государственной думе, в Государственном совете об открытии университета в Саратове, как оказалось, последнего университета царской России. «Его смерть произвела тяжелое впечатление на всех нас, и мы долго не могли успокоиться»12, — признавалась Татьяна Николаевна.
Николай Николаевич звал Татьяну в Саратов, хотел, чтобы она год поработала, и подыскал ей место классной дамы. А так как занятия уже шли, она должна была немедленно вернуться.
Он был членом попечительного совета гимназии Э. Ульрих13, но первая служба Татьяны проходила в «женском ремесленном училище»14. В ее обязанности входило: присутствовать на всех уроках без исключения, следить за посещаемостью и поведением, делать замечания. Спустя несколько десятилетий Татьяна Николаевна не без иронии говорила: «Там девушки были в два раза больше и толще меня. Преподаватель закона божьего спрашивает однажды: «Где ваша классная дама? — Вот она. — Ну, вы скажете! Ха-ха-ха!»... Домой я после занятий приходила совсем без голоса...»15 Она зарабатывала 25 рублей в месяц.
Рождественские каникулы в университете позволили Булгакову по приглашению Таси и её родителей приехать в незнакомый для него Саратов. Добираться из Киева до Саратова по железной дороге в то время надо было почти двое суток и сделать две пересадки — в Воронеже и Тамбове.
По счастливому стечению обстоятельств, доподлинно можно установить почти точный временной отрезок его пребывания в Саратове. На помощь приходит дневник Надежды Афанасьевны Булгаковой-Земской: ««Миша у знакомых гостит в Саратове» (24.12.1911). «Вернулся Миша из Саратова» (15.1.1912)»16.
Булгаков ехал сюда не один, а привёз с собой бабушку Татьяны Елизавету Николаевну, которая не часто выбиралась посмотреть на внуков и побывать на традиционной в доме Лаппа большой ёлке, шумной, с играми и танцами. Катались на тройках. Ходили на каток — смотреть рождественские аттракционы. Было множество гостей, в дом к Николаю Николаевичу приходили и семьи его сослуживцев. При свечах старшие и младшие дети поочерёдно садились за рояль и состязались в игре. «Была ёлка, мы танцевали, но больше сидели, болтали...» — скажет потом Татьяна Николаевна, и, наверное, эта немногословная фраза всё объяснит, и не надо бы и «додумывать сюжет». Но хочется представить себе, что мог видеть Булгаков за эти праздничные дни? Что «предлагал» своим жителям и гостям рождественский и новогодний Саратов рубежа 1911 и 1912 годов? Вероятно, стоит обратиться к газетной хронике.
Газеты открывались рекламой праздничной торговли. Что только ни покупали в богатом губернском городе: цветы из Ниццы — камелии, гиацинты, розы, орхидеи в магазинах И.Н. Рябинина, «конфеты, торты, пирожные, печения, пряники всевозможных сортов и вкусов» в кондитерской Жан, шампанские вина Дуаэн и Шарль Гейдсик из Реймса, американскую овсянку «Геркулес», цейлонский чай «Янхао», шоколад Гола-Петэр (Швейцария), колбасы И.Ф. Куклинского, «лучшую провизию из Москвы в ресторанах» и т. д. и т. п. Вся торговля подчинялась заповеди: «Выполняй своё обещание пред покупателем, и ты приобретёшь его навсегда».
Каникулы в средних учебных заведениях проходили с 21 декабря по 7 января. Многих учащихся очень огорчило, что незадолго до праздников попечитель учебного округа запретил посещать синематографы. Электротеатр «Гигант», театр «Мурава», кинематографы «Мишель», «Зеркало жизни», «Разумный кинематограф» притягивали к себе афишами с интригующими названиями комедий: «Поцелуй мою невесту», «Жених опоздал — заменил другой», «Беда от нежного сердца», «Глупышкин — защитник невинности» или «Сумасбродная головка», «Небольшое вымогательство».
«Трагедий» было совсем мало: драма «Трагедия брака» и «Жестокая расплата». Демонстрировались также «Красоты Италии» с натуры и «Фауна тропических стран».
С 27 декабря в зале музыкального училища шла «серьёзная» историческая картина «Оборона Севастополя 1854—1855 годов» в 45 отдельных видах, показанная незадолго до того в Ливадии царской семье. Зритель замирал от сцен «потопления русского флота, штурма Севастополя, смерти адмиралов Корнилова и Нахимова», особенно когда «для иллюзии музыканты Башкадыкларского полка при залпах из пушек ударяли в барабаны, а при штурмах и натисках кричали «ура»».
Праздничные развлечения, весёлые потехи ждали «самую взыскательную публику». Городской театр зазывал на «Бал-кабаре». Театр «Казино» 31 декабря показывал 35 номеров программы с «поразительными аттракционами», например, «летающее пианино с певицей». Студенческий музыкальный вечер в Коммерческом собрании с танцами и беспроигрышной лотереей аллегри собирал средства в помощь «недостаточным молодым людям, стремящимся к высшему образованию».
Любителей живописи приглашала выставка картин московских художников в Боголюбовской рисовальной школе при Радищевском музее. «Московское товарищество художников» представляло около ста картин Богаевского, Гербера, Гольдингера, Уткина, Ясинского, саратовцев Баракки и Никулина.
Для Саратова Рождество 1911 года — это ещё и снежный буран, разыгравшийся не на шутку. «Снежная буря выла и рвала, магазинные вывески с грохотом падали. Прекратилось конное и пешее движение... Трамвайные вагоны не выходили из парка целый день, и только 26 декабря началось правильное движение. Радовались бурану только извозчики, которые брали с визитёров двойную и даже тройную цены, да голодный и безработный люд, работавший днём и ночью на трамвайных линиях, очищая их от снега» («Саратовский вестник», 28 декабря 1911 года).
Первый визит, первые впечатления о Саратове Булгакова... «Знакомая» семья, которая вскоре станет родственной. Саратов, «тот город» («Тайному другу»), надолго войдёт в его сознание как зимний, рождественский город17. И не холодным и отталкивающим он будет казаться ему. Спустя много лет в неоконченном сочинении «Тайному другу» Михаил Афанасьевич Булгаков напишет, как мы предполагаем, о памятном саратовском Рождестве. И в преображённых художником фактах действительности есть соблазн отыскать реалии его биографии.
«Опять был сон. Но мороз утих, и снег шёл крупный и мягкий. Всё было бело. И я понял, что это Рождество. Из-за угла выскочил гнедой рысак, крытый фиолетовой сеткой.
— Гись! — крикнул во сне кучер. Я откинул полость, дал кучеру деньги, открыл тихую и важную дверь подъезда и стал подниматься по лестнице.
В громадной квартире было тепло. Боже мой, сколько комнат! Их не перечесть, и в каждой из них важные обольстительные вещи. От пианино отделился мой младший брат. Смеялся, поманил меня пальцем <...> На пианино над раскрытыми клавишами стоял клавир «Фауста»; он был раскрыт на той странице, где Валентин поёт. <...> От парового отопления волнами ходило тепло, сверкали электрические лампы в люстре, и вышла Софочка в лакированных туфлях. Я обнял её.
Потом сидел на своём диване и вытирал заплаканное лицо. Мне захотелось увидеть какого-нибудь колдуна, умеющего толковать сны. Но и без колдуна я понял этот сон.
Фиолетовая сеть на рысаке — это был год 1913-й. Блестящий, пышный год <...> И в квартире этой брат быть не мог, это я когда-то жил в квартире. На Рождестве я вёл под руку Софочку в кинематограф, снег хрустел у неё под ботиками, и Софочка хохотала <...> мой брат, которого в последний раз я видел в первых числах 1919-го года, убит. Где и когда, я не знаю, а может быть, не узнаю никогда. Он убит, и, значит, от всего, что сверкало, от Софочки, ламп, Жени, фиолетовых помпонов, — остался только я один на продранном диване в Москве ночью 1923 года. Всё остальное погибло»18.
От саратовского домашнего очага семьи Лаппа не осталось и следа. Пожалуй, только «тихая и важная дверь подъезда» с улицы Вольской, без медной таблички управляющего, до сих пор сохранилась, и мы чуть ли не каждый день проходим мимо неё, никак не замечая и не предполагая, что когда-то её открывал безвестный молодой человек — в будущем всемирно почитаемый русский писатель М.А. Булгаков.
Большая, пологая каменная лестница в просторном подъезде поднимает нас на второй этаж19. «Громадная квартира» внутри давно перестроена под кабинеты профсоюзного учреждения. Лепнина потолка местами проглядывает сквозь густые слои краски. В одной из комнат — изразцовый камин, единственный здесь. Это кабинет Николая Николаевича. «Квартира хорошая была, — вспоминала Татьяна Николаевна. — Комната девочек, комната мальчиков, спальня, столовая, гостиная, у отца, конечно, кабинет был, еще комната при кухне была, в общем, комнат семь-восемь было. Гостиная вся в коврах была. Отец очень ковры любил и много денег на них тратил»20. Он также разводил цветы. «У отца был курьер; в доме была горничная, кухарка, бонна. <...> Лакея не было: на стол подавала горничная. Закусок к столу не подавали — у отца были больные почки, так что в гостях мы любили консервы. Михаилу наш стол нравился»21.
Имя Софьи, Софочки — редкое имя для Булгакова. И тем выразительнее звучит оно в приведённом отрывке — реальное имя младшей сестры Татьяны Николаевны. Упомянут здесь и Женя, её брат. Он увлекался рисованием, брал уроки живописи у П. Пикассо в Париже, нюхал кокаин, возвратился на родину с началом Первой мировой войны без какой-либо перспективы стать художником. Если с братьями Татьяны Михаил не был близок, то с Софьей он дружил. Приведем сохранившуюся надпись Булгакову: «На память от любимой свояченицы. 28.12.1913»22. И скажем о самом загадочном — «фиолетовая сеть на рысаке». Объяснение этому в историко-краеведческой детали: лучшие саратовские извозчики, большей частью для красоты и шика, покрывали своих рысаков от упряжной дуги до саней плетёными сетками тёмных цветов (фиолетового, бордо). Извозчик сбрасывал с помощью сетки падающий на круп лошади снег. Фиолетовая сетка — принадлежность резвого рысака — глубоко запала в память Булгакову и стала в какой-то степени символом старого Саратова, образной деталью.
Т. Лаппа. 1900-е гг.
М. Булгаков-гимназист. 1908 г.
Мариинская женская гимназия, 1905 г. Вид с Александровской (Горького) ул.
Вход на каток яхт-клуба по ул. Соборной
Саратов. Городской театр
Театр Очкина
Т. Лаппа. 1910-е гг.
Министерская женская гимназия (Ульрих)
Здание федерации профсоюзных организаций Саратовской области
Примечания
1. Кисельгоф Т.Н. Воспоминания. Письма. Киев: ИД «Личность», 2016. С. 25.
2. Там же.
3. Там же. С. 26.
4. Сейчас это Саратовский авиационный колледж СГТУ им. Гагарина Ю.А. (на углу улиц Советской и Горького). О Мариинской женской гимназии свидетельствует Наталия Александровна Загрекова (1898—1991), которая училась одновременно с Татьяной Николаевной, но в младшем классе. Младшие гимназистки дарили старшим «цветочек» в знак особого почитания и провожали до дома.
5. Кисельгоф Т.Н. Воспоминания. Письма. Киев: ИД «Личность», 2016. С. 52.
6. Цит. по: Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988. С. 48.
7. Кисельгоф Т.Н. Воспоминания. Письма. Киев: ИД «Личность», 2016. С. 27.
8. Там же. С. 53.
9. Там же. С. 10.
10. Там же. С. 51.
11. Земская Е.А. Из семейного архива. Материалы из собрания Н.А. Булгаковой-Земской // Воспоминания о Михаиле Булгакове / сост. Е.С. Булгакова и С.А. Ляндрес. М.: Советский писатель, 1988. С. 74.
12. Кисельгоф Т.Н. Воспоминания. Письма. Киев: ИД «Личность», 2016. С. 27.
13. Младшая его дочь Софья Лаппа училась в этой гимназии. В.Д. Юматов — председатель попечительного совета гимназии Э. Ульрих (1-й женской министерской) в одном из писем к Николаю Николаевичу в марте 1911 года отмечал его «отзывчивость к нуждам и интересам учебных заведений».
14. По-видимому, Т.Н. Кисельгоф имела в виду Саратовскую женскую Ильинскую профессионально-ремесленную школу в Мирном переулке.
15. Цит. по: Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988. С. 46—47.
16. Земская Е.А. Из семейного архива. Материалы из собрания Н.А. Булгаковой-Земской // Воспоминания о Михаиле Булгакове. М.: Советский писатель, 1988. С. 74.
17. Существует прошение Булгакова к ректору университета Св. Владимира об отпуске в Саратов по случаю рождественских каникул ещё и в 1913 году (отпускной билет с 21 декабря по 15 января). Факт возможного приезда не подтвержден Т.Н. Кисельгоф и другими источниками.
18. Булгаков М.А. Собр. соч.: в 5 т. М.: Художественная литература, 1992. Т. 4. С. 553—554. Булгаковед Л.М. Яновская считала, что в приведенном отрывке упомянут один из киевских домов с большой квартирой, однако доказательных фактов не привела.
19. В 1990-е годы лестницу демонтировали с целью сдачи в аренду подвальных помещений здания, парадную дверь в квартиру на втором этаже заложили.
20. Кисельгоф Т.Н. Воспоминания. Письма. Киев: ИД «Личность», 2016. С. 48.
21. Цит. по: Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988. С. 47.
22. Кисельгоф Т.Н. Воспоминания. Письма. Киев: ИД «Личность», 2016. С. 228. Софья Николаевна Вертышева (урожд. Лаппа, 1895—1965) стала актрисой провинциальных театров.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |