Понятие трикстер пришло в литературоведение из мифологии и культурологии. Трикстер — в переводе с английского (trickster) — обманщик, ловкач. В культурологии и мифологии трикстер определяется как шут, игрок, вор, обманщик, коварный божок, злая тень положительного героя, это непредсказуемый и асоциальный персонаж, несущий в себе одновременно добро и зло, создающий что-то новое и разрушающий старое. Несмотря на то, что трикстер нарушает общепринятые нормы морали и законы, он не всегда обладает исключительно отрицательными качествами. Напротив, своим поведением и поступками трикстер вносит в окружающую действительность некие изменения, способствующие ее развитию и улучшению, не допуская застоя.
Образ трикстера достаточно популярен в научной литературе. Среди исследователей наибольший вклад в рассмотрение данного вопроса внесли такие мыслители, как К. Юнг, П. Радин, К. Леви-Стросс, В.И. Иванов, В.В Топоров, Ю.И. Манин, Г.Л. Пермяков, Е.А. Костюхин, Ю.М. Лотман, Е.М. Мелетинский, Е.С. Новик (См.: список литературы).
Одну из первых и наиболее обстоятельных концепций трикстера как культурного феномена предложил Пол Радин в работе «Трикстер: исследование мифологии североамериканских индейцев» в 1956 году. В дальнейшем его работу дополнили комментариями К. Кереньи и К. Юнг. Кроме того, Пол Радин в исследовании «Трикстер — мифы североамериканских индейцев» показал, как повествования о мифологическом плуте переходит в сказку о животных1.
Карл Юнг в своих работах «Психологические типы» (1921), «Дух Меркурий» (1942), «Душа и миф: шесть архетипов» (1961), «Архетип и символ» (1934), «Архетипы Юнга и Астромифология» (1961), «Бог и бессознательное» (1960)2 рассмотрел образ трикстера как психологический архетип, выявил типичные для трикстера характеристики и проследил его развитие от мифологии до карнавальных традиций. Так, в работе «Архетипы и коллективное бессознательное» Карл Юнг рассмотрел образ трикстера, названный им «Тень», как один из важнейших для личности архетипов3.
Леви-Стросс в работе «Культурная антропология» также рассматривает трикстера как плута, озорника4.
Образ трикстера рассматривался и на отечественном материале. В.И. Иванов и В.Н. Топоров в работе «Славянские языковые моделирующие системы» указывают на присутствие у героя русских сказок черт трикстера. Ю.И. Манин в работе «Мифологический плут по данным психологии и теории культуры»5 анализирует место трикстера, рассматриваемого как синкретический образ, в мифологическом мышлении. Г.Л. Пермяков в работе «Проделки хитрецов» и Е.А. Костюхин в работе «Типы и формы животного эпоса» изучают структуру текстов, построенных на трюках, также затрагивают проблему трикстера.
Значительный вклад в изучение феномена трикстера принадлежит Ю.М. Лотману: в фундаментальном труде «Культура и взрыв» он отводит героям-трикстерам парадоксальную роль созидателей через разрушение6.
Если Ю.М. Лотман рассматривает проблему трикстера с культурологической точки зрения, то Е.М. Мелетинский глубоко разрабатывает генетический аспект проблемы. Истоки трикстерной образности он находит в мифах. В каждой из перечисленных в скобках работ («Мифологический и сказочный эпос меланезийцев»; «Происхождение героического эпоса»; «Ранние формы и архаические памятники»; ««Эдда» и ранние формы эпоса»; «Первобытные истоки словесного искусства»; «Поэтика мифа»; «Введение в историческую поэтику эпоса и романа»; «Историческая поэтика новеллы») он, так или иначе, касается трикстерной проблематики. А в фундаментальной монографии «Палеоазиатский мифологический эпос. Цикл Ворона» М. Мелетинский делает подробный анализ структуры вороньих трюков и манифестаций Ворона как шамана7.
В работе «Эдда» и ранние формы эпоса» подробно рассмотрен образ Локи8. Мелетинский представляет его в роли мифологического плута с чертами героя. В известной монографии «Миф и сказка» автор рассматривает проблемы взаимоотношений между мифом и сказкой, а также превращение героя-трикстера в сказочного героя9.
Немалый вклад в осмысление феномена трикстера внесла Е.С. Новик в работах «Фольклор — обряд — верования: опыт структурно-семиотического изучения текстов устной культуры» и «Структура сказочного трюка». Исследовательница разработала концепцию структурно-композиционных связей волшебной сказки и шаманского камлания, ей принадлежит постановка вопроса о взаимоотношениях между структурой сказки и структурой шаманского путешествия. А в работе «Структура сказочного трюка» С. Новик определила основные предикаты трюков, рассмотрела рефлексивный аспект трюка как предугадывание ответной реакции антагониста10.
Следует особо остановиться на роли российских ученых-фольклористов, чьи работы оказали заметное влияние на изучение трикстерных феноменов. Наиболее полным и системным подходом к исследованию данной темы отличаются работы В.Я. Проппа. В историко-генетическом аспекте Я. Пропп определяет важнейшие составляющие сказки, связанные с трикстерной проблематикой, среди которых: специфические представления о смерти, обряд инициации и частично шаманизм (См. Список литературы). Также этим вопросом занимались такие авторы, как: Н.Н. Диков, Е.А. Крейнович, А.А. Попов, Г.Н. Грачева, И.С. Вдовин, Н.А. Алексеев. А.Ф. Анисимов, Г.И. Дзенискевич, Л.Я. Штернберг, Л.П. Потапов, А.В. Смоляк, В.Г. Вайнштейн, С.И. Богораз, Е.А. Алексеенко (См. Список литературы).
Современные исследователи предложили новые концепции трикстера и расширили это понятие. Д. Гаврилов в труде «Трюкач. Лицедей. Игрок. Образ трикстера в евроазиатском фольклоре» (2009) рассмотрел фигуру трикстера, действующего в периоды социальных преобразований, исследовал его функциональную роль и развитее от мифологического (традиционного трикстера) до современного трикстера11.
Новый взгляд на трикстера можно найти в статье К. Чернявской «Трикстер, или Путешествие в Хаос» (2004), а также в монографии М. Липовецкого «Трикстер и «закрытое» общество» (2009).
Примечательно, что Марк Липовецкий расширяет понятие трикстера и вводит новый термин, характеризующий бытование трикстера в русской культуре советского времени — «советский трикстер». Исследователь выявляет черты, свойственные «советскому трикстеру»: амбивалентность и функция медиатора, лиминальности, трансформация плутовства и трансгрессии в художественный жест, связь трикстера с сакральным контекстом12.
Общеизвестно, что сам трикстер, зародившийся в архаической мифологии, получил развитие в мировом фольклоре, в частности, животном эпосе, народных сказках, средневековых шванках и фаблио. Последующее его развитие можно наблюдать в плутовских романах XVI—XVIII веков и комедиях положений того же периода.
Что же касается русской литературы, то в ряде персонажей XVII—XIX веков можно также увидеть некоторые черты, характерные для архетипа трикстера. Трикстерный комплекс можно обнаружить в образе Фрола Скобеева из анонимной повести, в героях романов Михаила Чулкова («Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины»; «Пересмешник, или Славенские сказки»), в героях Василия Нарежного («Похождения российского Жиль Блаза»), в образах: Ивана Выжигина из романов Фаддея Булгарина, черта из гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки», гоголевских Хлестакова из «Ревизора» и Чичикова из «Мертвых душ», а также у Достоевского: в образах Смердякова из «Братьев Карамазовых» и Петруши Верховенского из «Бесов».
Модернистские течения XX века способствовали развитию этого образа (см., например, творчество В. Брюсова). И это не удивительно, учитывая, что само течение модернизма воссоздает мир как некое царство абсурда, хаоса и нестабильности, которое, в большинстве случаев, ждет катастрофа. Именно по этой причине герой-трикстер так идеально вписывается в модернистскую поэтику.
Ярким примером развития феномена трикстера в модернистской романной традиции является произведение М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Здесь автор свободно помещает фантастических героев трикстерного типа в современную ему московскую действительность. Стоит отметить, что одна из знаковых особенностей прозы М. Булгакова — это исключительная сюжетная причудливость, а также фантастичность некоторых ситуаций и деталей, которые тесно переплетаются с обыденностью («Дьяволиада», «Мастер и Маргарита»)13. В «Мастере и Маргарите» Булгаков воссоздает мир как царство хаоса, жестокости и несвободы. В центре его произведения оказываются люди, бессильные перед лицом истории и магической силы (в лице Воланда и его свиты), которая несет возмездие тем, кто его заслуживает. Также для романов Михаила Булгакова, как и для большинства модернистских текстов, характерна игра на грани вымысла и реальности, что притягивает трикстерную семантику14.
В современном искусстве и гуманитарных дисциплинах одним из ведущих течений является постмодернизм. Его базовые установки во многом созвучны трикстерному архетипу. Героев-трикстеров можно наблюдать в постмодернистских произведениях Бориса Акунина, Виктора Пелевина, Владимира Сорокина, Дины Рубиной. Поэтому образ трикстера является одним из определяющих облик культуры XXI века.
Современная литература (в частности массовая) выдвигает на передний план два жанра: фантастику и детектив. Произведения именно этих двух жанров ежегодно занимают одни из первых мест в списках бестселлеров. Детективная проза Бориса Акунина занимает особое место в современном литературном процессе15. Писатель пытается не только выстроить захватывающий приключенческий сюжет, но и зафиксировать переоценку ценностей, произошедшую на рубеже веков. По мнению М.А. Черняк, проза Бориса Акунина «предельно точно определяет магистральное направление, связанное со стремлением литературы преодолеть фабульную беспомощность»16. Акунин синтезирует элементы массовой литературы (это: ориентация на широкую аудиторию, клишированность, формульность и т. д.) с постмодернистскими приемами (ирония, пародийность, игровые контаминации с жанровыми схемами, интертекстуальность), создавая постмодернистские детективы, в которых реализуется принцип «двойного кодирования»17.
Одной из основных черт творчества Б. Акунина является интертекстуальность. Так, в произведениях автора прослеживается большое число многообразных связей с творчеством зарубежных и русских классиков18. Именно благодаря большому количеству цитат, реминисценций и аллюзий мы можем говорить о таком феномене, как «двойственность» его беллетристики. Произведения Б. Акунина рассчитаны как на массового читателя, которого интересует увлекательный сюжет, так и на читателя-интеллектуала, который будет увлечен разгадыванием «литературных ребусов» и поиском цитат19.
Поэтому не удивительно, что Борис Акунин в своих романах зачастую обращается именно к образу героя-трикстера. Стоит также отметить, что сама фамилия «Акунин» имеет японские корни и состоит из двух иероглифов — «аку» и «нин», и переводится как «злой дух», «разбойник», «злой человек» «человек, не соблюдающий законов» (по словам одного из литературных героев романа «Алмазная колесница»)20. Что еще раз доказывает, что автору импонирует образ трикстера как ниспровергателя устоев.
Актуальность исследования обусловлена тем, что трикстер является одним из самых распространенных архетипов в литературе нашего времени: постмодернизм часто апеллирует к мифопоэтике трикстера с его амбивалентностью, аксиологической размытостью и сюжетными парадоксами. Так же, как и в модернизме, в постмодернизме явлены ключевые для развития трикстерства факторы, связанные с субъектной сферой, сюжетно-мотивными комплексами, миромоделирующими основами. В общетеоретических и философских предпосылках, а также методологии постмодернистского анализа, заведомо содержатся черты трикстерства. В этом отношении, работы Бориса Акунина представляют собой поле авторского эксперимента и благодатный материал для исследования эволюции героев трикстерного плана.
В романах Б. Акунина можно увидеть новый виток эволюции трикстерных героев. Стоит отметить, что проблема трикстерного комплекса у Акунина до сих пор не была исследована, несмотря на то, что автор достаточно популярен в наше время.
Кроме того, актуальность исследования связана и теоретической составляющей, поскольку выявление трикстерного ядра позволяет установить мифологические истоки романов М. Булгакова и Б. Акунина, решить вопрос о соотношении современной прозы и мифа, уточнить основные признаки трикстерного архетипа, бытующего в классической литературе.
Поэтому предложенная тема, равно как предмет и объект исследования, представляются актуальными и с историко-литературной, и с теоретической позиций.
Объект настоящего исследования: произведения русского модернизма и постмодернизма, в которых содержится образ трикстера. Также в поле нашего рассмотрения (в качестве объекта для сопоставления) находятся тексты мировой литературы, персонажи которых имеют трикстерную природу.
Предмет исследования — анализ трикстерного комплекса, связанный с системой персонажей и сюжетикой.
Материалом исследования являются роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», романы Акунина «Азазель», «Статский советник», «Планета вода», произведения русского модернизма, постмодернизма, а также широкий конгломерат текстов, в которых проявляется трикстерный комплекс.
Цель работы — на основании исследования общетеоретических аспектов трикстерства выявить закономерности художественного функционирования героев-трикстеров в Серебряном веке (В. Брюсов, А. Белый), в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и романах Б. Акунина «Азазель», «Статский советник», «Планета вода».
Поставленная цель определяет задачи работы:
— Рассмотреть и систематизировать научные подходы к феномену трикстера. Выявить его сущностные черты и функции;
— Дать краткий обзор образов героев-трикстеров в мифологии и истории литературы, в том числе в модернистском и постмодернистском дискурсе;
— Проанализировать образы, модели поведения героев романа М. Булгакова и выявить их трикстерные черты и функции в проекции на мифопоэтический и литературный архетип;
Проанализировать постмодернистские романы Б. Акунина («Азазель», «Статский советник», «Планета вода») и выявить в них трикстерный комплекс в сфере построения образов, сюжетогенных функций и пр.
При написании данного исследования была использована комплексная методология. В частности, были задействованы системно-типологический, культурно-исторический, сравнительно-исторический, мифопоэтический, семиотический методы исследования.
Новизна исследования заключается в том, что в данной научной работе впервые проводится анализ образов и модели поведения героев, а также сюжетов романов М. Булгакова и Б. Акунина через трикстерную призму. Это позволяет интерпретировать те характерологические особенности героев, которые в контексте традиционной литературоведческой оптики остаются незамеченными. Также, выявление трикстерного ядра позволяет установить мифогенные истоки романов Булгакова и Акунина и решить вопрос о соотношении модернистской и постмодернистской прозы с культурной традицией, а также уточнить основные признаки трикстерного архетипа, бытующего в классической и современной литературе.
Теоретическая и практическая значимость диссертации обусловлена тем, что ее выводы могут служить методологическим подспорьем для дальнейшего изучения трикстерства в современной литературе, в частности, в произведениях модернистских и постмодернистских авторов. Основные положения и материалы исследования могут быть использованы в курсах и спецкурсах по истории русской и зарубежной литературы, культурологии, мифологии — как в вузовской, так и в школьной системе преподавания.
Положения, выносимые на защиту.
1. Архетип трикстера, зародившийся в архаической мифологии, в дальнейшем получил широкое развитие в мировом фольклоре, в частности, животном эпосе, народных сказках, средневековых шванках и фаблио. Последующее его развитие можно наблюдать во время расцвета плутовских романов XVI—XVIII веков и комедий положений того же периода. Модернистские течения XX века также внесли весомый вклад в эволюцию данного архетипа. Развитие героев-трикстеров происходит и сегодня: данный образ является одним из самых востребованных в культуре постмодернизма.
2. Свое развитие образ трикстера получил в русской литературе Серебряного века. Ярко выраженную реализацию трикстерного комплекса можно увидеть в лирической дуэли двух поэтов-символистов — Валерия Брюсова и Андрея Белого, обменявшихся серией стихотворений, в которых корреспонденты отождествляют себя с персонажами скандинавской мифологии (Брюсов ассоциирует себя — с темной сущностью: богом Локи, Белый — со светлой сущностью: богом Бальдром). Поэты пытаются стереть грань между «текстом жизни» и литературным текстом, транспонируя художественную модель поведения в биографическую реальность.
3. Значительная часть персонажей, обретших массовую популярность в советской культуре, представляют собой различные версии трикстерного архетипа. В литературе на первый план выходят «креативные идиоты» и «злые гении», которые объединяют в себе черты таких персонажей, как «жестокий клоун» и «культурный герой». Они ведут «подрывную деятельность», которая парадоксальным образом несет в себе «культуростроительный» эффект. При этом в «советском трикстере» проявляется новая черта, которой раньше традиционный трикстер почти не обладал: «меркантильный интерес». К «советским» трикстерам можно отнести Остапа Бендера из романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев», Беню Крика из одесских рассказов Исаака Бабеля и др.
4. Образ героя-трикстера «советского периода» ярко воплотился в таких героях романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», как Фагот и Бегемот. Они выступают в роли шутов (арлекинов) и являются носителями «смехового начала». Также в театральном и игровом поведении героев отчетливо проявляется ориентация на «художественный жест». Кроме того, кот Бегемот проявляет такую трикстерную черту, как зооморфность и оборотничество. А Фагот обладает многими сверхъестественными способностями, отчетлива связь булгаковских героев с «сакральным контекстом». Данные персонажи отличны от своих мифологических и литературных предшественников, которые с одинаковой легкостью творят добро и зло, тем, что не совершают ни одного по-настоящему злого поступка.
5. В своих произведениях Борис Акунин обращается к архетипу трикстера несколько раз. Чаще всего автор вводит трикстера в текст, чтобы он играл роль антагониста главного героя (Иван Брилинг, Наполеон, князь Пожарский). Реже писатель обращается к трикстерам с функцией «проводника» (Ипполит Зуров). Борис Акунин создает персонажей-двойников, которые одновременно являются антагонистами главного героя. Персонажи восходят к одному мифологическому архетипу и одновременно — в авторской (и читательской) шкале ценностей — противостоят друг другу, играя разные сюжетные роли. Подобное распределение трикстерных функций — находка Бориса Акунина.
Апробация исследования осуществлялась в рамках работы аспирантского семинара кафедры русской литературы и научных конференциях («Грибоедовские чтения» 2012—2018 гг., г. Москва).
Материал и основные идеи исследования используются в вузовских курсах.
Публикации в ведущих рецензированных научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК РФ:
1. Комиссарова У.А. Герои-трикстеры в романе Бориса Акунина «Азазель»: художественные функции и мифологическая проекция // Вестник. Тверского государственного университета / Серия: Филология. Тверь: ТГУ, № 1, 2017. С. 56—62;
2. Комиссарова У.А. Комплекс трикстера в романе «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова // Культура и цивилизация. Т. 7, № 1А, 2017 ВАК РФ. С. 232—240;
Публикации в других научных изданиях:
3. Комиссарова У.А. Образ героя-трикстера в русской литературе XXI века // Человек, общество и государство в современном мире: сборник научных трудов международной научно-практической конференции (в 2 томах). Пенза: ПензГТУ, 2016. Т. 1. С. 223—229;
4. Комиссарова У.А. Герой-трикстер в романе Б. Акунина «Азазель»: трансформация образа архетипа // Сборник научных трудов студентов, аспирантов и докторантов. Вып. 2016 года. М.: ИМПЭ им. А.С. Грибоедова, 2016. С. 167—174;
5. Комиссарова У.А. Архетипические концепции трикстера в современном литературоведении // Россия в мире: проблемы и перспективы развития международного сотрудничества в гуманитарной и социальной сфере: материалы Международной научно-практической конференции (Москва — Пенза, 11 декабря 2016 г.) / отв. ред. Д.Н. Жаткин, Т.С. Круглова. Пенза: ПензГТУ, 2017. С. 314—325;
6. Комиссарова У.А. Образ героя-трикстера в технократическом детективе Бориса Акунина «Планета Вода» // Филологическая наука на современном этапе: проблемы и перспективы: Материалы Международной научно-практической конференции (Пенза, 24 июня 2016 г.) / Министерство образования и науки РФ, Пензенский государственный технологический университет. Пенза: ПензГТУ, 2016. С. 69—82;
7. Комиссарова У.А. Трикстериада в советской литературе 1020—1930-х годов: комментарии к концепции Марка Липовецкого // Россия в мире: проблемы и перспективы развития международного сотрудничества в гуманитарной и социальной сфере / Материалы II Международной научно-практической конференции. Пенза: ПензГТУ, 2017. С. 350—357;
8. Комиссарова У.А. «Трикстерная» составляющая в героях «Бесов» Ф.М. Достоевского: Петр Верховенский // Сборник научных трудов студентов, аспирантов и докторантов. Вып. 2017 года. М.: ИМПЭ им. А.С. Грибоедова, 2017. С. 174—178.
Структура работы. Работа состоит из введения, 3 глав (каждая из которых делится на несколько параграфов), заключения, списка литературы и приложений.
Примечания
1. Радин. П. Трикстер // Исследование мифов североамериканских индейцев с комментариями К.Г. Юнга и К.К. Кереньи. СПб.: Евразия, 1999. 365 с.
2. В тексте введения мы даем в ряде случаев названия научного труда и год издания. Полные выходные данные см. в списке литературы.
3. Юнг К.Г. Архетип и символ. СПб.: Ренессанс, ИВО-СиД, 1991. 456 с.
4. Леви-Строс К. Структурная антропология / Пер. с фр. В.В. Иванова. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. 512 с.
5. Манин Ю.И. Мифологический плут по данным психологии и теории культуры // Манин Ю.И. Математика как метафора. 2-е изд., доп. М.: МЦНМО. 400 с.
6. См.: Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Гнозис, 1992. 263 с.
7. Мелетинский Е.М. Палеоазиатский мифологический эпос. Цикл Ворона. М.: Наука, 1979. 228 с.
8. Мелетинский Е.М. Эдда и ранние формы эпоса. М.: Наука, 1968. 367 с.
9. Мелетинский Е.М. Миф и сказка. М.: Наука, 1963. 407 с.
10. Новик Е.С. Фольклор — обряд — верования: опыт структурно-семиотического изучения текстов устной культуры и Структура сказочного трюка. М.: Школа Языки русской культуры, 1998. 145 с.
11. Гаврилов Д.А. Трюкач. Лицедей. Игрок. Образ трикстера в евроазиатском фольклоре. М.: Ганга, Слава, 2009. 288 с.
12. Липовецкий М.Н. Трикстер и «закрытое» общество // Новое литературное обозрение. 2009. № 100. С. 224—245.
13. Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия. М.: Локид; Миф, 1996. С. 41.
14. Руднев В.П. Модернизм // Русская альтернативная поэтика. М.: Наука, 1991. С. 22.
15. Черняк М.А. Отечественная проза XXI века: предварительные итоги первого десятилетия. СПб.; М.: САГА: ФОРУМ, 2009. С. 69.
16. Черняк М.А. Отечественная проза XXI века... С. 69—70.
17. Осьмухина О.Ю. Специфика авторской стратегии Бориса Акунина: жанровый аспект // История русского литературного процесса XI—XXI вв. и закономерности его развития / Электронный сборник статей по материалам III Всероссийской (с международным участием) научно-практической конференции. Чебоксары: Чувашский государственный педагогический университет им. И.Я. Яковлева, 2016. С. 133—139.
18. Ранчин А.М. Романы Б. Акунина и классическая традиция: повествование в четырех главах с предуведомлением, лирическим отступлением и эпилогом. «НЛО», № 67, 2004. С. 43—44.
19. Амусин М.Ф. Чем сердце успокоится. Заметки о серьезной и массовой литературе в России на рубеже веков // Вопросы литературы. 2009, № 3. С. 5—45.
20. Ранчин А.М. ... С. 44.
К оглавлению | Следующая страница |