Булгаков в поразившей его статье Миримского о Гофмане отчеркнул карандашом такую фразу: «По неосуществленному замыслу Гофмана Крейслер должен был кончить безумием, но не отказом от своего романтического символа веры, не примирением» (см. статью «Гофман»).
Сумасшествие, удел многих романтических героев, — одна из сквозных тем романа. Она даже вынесена в названия двух глав: «Шизофрения, как и было сказано» и (имплицитно) «Раздвоение Ивана».
Почти все персонажи романа в тот или иной момент чувствуют себя на грани безумия, или их принимают за сумасшедших, как Воланда в первой сцене его появления на Патриарших прудах — «объяснилось все <...> — профессор был сумасшедший». «Вот так сходят с ума», — думает Степа Лиходеев; «Будем глядеть правде в глаза. И вы и я — сумасшедшие, что отпираться!» — признается Мастер Ивану; «близкий к безумию Варенуха» оказывается во власти нечистой силы...
Более того, многие персонажи попадают в клинику Стравинского, то есть в психиатрическую лечебницу, или «дом скорби», как она названа в романе. Там оказываются: Мастер, Иван Бездомный, Жорж Бенгальский, Никанор Иванович Босой. Туда же на трех грузовиках отвозят всех сотрудников филиала Комиссии зрелищ и увеселений облегченного типа.
Балкон в Центральной клинической больнице Министерства путей сообщения (Волоколамское шоссе, 84)
Тема безумия возникает и в ершалаимских главах. Сходит с ума Гестас. Неоднократно называют безумным Иешуа.
В этой связи интересен обмен репликами между Иешуа и Пилатом:
«— Разве я похож на слабоумного?
— О да, ты не похож на слабоумного».
Однако позднее, в разговоре с Каифой, желая спасти Иешуа, Пилат называет его «явно сумасшедшим человеком» и «юным бродячим юродивым». Да и позднее, во сне, Пилат называет Иешуа философом, но и безумцем («Но помилуйте меня, философ! Неужели вы, при вашем уме, допускаете мысль, что из-за человека, совершившего преступление против кесаря, погубит свою карьеру прокуратор Иудеи? <...> Разумеется, погубит. Утром бы еще не погубил, а теперь, ночью, взвесив все, согласен погубить. Он пойдет на все, чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виновного безумного мечтателя и врача»). Последнее определение явно перекликается с текстом Д. Штрауса: «Пилат едва ли мог настолько заинтересоваться судьбой мечтателя-иудея, каким он в лучшем случае считал Иисуса».
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |