Прототипы

Читателя художественного произведения чаще всего занимает вопрос, кто послужил реальным жизненным материалом, из которого лепились образы персонажей, то есть проблема прототипов. Для Булгакова, утверждавшего, что он не может писать о том, чего не видел, этот вопрос закономерен, и конкретные ответы на него содержатся во многих статьях Путеводителя.

Однако не следует придавать чрезмерного значения этой проблеме. «В отличие от реального исторического повествования в описываемой структуре полное и постоянное сходство не только не требуется, но и не допускается. Любая связь оказывается лишь частичной и мимолетно-скользящей, несет в себе не прямое уподобление и приравнивание, а лишь ассоциацию» (Б. Гаспаров). Глубинный смысл художественного текста лежит за пределами «отождествления» вымышленных персонажей с реальными людьми. Подобные отождествления — не более чем любопытные подробности, относящиеся скорее к истории работы писателя над текстом и к психологии творчества, чем к содержанию и смыслу произведения как такового.

И главное — никогда или почти никогда не встречается подлинного тождества «типа» и «прототипа». Читателя (а часто и исследователя) привлекает сходство каких-то портретных или психологических черт, отдельных биографических фактов как средства проникнуть в мастерскую писателя, понять «тайну» его творчества, «расшифровать» его, но на самом деле гораздо существеннее бывают различия между «типом» и «прототипом», чем черты сходства. Обычно последние — поверхностны и случайны, тогда как первые — глубинны и закономерны. Игнорирование этих различий приводит порой к досадным недоразумениям в осмыслении художественного произведения, с одной стороны, и к обидным и несправедливым оценкам реальных людей — с другой. Примером второго может служить статья Б. Соколова «Алоизий Могарыч» в «Энциклопедии булгаковской», по поводу которой М. Чудакова пишет: «Б. Соколов <...> посвятил статью "Алоизий Могарыч" неблагодарной задаче убедить читателей (не имея на то, заметим, ни малейших оснований), что прототипом этого героя был автор самых ранних и лучших мемуаров о Булгакове С.А. Ермолинский, которого будто бы считал сексотом сам Булгаков. Размазывая грязную выдумку на девяти столбцах текста, ее автор под конец с небрежным великодушием замечает: "Как кажется, опасения Булгакова насчет Ермолинского были безосновательны"» (Чудакова. О прототипе Алоизия Могарыча. С. 467).

Это же относится и к композитору А.А. Спендиарову, бездоказательно зачисленному Б. Соколовым в прототипы Семплеярова (см.: Соколов. Энциклопедия булгаковская. С. 20—21), а также к Н.И. Бухарину, названному Б. Соколовым и Б. Гаспаровым прототипом Николая Ивановича (см. подробнее посвященную ему статью), и В.Э. Мейерхольду и Зинаиде Райх, образы которых, по мнению С. Боброва, проглядывают в Иуде из Кириафа и Низе (см.: Бобров. «Мастер и Маргарита»: Ершалаим и/или Москва. С. 52).

Судя по всему, опасность такого рода отождествлений осознавал и сам Булгаков. Вспоминая впечатление от слушания ранних редакций, С. Ермолинский рассказывает: «...Восстанавливая в памяти те первые услышанные главы, я вдруг вспомнил одну небезынтересную деталь. Описывая Воланда, Булгаков — не вскользь, а подчеркнуто — сообщал, что у него, необыкновенного иностранца, на ноге были сросшиеся пальцы. В народе эту аномалию называют "копытом дьявола". Отсюда и первое название романа. Во всех более поздних редакциях я этой детали уже не встречал. Но разговор по поводу нее у меня с Булгаковым произошел (через несколько лет после первого чтения).

Михаил Врубель. Фауст. Декоративное панно. 1896

— А помнишь, раньше у тебя было... — начал я.

— Ни к чему деталь, — сердито перебил он. — Не хочу давать повода любителям разыскивать прототипы. Думаешь, не найдется человек с "копытом"? Обязательно найдется. А у Воланда никаких прототипов нет. Очень прошу тебя, имей это в виду.

Название "Консультант с копытом" исчезло, а страницы, где упоминались сращенные пальцы, были тщательно вырваны даже из тетрадей, сохранивших обрывки первых вариантов будущего "Мастера"» (Ермолинский. Из записей разных лет. С. 448).

Однако некоторые исследователи продолжают искать прототипы Воланда. В числе их называли Ленина и Сталина (Б. Соколов), Маяковского (И. Белобровцева и С. Кульюс). Это свидетельствует о непонимании авторского замысла.

С посюсторонним злом Советского государства и его карательного органа — «одного из московских учреждений» — может бороться лишь инфернальная сила — Воланд и его свита. Приравнять булгаковского сатану к какому-либо историческому персонажу — значит не понять основной идеи романа.