Маргарита

Образ Маргариты впервые появляется в редакции 1931 г. Биографически образ этот прежде всего соотнесен с Еленой Сергеевной Булгаковой (1893—1970), ставшей третьей женой писателя в 1932 г.

«Ведь Маргарита Николаевна — это Вы и самого себя Миша вывел», — писал ей друг и первый биограф Булгакова П.С. Попов в декабре 1940 г. (Чудакова. О мемуарах и мемуаристах... С. 524).

Впрочем, внешних совпадений образа и прототипа не так уж много (неудовлетворенность браком с преуспевающим и вполне обеспеченным мужем, перспективным военнослужащим Е.А. Шиловским, и тайная связь, а потом разлука, предшествовавшая окончательному разрыву с Шиловским и браку с Булгаковым). Однако Маргариту и третью жену Булгакова сближают огромная сила любви, мужество и энергия в защите этого чувства, в борьбе за любимого человека, в высочайшей оценке его труда. Все это придает особую эстетическую напряженность образу героини романа.

Маргарита Петровна Смирнова. Конец 20-х годов

В то же время романтический эпизод встречи Мастера с его будущей «тайной женой» хотя и считается некоторыми (см., в частности: Шварц. Жизнь и смерть Михаила Булгакова) отражением первой встречи Булгакова в Большом Гнездниковском переулке на Тверской с его будущей женой Е.С. Шиловской, но больше совпадающих деталей обнаруживает с другим биографическим эпизодом — уличным знакомством Булгакова весной 1930 г. с Маргаритой Петровной Смирновой.

Воспоминания Смирновой об этой встрече широко цитирует М. Чудакова. Относительно достоверности этих воспоминаний М. Чудакова справедливо заметила: «Перед нами поэтому — и часть легенды, и живые подробности жизни Булгакова, одного из его увлечений, оказавшегося связанным, во всяком случае, с именем героини романа». Однажды весной, приехав с дачи в Москву, Маргарита Петровна шла по улице с желтыми весенними цветами в руках. Ее нагнал «очень хорошо, даже нарядно» одетый человек и попросил «минуту помедлить, чтобы можно было представиться. Снял головной убор, очень почтительно, свободно поклонился, сказал: "Михаил Булгаков". Фамилия знакома, но кто это, кто? Я сразу почувствовала, что это хорошо воспитанный, незаурядный человек. <...> Мы никак не могли наговориться. Несколько раз я пыталась проститься с ним, но снова возникали какие-то вопросы, снова начинали говорить, спорить и, увлекаясь разговором, проходили мимо переулка, куда надо было свернуть к моему дому. <...> В самый разгар веселой беседы он вдруг спросил, почему у меня печальные глаза? Пришлось рассказать, что с мужем у меня мало общего, что мне скучно в его окружении, с его товарищами. <...> Помню, уже в конце дня он спросил меня: "Маргарита Петровна, Вы читали Библию?" Я ответила: "Как надоели мне уроки Закона Божьего в гимназии, а тут еще Библию читать? Только этого мне не хватало!" — "Вы еще будете ее читать!"» (Чудакова. Жизнеописание... С. 453—458).

Что касается первой встречи Булгакова с Еленой Сергеевной Шиловской в конце февраля 1929 года на квартире у их общих знакомых, супругов Моисеенко, проживавших в Большом Гнездниковском переулке, то она подробно описала ее в письме А.С. Нюренбергу от 13 февраля 1961 г.: «На днях будет еще один 32-летний юбилей — день моего знакомства с Мишей. Это было на масленой у одних общих знакомых, <...> они позвонили и уговорили меня придти, сказали, что у них будет знаменитый Булгаков, — я мгновенно решила пойти. Уж очень мне нравился он как писатель. А его они тоже как-то соблазнили, сказав, что придут интересные люди, словом, он пошел. Сидели мы рядом (Евгений Александрович был в командировке, и я была одна), у меня развязались какие-то завязочки на рукаве <...>, я сказала, чтобы он завязал мне. И он потом уверял всегда, что тут и было колдовство, тут-то я его и привязала на всю жизнь. На самом деле ему, конечно, больше всего понравилось, что я, вроде чеховского дьякона в "Дуэли", смотрела ему в рот и ждала, что он еще скажет смешного. Почувствовав такого благодарного слушателя, он развернулся вовсю и такое выдал, что все просто стонали. Выскакивал из-за стола, пел, на рояле играл, танцевал, словом, куражился вовсю. Глаза у него были ярко-голубые, но, когда он расходился так, они сверкали, как бриллианты. Тут же мы условились идти на следующий день на лыжах. И пошло. После лыж — генеральная "Блокады", после этого — актерский клуб, где он играл с Маяковским на биллиарде, и я ненавидела Маяковского и настолько явно хотела, чтобы он проиграл Мише, что Маяковский уверял, что у него кий в руках не держится. (Он играл ровнее Миши, — Миша иногда играл блестяще, а иногда мазал.) Словом, мы встречались каждый день и, наконец, я взмолилась, сказала, что никуда не пойду, хочу выспаться, и чтобы Миша не звонил мне сегодня. И легла рано, чуть ли не в девять часов. Ночью (было около трех, как оказалось потом) Оленька, которая всегда этого не одобряла, конечно, разбудила меня: иди, тебя твой Булгаков зовет к телефону. (Страшно рассерженно сказала.) Я подошла. "Оденьтесь и выйдите на крыльцо", — загадочно сказал Миша и, не объясняя ничего, только повторял эти слова. Жил он в это время на Большой Пироговской, а мы на Большой Садовой, угол Малой Бронной, в особнячке, видевшем Наполеона, с каминами, с кухней внизу, с круглыми окнами, затянутыми сиянием, словом, дело не в сиянии, а в том, что далеко друг от друга. А он повторяет: "Выходите на крыльцо". Под Оленькино ворчание я оделась (командировка-то еще не кончилась!) и вышла на крылечко. Луна светит страшно ярко. Миша белый в ее свете стоит у крыльца. Взял под руку, и на все мои вопросы и смех — прикладывает палец к губам и молчит, как пень. Ведет через улицу, приводит на Патриаршие пруды, доводит до одного дерева и говорит, показывая на скамейку: здесь они увидели его в первый раз. — И опять — палец у рта, опять молчание. Потом также под руку ведет в какой-то дом у Патриарших, поднимаемся на третий этаж, он звонит. Открывает какой-то старик, роскошный старик, высоченного роста, с бородищей, в белой поддевке, в высоких сапогах. Потом выходит какой-то молодой, сын этого старика. Идем в столовую. Горит камин, на столе — уха, икра, закуски, вино. Чудесно ужинаем, весело, интересно. Из каких-то слов понимаю, что старик — в прошлом оптовый торговец, рыбопромышленник, был в ссылке, вернулся к сыну в Москву (а сам астраханский), привез всю эту рыбную снедь, которой его наградили в Астрахани бывшие приятели. А Миша был в приятельских отношениях с сыном его. Сидим до утра. Я сидела на ковре около камина, старик чего-то ошалел: "Можно поцеловать вас?" — "Можно, говорю, целуйте в щеку". А он: "Ведьма! Ведьма! Приколдовала!"

Гнездниковский переулок, где произошла встреча Мастера с Маргаритой. Между 1912 и 1917 годами

"Тут и я понял, — говорил потом Миша, вспоминая с удовольствием этот вечер, вернее, ночь, — что ты ведьма! Присушила меня!" Пошли домой, и так до сих пор не знаю, у кого это я была. Миша для таинственности не сказал фамилии и всегда уверял, что все это мне приснилось».

Возможно, эти воспоминания, а также сказанные Мастером слова про ведьму, косящую на один глаз, дали толчок к совершенно нелепой, противоречащей всему тексту романа интерпретации В.И. Немцева образа Маргариты как прислужницы дьявола: «Она похожа на посланницу Воланда — зеркальное отражение Левия Матвея <...> Наконец, когда Маргарита покинула Мастера, посулив утром вернуться к нему навсегда, через четверть часа к нему постучали... Похоже, Маргарита уже тогда была ведьмой, влюбившейся в объект своего колдовства» (Немцев. Воланд и семантика «врага»... С. 9). С такой интерпретацией нельзя согласиться. Да, на какое-то время (отнюдь не изначально, а во второй части романа) она из любви к Мастеру продала душу дьяволу и стала ведьмой, но к финалу проявилась ее истинная сущность: «Даже в наступавших грозовых сумерках видно было, как исчезало ее временное ведьмино косоглазие и жестокость и буйность черт. Лицо покойной посветлело и, наконец, смягчилось, и оскал ее стал не хищным, а просто женственным страдальческим оскалом».

На описание первой встречи героев романа, возможно, наложились впечатления от другой встречи Булгакова с Еленой Сергеевной — после долгой вынужденной разлуки. В той встрече больше мистики и чуда: «Мне было очень трудно уйти из дома именно из-за того, что муж был очень хорошим человеком, из-за того, что у нас была такая дружная семья. В первый раз я смалодушествовала и осталась, и я не видела Булгакова двадцать месяцев, давши слово, что не приму ни одного письма, не подойду ни разу к телефону, не выйду одна на улицу. Но очевидно, все-таки это была судьба. Потому что, когда я первый раз вышла на улицу, то встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: "Я не могу без тебя жить". И я ответила: "И я тоже". И мы решили соединиться, несмотря ни на что» (Е.С. Булгакова. О пьесе «Бег» и ее авторе. С. 388).

Елена Сергеевна Шиловская, третья жена М. Булгакова. 1928

Имя Маргарита в переводе с латинского означает «жемчужина». Выбор имени (если не говорить о его исходном символическом значении — об этом см. статью «Луна и солнце») был определен прежде всего образом Маргариты (Гретхен) из трагедии Гёте, с которой очевидно соотнесен образ булгаковской героини: обе они символизируют бесконечно самоотверженную женскую любовь, в одном случае — спасающую душу Фауста, в другом — вырывающую Мастера из «дома скорби» (если Фауст заложил душу черту чтобы самому полнее почувствовать и познать «и радости, и горе» мироздания, то Маргарита у Булгакова идет на сделку с сатаной, чтобы спасти своего любовника). Здесь гётевская героиня как бы раздвоилась: ее спасительная любовь отдана Маргарите, ее губительная слабость — Фриде.

Другие реминисценции связывают образ Маргариты Николаевны с Маргаритой Валуа (1553—1615): у нее та же дерзость в любви и решительность в поступках. Недаром ее порой называют «королевой французской» (Наташа), «королевой Марго» (голый толстяк на Лысой Горе и Коровьев) или просто «Марго» (Мастер).

См. также статьи «Королева Марго», «Дом Маргариты».