Вернуться к В.И. Сахаров. Михаил Булгаков: писатель и власть

Булгаковское досье на безбожника Демьяна Бедного

В Пушкинском Доме (Санкт-Петербург) хранится собранная М.А. Булгаковым коллекция вырезок из «Правды», «Рабочего» и других советских газет за 1922—1930 годы. Писатель собирал антирелигиозные стихотворения и поэмы «правительственного» поэта Демьяна Бедного (Ефима Алексеевича Придворова). Этого человека Булгаков знал хорошо и внимательно наблюдал за его богохульствами и кощунствами. Л.Е. Белозерская-Булгакова вспоминала: «В те годы мы часто ездили в «Кружок» — клуб работников искусств в Старопименовском переулке. Почти каждый раз за определенным столиком восседал Демьян Бедный, очень солидный, добротно сколоченный человек. В жизни не сказала бы, что это поэт. Скорее можно было представить себе, что это военный в генеральском чине...»

7 мая 1926 года ГПУ при обыске у Булгакова конфисковало вместе с дневником и рукописями «Собачьего сердца» некое анонимное «Послание евангелисту Демьяну (Бедному)», сатирический ответ на известную поэму Бедного «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», печатавшуюся в «Правде» в апреле—мае 1925 года. Для Булгакова это послание, автором которого, как теперь выяснилось, был журналист Николай Николаевич Горбачев, стало важным напоминанием о вечном и сиюминутном значении Иисуса Христа в безбожную эпоху, одним из источников будущего романа «Мастер и Маргарита». Публикуем это сатирическое стихотворение по списку, конфискованному у Булгакова и сохранившемуся в его «деле» архива ОГПУ — НКВД — КГБ.

Николай Горбачев. Послание евангелисту Демьяну (Бедному)

Я часто думаю — за что его казнили?
За что он жертвовал своею головой?
За то ль, что враг суббот, он против всякой гнили
Отважно поднял голос свой?
За то ли, что в стране проконсула Пилата,
Где культом Кесаря полны и свет и тень,
Он с кучкой рыбаков из бедных деревень
За Кесарем признал — лишь силу злата?
За то ли, что себя, на части раздробя,
Он к горю каждого был милосерд и чуток,
И всех благославлял, мучительно любя,
И маленьких детей, и грязных проституток?
Не знаю я. Демьян, в евангелье твоем
Я не нашел правдивого ответа.
В нем много пошлых слов, — ох как их много в нем, —
Но нет ни одного, достойного поэта.
Я не из тех, кто признает попов,
Кто безотчетно верит в Бога,
Кто лоб свой расшибить готов,
Молясь у каждого церковного порога.
Я не люблю религии раба,
Покорного от века и до века,
И вера у меня в чудесное — слаба —
Я верю в знание и силу человека.
Я знаю, что, стремясь по нужному пути,
Здесь, на земле, не расставаясь с телом,
Не мы, так кто-нибудь да должен же дойти
Воистину к божественным пределам!
И все-таки, когда я в «Правде» прочитал
Неправду о Христе блудливого Демьяна,
Мне стало стыдно так, как будто я попал
В блевотину, изверженную спьяна.
Пусть Будда, Моисей, Конфуций и Христос —
Далекий миф, — мы это понимаем, —
Но все-таки нельзя, как годовалый пес,
На вся и все захлебываться лаем.
Христос, сын плотника, когда-то был казнен,
Пусть это — миф, но все ж, когда прохожий
Спросил его: «Кто ты?», — ему ответил он, —
«Сын человеческий», а не сказал — «Сын Божий».
Пусть миф Христос, как мифом был Сократ,
Платонов «Пир» — вот кто нам дал Сократа.
Так что ж, поэтому и надобно подряд.
Плевать на все, что в человеке свято?
Ты испытал, Демьян, всего один арест,
И ты скулишь: «Ох, крест мне выпал лютый...»
А что, когда б тебе Голгофский дали крест
Иль чашу с едкою цикутой?
Хватило б у тебя величья до конца
В последний час, по их примеру тоже, —
Благословить весь мир под тернием венца
И о бессмертии учить на смертном ложе?
Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил,
Ты не задел его своим пером нимало.
Разбойник был, Иуда был,
Тебя лишь только не хватало.
Ты сгустки крови у Креста
Копнул ноздрей, как толстый боров,
Ты только хрюкнул на Христа,
Ефим Лакеевич Придворов.
Но ты свершил двойной, тяжелый грех.
Своим дешевым, балаганным вздором,
Ты оскорбил поэтов вольный цех
И малый свой талант покрыл большим позором.
Ведь там, за рубежом, прочтя твои стихи,
Небось, злорадствуют российские кликуши:
«Еще тарелочку «Демьяновой ухи»,
Соседушка, мой свет, пожалуйста, покушай».
А русский мужичок, читая «Бедноту», —
Где образцовый труд печатался дуплетом,
Еще отчаянней потянется к Христу,
А коммунизму «мать» пошлет при этом.

<1925>