Дорогой Коля,
твое письмо от 6.I получил своевременно. Осеннее письмо с отрывком моей повести «La mort des poules»1 также получено. Извини, что благодарю с опозданием. Убедительно прошу не сердиться за перерывы в переписке. Пожалуйста, пиши чаще. Пожалуйста, не замолкай. Мое последнее молчание вызвано ухудшением моего положения и связанной с этим невозможностью сообщить, что и как писать.
Сообщаю о себе:
все мои литературные произведения погибли, а также и замыслы. Я обречен на молчание и, очень возможно, на полную голодовку. В неимоверно трудных условиях во второй половине 1929 г. я написал пьесу о Мольере. Лучшими специалистами в Москве она была признана самой сильной из моих пяти пьес. Но все данные за то, что ее не пустят на сцену. Мучения с нею продолжаются уже полтора месяца, несмотря на то, что это — Мольер, 17-й век... несмотря на то, что современность в ней я никак не затронул2.
Если погибнет эта пьеса, средства спасения у меня нет — я сейчас уже терплю бедствие. Защиты и помощи у меня нет. Совершенно трезво сообщаю: корабль мой тонет, вода идет ко мне на мостик. Нужно мужественно тонуть. Прошу отнестись к моему сообщению внимательно.
* * *
Если есть какая-нибудь возможность прислать мой гонорар (банк? чек? Я не знаю как), прошу прислать: у меня нет ни одной копейки. Я надеюсь, конечно, что присылка будет официальной, чтобы не вызвать каких-нибудь неприятностей для нас.
Прошу: побывать у Владимира Львовича Бинштока (Boulevard Raspail, 236) и осведомиться — поступает ли гонорар для меня за «Дни Турбиных» (роман)*. Прошу: взять у Бинштока и выслать мне прямо в мой адрес два экземпляра окончания моего романа. Срочно!
Прошу — выслать еще отрывки «La mort des poules» желательно с начала.
Жду с нетерпением вестей3.
Желаю тебе жить счастливо!
Твой Михаил.
* Да: если бы Биншток предложил послать мне гонорар таким образом, как он хотел однажды — т. е. чтобы я после беготни здесь получил у кого-то взамен причитающихся мне 1000 франков — 80 целковых по его записке, — то скажи, что от этого я категорически отказываюсь. Пусть записок не посылает (он прислал мне однажды записку в МОДпис (Моск[овское] Общ[ество] Драм. писателей). Я ее вернул ему).
Если гонорар поступил (а он должен быть), получи его у Бинштока ты.
И уж, пожалуйста, подумай о том, как помочь мне.
Если есть гонорар и Биншток попросит письмо о том, чтобы деньги получил ты, немедленно пришлю.
Впрочем, я сегодня ему пишу. Стилю моих писем, небрежности их прошу не удивляться — замучился, неработоспособен. Очень трудно.
М.
Жена моя шлет тебе привет!
Это письмо отправляю 18.I.
Москва, Б. Пироговская, 35а, кв. 6.
Примечания
Впервые: Булгаков М. Письма. М., 1989. Печатается по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 12, л. 1—2).
1. «Роковые яйца» — повесть М.А. Булгакова.
2. Булгаков явно лукавил... Пьеса «Кабала святош» (Булгаков начал ее писать осенью 1929 г. и завершил 6 декабря того же года) была самой современной из всех пьес, им написанных. Развивая те же идеи, что и в романе о дьяволе, писатель еще более высветил зловещую роль Кабалы (в романе — синедрион), но не пощадил на сей раз и короля. Достаточно привести некоторые мольеровские реплики из пьесы, чтобы убедиться, что Булгаков использовал историю взаимоотношений Мольера, Людовика XIV и Кабалы святош для описания тех событий, которые происходили в Москве в конце 1920-х гг.: «Тиран! Тиран!.. Видел сегодня — золотой идол. Изумрудные глаза... О, что это за человек... Холодная злоба этого человека неизмерима, как его сила, как его царство. Я же червяк, выходит? Я червь... Только не наступи... Мое сердце горит... при мысли о том, что я писал ему... В огонь же... все мои рукописи. Мне наплюют в лицо, когда прочтут... Тирания! Кабала!»
В высшей степени любопытен и фрагмент из черновой редакции (заседания Кабалы святош):
За столом сидят братья — Чаша, Верность, Сила, Служба, Дар, Венец.
Венец. Заседание Кабалы Святых Даров объявляю открытым.
Братья, встав, поют тихо... садятся.
Венец. Сегодняшнее заседание посвящается вопросу о безбожнике Жане-Батисте Поклене, присвоившем себе кличку Мольер.
Сила. Да, именно об этом негодяе... Об этом мерзавце...
Венец. Ядовитый червь прогрыз ход к подножью трона и обольстил сердце государя... Что же делать нам, братья?
Сила. Позвольте, я скажу, у меня созрел проект.
Венец. Мы слушаем вас, брат Сила!
Сила. Я неоднократно задавал себе вопрос и пришел к заключению...
Чаша. К какому заключению вы пришли, брат Сила?
Сила. А вот к какому: что все писатели — безбожники и сукины сыны.
Чаша. Сильно, но верно сказано...
Сила. Зададим себе такой вопрос: может ли быть на свете государственный строй более правильный, нежели тот, который существует в нашей стране? Нет! Такого строя быть не может и никогда на свете не будет. Во главе государства стоит великий обожаемый монарх, самый мудрый из всех людей на земле. В руках его все царство, начиная от герцога и кончая последним ремесленником, благоденствует... И все это освящено светом нашей католической церкви. И вот вообразите, какая-то сволочь, каторжник, является и, пользуясь бесконечной королевской добротой, начинает рыть устои царства...
Чаша. До чего верно! До чего верно!
Сила. Он, голоштанник, он ничем не доволен. Он приносит только вред, он сеет смуту и пакости. Герцог управляет, ремесленник работает, купцы торгуют. Он один праздный. Я думаю вот что: подать королю петицию, в которой всеподданнейше просить собрать всех писателей во Франции, все их книги сжечь, а самих их повесить на площади в назидание прочим. Все, я сказал...
Венец. Проект, конечно, сильный, но вряд ли исполнимый. Я боюсь, что великий король...
Верность. Король покровительствует наукам и искусствам...
Сила. Псу под хвост эти искусст... прости Господи!..
Венец. К порядку, братья, к порядку... Итак: откинув в сторону общий вопрос о писателях, с вашего разрешения, я ставлю на обсуждение нижеследующее: допустит ли наша святая Кабала дальнейшее существование и богомерзкую деятельность господина Мольера. Я ставлю вопрос на голосование. Рассмотрев произведение безбожника и мятежника Мольера, Общество братьев святых даров, иначе называемое Кабала, — постановило подвергнуть его... Брат Сила, чему подвергнуть его?
Сила. Смерти!
Дар. Смерти!
Верность. Смерти!
Чаша. Смерти!
Венец. Смерти! Теперь весь вопрос в том...
3. В ответ Николай Афанасьевич писал: «Выслать просимое телеграфом я не могу, т. к. это, к сожалению, невозможно: не принимают никаких переводов на СССР почтой. Ищу возможностей других...»
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |