М.А. Булгаков — А.П. Гдешинскому. 26 сентября 1939 г.

Дорогой Саша!

Твое письмо из Пятигорска я своевременно получил¹. Решил отвечать тебе на досуге, сбросив с плеч летние заботы и работу, но судьба решила иначе. Вот настал и мой черед. В середине этого месяца я тяжело заболел, у меня болезнь почек, осложнившаяся расстройством зрения.

Я лежу, лишенный возможности читать и писать и глядеть на свет².

Прошу тебя, напиши мне о себе. Надеюсь, что твое состояние улучшилось после этого лета³. Каждая весть от тебя будет приятна, в особенности теперь, когда связывает меня с внешним миром только освещенное окошечко радиоаппарата, через которое ко мне приходит музыка. Для того, чтобы письмо к тебе было повеселей, посылаю тебе мою карточку.

Твой МБ.

Примечания

Впервые: Творчество Михаила Булгакова. СПб., 1994. Кн. 2. С. 65—66. Печатается по указ. изд.

1. Письмо из Пятигорска А.П. Гдешинский написал 15 июля, в нем он сообщал Булгакову: «Привет тебе из Пятигорска. Здесь я лечусь в санатории. Чувствую себя немного лучше. Шестнадцать грязевых и столько же серных ванн раскачали наконец немного застывшие суставы. Предстоит еще упорная борьба посредством лечебной физкультуры... Лишь бы здоровье вернуть хоть наполовину... В Киеве с неослабевающим успехом шли твои «Дни». Здесь тоже вспоминали их, не зная, как близко мне они знакомы».

2. Елена Сергеевна записала 29 сентября в своем дневнике: «Нет охоты возвращаться к тому, что пропущено (Е. С. не вела записи в основной тетради с 10 по 28 сентября. — В.Л.). Поэтому прямо — к Мишиной тяжелой болезни: головные боли — главный бич... Кругом кипят события, но до нас они доходят глухо, потому что мы поражены своей бедой».

Сохранились записи Е.С. Булгаковой на листках календаря, которые и зафиксировали развитие болезни у Булгакова. Приводим наиболее важные из этих записей. 9 сентября: «В Большом театре Миша в первый раз не увидел лиц в оркестре, не узнал Максакову — лица задернуты дымкой». 10 сентября: «Отъезд из Москвы в Ленинград — международный вагон, Борис [Эрдман], Виленкин на вокзале». 11 сентября: ««Астория» (Ленинград). Чудесный номер, радостная телеграмма Якову. Гулять. Не различал надписей на вывесках, все раздражало, — домой. Поиски окулиста». 12 сентября: «Остались в номере, я — в книжную лавку. Вечером у Андынского. Настойчиво уговаривал уехать. Разговор с портье — о билетах. Молния Якову. Ночной разговор из Москвы от Леонтьевых. Страшная ночь. «Плохо мне, Люсенька. Он мне подписал смертный приговор»» (выделено нами, речь идет, конечно, о Сталине. — В.Л.). 13 сентября: «Портье принес билеты, а за обедом сказал, что из поездов пойдет один только бесплацкартный. Миша — еду! Я не согласилась. Совет портье идти к начальнику станции». 14 сентября: «У начальника станции — записка. Носильщик. Билеты в третьем классе плацкарта. Спешные сборы. Поезд в 5.18. На вокзале Файер. В поезде Чабукиани». 15 сентября: «Приезд в Москву. Яков — машину... В постель Мишу». 17 сентября: «Рапопорт направил к Вовси. Центр мозговой системы в порядке». 20 сентября: «Вовси. Диагноз (он и Захаров)». 23 сентября: «Страхов подтвердил диагноз Андынского». 25 сентября: «Яков Леонтьевич — разговор о завещании. Об усыновлении Сергея». 26 сентября: «Углубленный в себя взгляд. Мысли о смерти, о романе, о пьесе, о револьвере» (выделено нами. — В.Л.). 27 сентября: «Жаловался на глаза, на голову. Исследование крови. Звонок мой Захарову. Его слова («нет, безнадежным я его не считаю, но положение очень тяжелое»). Попросила Женю ночевать у меня». 28 сентября: «Сонливость, сон стал очень тихий и очень крепкий. Не слышит, когда я вхожу в комнату. Вечером попросил достать роман, записи. Работать, конечно, не смог. Те же мысли и разговоры, что третьего дня». 29 сентября: «Утром — плохое настроение, сильная головная боль, после дневного сна проснулся в шесть часов без сильной боли и лежал в хорошем состоянии до одиннадцати. Тогда заболела голова, принял порошок. Пришел Николай Антонович [Захаров], пробыл до двенадцати. В половине первого заснул до четырех. С четырех до пяти не спал. Потом заснул после порошка. Велел вечером вынуть записи мои, роман. Я сделала запись 29-го. Прочитала первые строчки романа. Устал». 30 сентября: «Утром кровопускание... В половине шестого Страхов. Освидетельствовал, сидел до восьми. Пришел Захаров. Вечером довольно хорошее настроение, изредка шутил, улыбался на шутки. В десять заснул. Проснулся в ужасном состоянии в час ночи. Сидел до четырех. Потом уснул». 1 октября: «Разбудил в семь часов — невозможная головная боль. Не верит ни во что. О револьвере. Слова: отказываюсь от романа, отказываюсь от всего, отказываюсь от зрения, только чтобы не болела так голова» (выделено нами. — В.Л.). 2 октября: «Заснул в одиннадцать, проснулся в три часа с безумной болью в голове. Полное отчаяние».

3. А.П. Гдешинский отреагировал немедленно. В письме от 3 октября он сообщал: «Очень огорчило и опечалило меня твое письмо. Откуда такая напасть на человека! Я верю и хочу думать, что это у тебя пройдет: может быть, тут и переутомление сыграло свою роль! Все время думаю о тебе и даже ночью просыпаюсь и думаю о тебе... Что касается меня, то я и после Пятигорска не могу похвастать кардинальным улучшением. Общее состояние, правда, лучше, но меня сильно смущает то, что боли и нарушение подвижности ползет с сустава на сустав... Все это очень действует на психику, и редко выпадает день, когда чувствуешь себя относительно лучше. Несмотря на это, я все-таки начал понемногу занятия в школе... В Киеве у нас стоит прекрасная погода, такая багряная и теплая, как вода была ко дню 17 сентября (день именин Веры, Надежды и Любови. — В.Л.), когда мы... причепурившись, шли вечером на Андреевский Спуск». И в следующем письме (9 ноября) А.П. Гдешинский жаловался другу: «Здоровье мое неважное. После всех пятигорских грязей и серных ванн — у меня новый сюрприз — отек локоть и я с трудом могу подносить чашку ко рту, а одеваться и подавно не могу без помощи жены. Работать все-таки работаю... — без работы совсем бы хоть в петлю... Эх, Миша, Миша, как недостает мне тебя».