Вернуться к В.И. Лосев. Михаил Булгаков. «Мне нужно видеть свет...»: дневники, письма, документы

М.А. Булгаков — И.О. Дунаевскому. 1 декабря 1938 г.

Дорогой Исаак Осипович!

Что же Вы не подаете о себе никакой вести?

Я отделываю «Рашель»1 и надеюсь, что на днях она будет готова.

Очень хочется с Вами повидаться. Как только будете в Москве, прошу Вас: позвоните мне. И «Рашель», и я соскучились по Вас2.

Ваш М. Булгаков.

Примечания

Впервые: Театр. 1981. № 5. Печатается по автографу (РГАЛИ, ф. 2062, оп. 1, ед. хр. 442, л. 1).

1. Над либретто к опере «Рашель» Булгаков работал легко и с удовольствием. Соавтор Булгакова по работе над оперой «Рашель» композитор И.О. Дунаевский так характеризовал замысел этого произведения: «Прекрасное либретто оперы написал М. Булгаков. <...> Эта опера задумана нами как гимн патриотизму народных масс, неукротимому и неугасимому народному духу и величию» (Ленинградская правда. 1938. 26 дек.).

Процесс работы над либретто подробно отражен в дневнике Е.С. Булгаковой, и поэтому мы считаем целесообразным привести соответствующие записи из дневника:

«22/IX.1938 г. Позвонил Яков [Леонтьевич Леонтьев] из дирекции [Большого театра], сказал, что у него какой-то интересный, хороший разговор с Мишей должен быть. <...> Я не стала расспрашивать, чувствовала, что Як[ов] хочет первому Мише сказать. Интересно!

Оказывается, что предложили делать либретто «М[адемуазе]ль Фифи» — композитор Дунаевский. Были умные наставления Самосуда о том, что дороже всего в этом случае интересная фабула.

Это предложение приемлемо. Часть материалов Миша уже достал, а сейчас, ночью рассказал мне уже содержание всех пяти картин.

23 сент. <...> Вечером тихо. Миша сидит над Мопассаном.

24 сент. <...> Миша днем работал над «Фифи»...

25 сент. Миша днем за «Фифи»...

26 сент. <...> Миша... работал над «Фифи»... — Читал мне первую картину.

7 окт. Вчера вечером — очаровательно. Приехал Яков с Дунаевским и еще с одним каким-то приятелем Дунаевского. Либретто «Рашели» чрезвычайно понравилось. Дун[аевский] зажегся, играл, импровизируя, веселые вещи, польку, взяв за основу Мишины первые такты, которые тот в шутку выдумал, сочиняя слова польки. Ужинали весело. Но уже есть какая-то ерунда на горизонте. Я[ков] сказал мне, что С[амосуд] заявил: Булгаков поднял вещь до трагедии, ему нужен другой композитор, а не Дунаевский. Что это за безобразие? Сам же С[амосуд] пригласил Дунаевского, а теперь такое вероломство!

8 окт. <...> Сегодня целый день посвящен чудовищному фокусу, который С[амосуд] собирается учинить с Дунаевским. Он хочет теперь его отставить во что бы то ни стало и заменить Кабалевским! Что это за беспринципность невероятная, или легкомыслие, или то и другое вместе! Сам же пригласил Дунаевского на эту работу.

Миша говорил ему — как же теперь дирекция, интересно знать, будет смотреть в глаза Дунаевскому?

9 окт. <...> Самосуд... настаивает на том, что только Кабалевский может сделать эту музыку.

14 окт. <...> Миша рассказывал содержание «Рашели»... Мелику понравилось очень. Но тут же, конечно, возник вопрос о том, как же показывать в опере кюре! Боже, до чего же это будет нехудожественно, если придется его, по цензурным соображениям, заменить кем-нибудь другим.

Ужинали весело: Миша изображал, как дирижирует Мелик, отчего все помирали, а Дунаевский играл свои вальсы и песенки.

27 окт. <...> Вечером к нам пришли Вильямсы. Миша прочитал им первую картину «Рашели». Очень удается ему.

28 окт. <...> Вечером работа над 2-ой картиной «Рашели».

4 ноября. <...> Сегодня в «Сов[етском] иск[усстве]» подвал «В кабинете депутата» — о Дунаевском. Приведены его слова, что больше всего его сейчас интересует и заполняет работа над оперой, либретто к которой написал уже М. Булгаков, — из времен франко-прусской войны по рассказу Мопассана... Звонил Яков... потом о Дунаевском. Тот очень интересуется оперой, волнуется, как Самосуд?

25 нояб. <...> Сегодня после долгого перерыва Миша сел за работу над «Рашелью».

5 дек. <...> Сегодня было письмо Мише от Дунаевского, в ответ на Мишино, очень милое».

2. 4 декабря 1938 г. Дунаевский отвечал Булгакову:

«Михаил Афанасьевич!

Проклятая мотня со всякими делами лишает меня возможности держать с Вами тот творческий контакт, который порождается не только нашим общим делом, но и чувством глубочайшей симпатии, которую я к Вам питаю с первого дня нашего знакомства. Мои приезды на 1—2 дня в Москву настолько загружены разными «делами», что подлинное и настоящее наше дело не хочется ворошить получасовыми налетами на Ваш покой и работу. Я счастлив, что Вы подходите к концу работы, и не сомневаюсь, что дадите мне много подлинного вдохновения блестящей талантливостью Вашего либретто.

Приеду в Москву через несколько дней и обязательно буду у Вас.

Не сердитесь на меня и не обращайте никакого внимания на кажущееся мое безразличие. Я и днем и ночью думаю о нашей чудесной «Рашели».

Прошу передать мой самый сердечный привет Елене Сергеевне.

Крепко жму Вашу руку и желаю здоровья и благополучия.

Ваш И. Дунаевский».