Михаил Булгаков и Евпатория

«...я — МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ!»

Из письма М. Булгакова Правительству СССР 1930 г.

С творчеством Михаила Афанасьевича Булгакова мне довелось познакомиться еще подростком в начале 1960-х годов. Новая книга в темно-синей обложке, предложенная знакомой библиотекаршей в новосибирском Доме офицеров, содержала «Записки юного врача», «Жизнь господина де Мольера» и «Записки покойника (Театральный роман)». Потом в середине 60-х в журнале «Москва» появился роман «Мастер и Маргарита», принесший писателю запоздалую посмертную славу. К началу 90-х появилось и первое пятитомное собрание сочинений, а к 2000 г. в Москве в издательстве «Голос» вышел большой 10-томник.

К этому времени я уже несколько десятилетий был жителем Евпатории и иногда интересовался у знакомых краеведов, бывал ли Булгаков в Евпатории. Сведений об этом не было, но один из друзей, краевед и историк В.М. Заскока, заинтересовался моими аргументами и предложил написать об этом статью.

Она была опубликована в евпаторийской газете «Трибуна» № 6 (март 2002 г.), правда в сокращенном и отредактированном виде. В частности была опущена самохарактеристика Булгакова (...я — МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ), данная в эпиграфе статьи. Не вошел в публикацию и вывод о загадочной, мистической связи писателя с Евпаторией, сделанный на основе анализа фельетона «Сильнодействующее средство» и эпизода из «Театрального романа». Ведь у Булгакова каждое слово всегда со смыслом, часто неоднозначным. Любил он и розыгрыши, например, работая в «Гудке» в 20-х годах, несколько раз подписывал публикации псевдонимом Г.П. Ухов, пока в редакции не разразился скандал.

Кроме того, предполагалось, что вместе со статьей будет опубликован и вышеупомянутый фельетон, и это значительно усилило бы во многом эмоциональные и интуитивные моменты статьи. Также мне казалось, что булгаковское слово будет более убедительным для читателя. Но редакция фельетон решила не печатать, и публикация получилась, на мой взгляд, неполноценной и в какой-то степени разочаровала. Жизнь пошла дальше, и это забылось.

Спустя некоторое время в местной и республиканской прессе стали появляться публикации о родственниках Булгакова в Крыму, и в Евпатории в частности (Евпаторийская здравница от 10.07 2002, от 13.07.2004, Брега Тавриды№ 1 2004 г. и др.). К сожалению, подавалось все это журналистом-«булгаковедом» в стиле желтой или бульварной прессы, с претензией на сенсацию, и уснащалось обилием нелепиц и заведомо неверных сведений. Поскольку я не журналист и не краевед, а просто научный работник (кандидат технических наук), интересующийся жизнью и творчеством Булгакова, то следуя совету булгаковского профессора Преображенского практически не читаю прессу. О публикациях я узнал в начале лета 2004 г., когда мне позвонила родственница М.А. Булгакова.

Это оказалась Любовь Александровна Минакова (урожденная Ткаченко), 1919 г.р., почти всю жизнь проживающая в Евпатории по адресу ул. Урицкого, 12, кв. 1. Потом я бывал у нее дома, и мы много беседовали. Любовь Александровна — прекрасная русская женщина, простая и душевная, прожившая трудную жизнь честно и с достоинством. Много лет работала медсестрой, и хотя не имеет высшего образования, ее врожденная интеллигентность, прекрасная речь и хорошая память сразу обращают внимание.

Она тоже критически относится к вышеупомянутым публикациям, инициатором которых была не она, а ее подруга, педагог и литератор Ада Харитоновна Эренгросс. В ее возрасте бульварные сенсации мало волнуют, но ей хотелось бы оставить память о пребывании М.А. Булгакова в Евпатории. К сожалению, никаких документов, подтверждающих это, у нее не сохранилось. Поэтому, прежде чем изложить те сведения, сообщенные Л.А. Минаковой, которые, на мой взгляд, заслуживают внимания, следует отделить зерна от плевел вышеупомянутых публикаций.

Например, из публикации в «Брегах Тавриды» у неискушенного читателя может создаться впечатление о «поездках писателя к Антону Павловичу Чехову в Ялту», чего, увы, не было. Впервые Булгаков в 1925 г. посетил Ялту и дом-музей Чехова, умершего в 1904 г. Отец Л.А. Минаковой не был «красным партизаном» и не получал в этом качестве «уютный домик на берегу моря». В Коктебель к Волошину М.А. Булгаков с женой Л.Е. Белозерской выехал в начале июня из Москвы, а не из села Кара-Найман, как предполагается в этой же публикации.

Версия о поездке Булгакова в Кара-Найман на волах (ЕЗ от 13.07.2004) рассмешила Л.А. Минакову, писателю, как она помнит по рассказам отца, нашли конный транспорт, хотя и не сразу. В связи с историей о спасении брата Булгакова Николая отметим пока, что это не могло быть в 1922 г. (ЕЗ, там же), т.к. достоверно известно, что в 1920 г. Николай был уже за границей. Родители Булгаковых не могли эмигрировать из России в конце 1917(ЕЗ, там же), поскольку отец умер в Киеве в 1907 г., а мать там жила до своей смерти в начале 1922 г. Возможно, слухи о спасении Николая или другого брата имеют какое-то основание, но все же «булгаковедам» следует соотносить слухи и свои фантазии с реально установленными фактами и документами.

Из воспоминаний Л.А. Минаковой после нескольких долгих бесед выделим следующие сообщенные ею факты.

Ее бабушка Мария Сергеевна Булгакова была двоюродной сестрой отца М.А. Булгакова. Поэтому, если она не ошибается с отчеством бабушки, которая умерла в 32 года, то ее прадед был Сергей Авраамович, родной брат Ивана Авраамовича, деда семьи Булгаковых по отцу Афанасию Ивановичу.

Ее дедушкой был Василий Алексеевич Ткаченко, у них с Марией Сергеевной было пятеро детей: три дочери — Вера, Надежда, Любовь и два сына — Владимир и Александр. Последний сын, Александр Васильевич Ткаченко 1888 г.р. — отец Л.А. Минаковой, до революции он с женой Евдокией Федоровной проживал в Петербурге (Петрограде), служил поручиком. По семейным воспоминаниям, принимал участие в революции на стороне большевиков. Однако в 1919 г. он отправляет семью из голодного Петрограда к родственникам в Крым. В дороге на станции Лозовая 3 октября родилась Любовь Александровна. Потом добрались к родственникам — в село Кара-Найман (ныне Крыловка Раздольненского района Республики Крым), где по окончании гражданской войны к ним присоединился и глава семьи. В начале 1923 г. перебрались в Евпаторию, где в конце 1923 отец арендовал дом по нынешнему адресу Л.А. Минаковой, однако затем от этого отказался, и за семьей осталась часть дома.

По семейным воспоминаниям, в марте 1925 г. у них около недели гостил М.А. Булгаков, затем отправился в Кара-Найман, к местному целителю А.И. Глушко, хорошему знакомому отца Л.А. Минаковой.

Кроме некоторых детских впечатлений Любовь Александровна твердо помнит, что в 1964 г. ее отец, уже больной, обращался к Глушко и она сама по просьбе отца читала ему ответное письмо. И там были строки: «Саша, ты просишь, чтобы я тебе помог. Но мне 92-й год, и я сам нуждаюсь в помощи. Что касается Михаила Булгакова, то пойми, сколько ему было лет и сколько тебе сейчас. И потом, я не помню диагноз, от чего я его лечил и чем, ведь прошло столько лет...»

Среди семейных фотографий долгое время сохранялся снимок примерно 1910—11 г., М.А. Булгаков и А.В. Ткаченко стоят вдвоем. Любовь Александровна точно не может вспомнить, в Киеве или Крыму был сделан снимок. Возможно, ее отец и М.А. Булгаков были в Крыму на свадьбе родственницы Екатерины Ивановны Булгаковой. В семье долгое время хранилось приглашение на свадьбу. Но после смерти родителей фотографии были у брата Л.А. Минаковой, а после его смерти пропали. Не сохранились и письма.

Используя эти сведения, я провел их предварительный сравнительный анализ с известными фактами и документами, используя «Жизнеописание Михаила Булгакова» М. Чудаковой, дневники и письма Булгакова (с.с. т. 10 изд. «Голос») и его произведения этого периода. В результате прихожу к заключению, что вероятность посещения Булгаковым Евпатории (возможно, и не раз), довольно велика. Также вполне вероятно, что он посещал село Кара-Найман и целителя Глушко.

Обоснования этим выводам следующие.

1) Возвращаясь с Кавказа после краха Белой армии Булгаков писал сестре Надежде из Тифлиса 2 июня 1921 г. «Может быть, окажусь в Крыму...». Затем был батумский период и мысли попасть в Константинополь. И, как напишет затем в «Записках на манжетах»: «Через море и море, и Францию — сушу — в Париж!». А ведь его братья Николай и Иван разными путями и судьбами, в разное время, но через Крым, ушли за границу и добрались в Париж!

Вполне возможно, что в 1923—25 гг. эти мысли еще посещали Булгакова, и он мог побывать в Евпатории, в Кара-Наймане, встречаться с родственниками, попытаться узнать о том, как его братья перебрались за границу и есть ли теперь такая возможность. Некоторым подтверждением служит упоминание в письме к сестре Надежде от 24 марта 1922 г. о том, что: «Работой я буквально задавлен. Не имею времени писать и заниматься, как следует, франц<узским> яз<ыком>.» Но зачем в полуживой и голодной Москве того времени нужен был французский?

Про Николая в «Жизнеописании» сказано только: «...он оказался в Крыму, где был тяжело ранен, еле выжил, и затем училище (юнкеров — прим. автора) было эвакуировано на "Рионе" в 1920 году». В настоящее время известно письмо (от 16 января 1922 г.) Николая Афанасьевича Булгакова (1898—1966) из Загреба матери, полученное ею незадолго до смерти. Там есть строки: «После довольно бедственного года, проведенного в борьбе за существование, я окончательно поправил свои легкие и решил снова начать учебную жизнь. Но не так легко это было сделать: понадобился целый год службы в одном из госпиталей, чтобы окончательно стать на ноги». Много позже братья смогли переписываться, помогать друг другу, но многие обстоятельства крымского периода в жизни Николая и другого брата Ивана остаются неизвестными.

Близкие отношения у Булгакова были с двоюродным братом Костей (Константин Петрович Булгаков 1892—?), известна их переписка этого периода. В «Жизнеописании» Чудаковой (журнальный вариант) указано, что не позже ноября 1921 г. Костя, заехав из Петербурга в Москву к Булгакову, уехал в Киев, а затем также оказался за границей! Подробных сведений, как это произошло, пока я не нашел, как и в случае братьев Булгакова. Но Чудакова или ошиблась датой или в журнале «Москва» опечатка. В дневнике Булгакова от 18 октября 1923 г.: «Сегодня Константин приехал из Петербурга. Никакой поездки в Японию, понятное дело, не состоится, и он возвращается в Киев». Таким образом, Костя в конце 1923 г. еще был в Киеве.

В связи с этим интересно отметить, что в конце 30-х годов, как сообщила Л.А. Минакова, ее отец был репрессирован, и у него выбивали признание, что он японский шпион. В ее семье это всегда считали нелепой глупостью, но в «Жизнеописании» упоминается, что родители Кости находились в Японии и часто присылали ему посылки. Если чекистам были известны родственные связи Булгаковых с семьей А.В. Ткаченко, то их логика становится понятной. Весьма вероятно, что полная информация о поездках Булгакова находится в архивах КГБ.

2) После жизненных невзгод 1916—22 гг. плохое состояние здоровья беспокоит Булгакова, и он часто об этом сообщает в письмах и дневнике.

Так, в письме сестре Надежде в 1923(?) году, он пишет: «...доктора нашли, что у меня поражены оба коленные сустава... Что будет дальше — не знаю, моя болезнь (ревматизм) очень угнетает меня».

В дневниковых записях: 24 мая 1923 г. «21 апреля я уехал из Москвы в Киев и пробыл в нем до 10-го мая. В Киеве делал себе операцию (опухоль за левым ухом)».

18 октября 1923 г. «Сегодня был у доктора, посоветоваться насчет боли в ноге. Он меня очень опечалил, найдя меня в полном беспорядке. Придется серьезно лечиться».

19 октября 1923 г. «Сегодня вышел гнусный день, род моей болезни таков, что на будущей неделе мне придется слечь».

6 ноября 1923 г. «Страшат меня мои 32 года и брошенные на медицину годы. У меня за ухом дурацкая опухоль [...] уже два раза оперированная. Из Киева писали начать рентгенотерапию. Теперь я боюсь злокачественного развития. Боюсь, что шалая, обидная, слепая болезнь прервет мою работу».

В письме П.Н. Зайцеву 31 мая 1924 г.: «...все как полагается, приходит сразу, лежу с припадком аппендицита».

Дневник 26 августа 1924 г. «Был у проф. Мартынова по поводу моей гнусной опухоли за ухом. Он говорит, что в злокачественность ее не верит, и назначил рентген».

Хотя Булгаков постоянно обращался к врачам, как видно, избавиться от болезней было непросто, и он вполне мог побывать в Евпатории, с целью хотя бы узнать о возможности курортного лечения, могли его уговорить обратиться и к целителю. Откуда пришло улучшение, сведений я не нашел, но в дневнике запись от 23 декабря 1924 г.: «Сейчас я работаю совершенно здоровым, и это чудесное состояние, которое для других нормально, — увы — для меня сделалось роскошью, это потому, что я развинтился несколько. Но, в основном, главном, я выздоравливаю, и силы, хотя и медленно, возвращаются ко мне. С нового года займусь гимнастикой, как в 16-ом и 17-ом году, массажем и к марту буду в форме.

*** Есть неуместная раздражительность. Все из-за проклятого живота и нервов. Записи о своем здоровье веду с единственной целью: впоследствии перечитать и выяснить, выполнил ли задуманное».

Из детских воспоминаний Л.А. Минаковой: «Дядю Мишу видели мало, а в комнату к нему не пускали, говорили, что у него болит живот». В семье также сохранялась память, что целитель Глушко лечил Булгакова от желудочных болей. Как видим, это не противоречит имеющимся свидетельствам, приведенным выше. Каков был результат визита к целителю, если он был в марте 1925 г., можно только гадать, но вскоре Булгаков перенес операцию аппендицита, которую делал тот же проф. Мартынов. Точной даты операции найти пока не удалось, было это в середине мая 1925 г. Через месяц Булгаков вместе с новой женой Л.Е. Белозерской отправились в Коктебель к Волошину. В дальнейшем, по крайней мере, на несколько лет жалобы на здоровье прекратились, а в 1926 г. писатель с женой отдыхал у друзей на подмосковной даче в Крюково и был в хорошей физической форме, купался, играл в теннис и т. д.

3) С учетом новой информации я еще раз проанализировал имеющиеся литературные источники, и в первую очередь фельетон «Сильнодействующее средство», опубликованный в газете «Гудок» 3 января 1924 г. Следует отметить, что это газета железнодорожного ведомства, и ее работники наверняка имели льготы на поездки ж.д. транспортом. Возникает вопрос, писался ли фельетон в Москве по письму в редакцию или фельетонист побывал на месте действия? При этом следует учесть, что имя героини учительницы школы ликбеза на ст. Евпатория Южных железных дорог Клавдии Войтенко, урожденной Манько (см. 182 стр.), наверняка не вымышлено, и факт имел место, и кто-то должен был проверить этот факт, иначе могло быть опровержение. Конечно, были рабкоры, но вряд ли рабкор поехал бы из Евпатории за 70 км в Симферополь проверять обстоятельства этого дела. А именно в Симферополе происходит действие фельетона, хотя этот город прямо не назван.

Характеризуя «кабинет крымского культотдела» Булгаков пишет: «Накурено, тесно и паршиво». Мог бы он, недавний врач белой армии, так написать, не видя это лично. Ведь тогда был риск, что его обвинят в умышленном очернении советской действительности! И риск бессмысленный...

Евпатория — здание Горсовета, современный вид

И здесь обнаруживается любопытная деталь, что вряд ли могла быть в письмах, но хорошо знакома жителям Евпатории, или приезжим, которые, имея дело в Симферополе, должны возвращаться в Евпаторию. Число пригородных поездов зимой резко снижается, и опоздав, трудно будет вернуться другим способом.

Поэтому в фельетоне Войтенко волнуется по этому поводу: «Мне, голубчик, на поезд надо. Опоздаю я». И через некоторое время: «...(волнуется). Мне в Евпаторию надо, я опоздаю». Конечно, эту деталь в фельетоне можно объяснить гениальным воображением Булгакова, или что ему кто-то рассказал, или что он изучил расписание поездов, в том числе и пригородных и т. д. Нафантазировать можно много чего...

Но наиболее вероятно, что в конце 1923 г. (скорее всего в декабре) сам Булгаков проследовал по маршруту Москва—Симферополь—Евпатория, проверил факты и встретился с героями своего будущего фельетона. Эту поездку он мог использовать и для встречи с родственниками в Евпатории или Кара-Наймане. А упомянутую деталь произведения он мог запомнить на собственном опыте поездок. Недаром в «Жизнеописании» отмечается, что писатель любил «переносить в свой текст точные прототипические детали».

Так мне одно время казалось, но затем я проанализировал все известные материалы Булгакова-журналиста, и особенно за период работы в «Гудке». Обнаруживается, что если материал основан на письме в редакцию или письме рабкора, то это обязательно отмечается либо цитатой, либо эпиграфом, т. е. Булгаков дает понять, что пишет в редакции и основываясь на чужом сообщении. Бывают публикации явно юмористического, шутливого характера, и тогда имена вымышлены так, что читатель легко это понимает. Но в «Сильнодействующем средстве» эти моменты явно отсутствуют, из чего следует, что всю ответственность за материал Булгаков берет на себя. В эпиграфе читаем: «Если К. Войтенко не уплатят жалованья, пьеса будет отправлена "Гудком" в Малый театр в Москву, где ее и поставят». Но тогда можно усмотреть некоторую нелогичность в том, что сильнодействующим средством оказывается только намерение героини написать в «Гудок», и если она этого не сделала, то непонятно, как узнали об этом в газете?

И тут пришло решение этой загадки! Конечно, не было письма в редакцию от Войтенко или от рабкора, да и сам факт вряд ли посчитали бы достойным того, чтобы командировать Булгакова в Евпаторию.

А что же тогда было, спросит читатель. А была поездка Булгакова в Евпаторию к родным и вполне булгаковская история. Основные ее моменты теперь возможно реконструировать.

В середине 1923 г. Булгаков становится штатным фельетонистом «Гудка» (до этого работал обработчиком писем). В декабре этого года «Гудок» публикует 12 числа его фельетон «Лестница в рай» и 25 числа большой (для газеты) рассказ «Налет», эпизод гражданской войны. Следующей публикацией в самом начале 1924 г. и было «Сильнодействующее средство». Известно, что писатель был в Москве перед самым Новым годом и там же его встречал. Значит, поездка в Евпаторию была между 12 и 25 декабря. Дневниковые записи за период после 6 ноября 1923 г. до 8 января 1924 г. отсутствуют (хотя они могут быть утрачены).

Приезд к родным в Евпаторию не мог остаться незамеченным среди родственников и знакомых, тем более дела у столичного журналиста Булгакова складывались в этот период удачно. Узнав о его пребывании в Евпатории к нему обращается со своей бедой К. Войтенко, тем более, что ее дело тоже имеет отношение к железнодорожному ведомству. Известно, что Булгаков всегда по возможности помогал людям, к нему обращавшимся, хотя бы советом.

Как видно, он внимательно разобрался в этом деле, недаром сказано в характеристике Войтенко, у нее «в руках какие-то бумаги». Из содержания фельетона следует, что работала Войтенко учительницей школы ликбеза станции Евпатория, но платить ей должен был крымский культотдел, вероятно относящийся к другому ведомству, и в силу каких-нибудь бюрократических трений, не платили ни те, ни другие. Ситуация была близка и знакома Булгакову, и не могла не вызвать сочувствия. Ему и до этого приходилось, и в будущем пришлось тоже зачастую «выбивать» оплату за свой труд.

Как видно, Булгаков побывал в Симферополе, возможно вместе с Войтенко, и детально описал в фельетоне место действия. Скорее всего, не обошлось без розыгрыша, возможно Булгаков как-то «сыграл» роль столичного журналиста.

В Симферополе, конечно, Булгакову обещали, что зарплату выплатят, поэтому виновные в фельетоне не названы конкретно. И тут возникает интересная коллизия: уедет Булгаков, Войтенко опять не будут платить, и как тогда будет выглядеть писатель в этом деле? Михаил Афанасьевич находит остроумный выход, по приезде в Москву убеждает редакцию, что и честь «Гудка» может пострадать, и человеку необходимо помочь, так что «пьесу» немедленно публикуют. Адресат К. Войтенко указан точно, и теперь она знает, что «Гудок» следит за ее делом, а Булгаков сделал все возможное. Во избежание лишних домыслов указано, что «учительница неопределенного возраста».

Кроме того, по этой «пьесе» его могли заметить руководители МХАТ, ведь спустя год с небольшим ему предложили написать уже настоящую пьесу! Теперь ясно, что в целом это виртуозная журналистская работа, о которой и сам писатель, наверное, вспоминал с удовольствием. А заодно и о Евпатории сохранились приятные впечатления.

4) Другой раз Евпатория упоминается в «Театральном романе» в эпизоде, связанном с Еленой Сергеевной, будущей женой писателя, и ее сыном Сергеем. Перечень городов, из которых могли приехать люди с мандатами и требовать билеты на спектакль МХАТ, содержит Астрахань, Евпаторию, Вологду, Ленинград. Зная творчество Булгакова, нельзя допустить, что этот перечень случаен, взят с «потолка». Скорее всего, писатель хотел передать привет этим городам, родственникам или друзьям. Ведь не вспоминает он здесь Владикавказ, Батум или Тифлис, где приходилось бедствовать.

Например, в Ленинграде жили такие друзья Булгакова, как писатель Е.И. Замятин. Булгаков восхищался Ленинградом и в письме Замятину 27 сентября 1928 г. писал: «Вспоминали поездку на взморье. Ах, Ленинград, восхитительный город!»

В Астрахани у Булгакова, возможно, тоже были друзья, с которыми связано романтическое воспоминание Елены Сергеевны Булгаковой (см. ее письмо к А.С. Нюренбергу от 13 февраля 1961 г.).

В Ленинграде М.А. Булгаков бывал не раз, а вот что связывало его с Астраханью, Вологдой и бывал ли он в этих городах, было бы интересно узнать!

Можно только добавить, что до революции Евпатория была популярным местом отдыха актеров и работников МХАТ, они даже имели дачи. Какой-то период и после революции эта связь с Евпаторией сохранялась.

Астрахань и Вологда могли снабжать МХАТ рыбными или другими съестными деликатесами, к которым и работники театра, и сам писатель были неравнодушны.

Выводы. Из проведенного анализа, который далеко не исчерпывающий и основан на ограниченных источниках, можно вывести некоторые версии, гипотезы и предположения. Вероятность реализации той или иной версии может быть оценена только субъективно, пока нет точных фактов и документов.

С субъективной точки зрения автора данной статьи, вероятность того, что Булгаков посетил Евпаторию в декабре 1923 г., равна 100%. Подтверждающим документом является фельетон «Сильнодействующее средство» с учетом приведенного выше анализа и сведений от Л.А. Минаковой. Возможно, что именно об этой поездке сохранялась память в семье Ткаченко и в детских воспоминаниях Л.А. Минаковой, т.к. в точности даты иногда она не уверена, но хорошо помнит, что это было холодное время года и «дядя Миша был в черном пальто или плаще». Однако в последнюю нашу встречу Любовь Александровна настаивала на дате март 1925 г., и если это точно, то даты не сходятся.

Тогда должна быть другая поездка в Евпаторию ориентировочно в марте 1925 г., хотя из «Жизнеописания» и имеющихся документов следует, что в январе—марте 1925 г. Булгаков был очень занят в Москве. Поэтому, на основании воспоминаний Л.А. Минаковой следует допустить, что такая поездка могла состояться в холодное время года с 1924 по весну 1925 г. Вероятность этой другой поездки я оцениваю 50%.

Следовательно, имеются серьезные доказательства, что Булгаков был в Евпатории и, возможно, не раз в период 1923—25 гг. Оснований не доверять воспоминаниям Л.А. Минаковой я лично не вижу. Просто за давностью лет информация о точной дате могла быть утрачена, ведь в семье Ткаченко ничего не документировалось. Но сам факт посещения Булгаковым семьи Ткаченко в Евпатории я также считаю установленным с вероятностью 100%.

Эти обстоятельства были известны А.Х. Эренгросс, и, ознакомившись с моей публикацией в «Трибуне», она обратилась, по свидетельству Л.А. Минаковой, к представителю прессы. Однако довести это дело до логического завершения (как в случае с Анной Ахматовой, память которой — проезд Ахматовой и памятная доска, сохраняется в Евпатории благодаря усилиям А.Х. Эренгросс), она не успела.

Поэтому в заключение хочется обратиться к властям Евпатории и городскому голове А.П. Даниленко, много сделавшим к юбилею для внешнего имиджа города. Не меньшее значение имеет и внутренний, духовный имидж Евпатории, и хорошо, что были и есть такие люди, как А.Х. Эренгросс, Л.А. Минакова, которых заботит и эта важная составляющая жизни города.

С этой точки зрения было бы неплохо, чтобы в городе появилась улица Булгакова (и памятная доска тоже), и еще лучше, если она будет пересекаться с улицей Гоголя. Булгаков считал Гоголя одним из своих учителей и старался продолжить в литературе гоголевские традиции. На могиле Булгакова в Москве ныне находится гранитная глыба, голгофа, снятая с могилы Гоголя при установке нового памятника. Гоголь был его любимый писатель. А голгофа некогда была привезена в Москву из Крыма...

Автор благодарит В.М. Заскоку за помощь, поддержку и полезные дружеские обсуждения.

Автор надеется, что вместе с этой публикацией будет напечатан и булгаковский фельетон, как документ, доказывающий факт посещения писателем Евпатории.

30 августа 2004 г.