Вернуться к В.В. Рогозинский. Медовый месяц Михаила Булгакова. Киевская феерия

Глава пятая. Хорошо забытое старое

Сергей Адамович Шипшинский, импозантный мужчина лет сорока, с холеным, слегка загорелым лицом, элегантно одетый, в модной велюровой шляпе, с тростью с набалдашником из слоновой кости в руках, ехал в собственном автомобиле, три месяца назад привезенном по его заказу из Германии приятелем по университету Борисом Шацким, работавшем инженером на фирме «Штевер», производившей это чудо современной технике. Высокий, трехместный, с двигателем, расположенным под задним сидением, внешне похожий на роскошный конный экипаж, «штевер» Сергея Адамовича вызывал восхищение у киевских подростков и возмущение у старожилов, которые считали подобные движущиеся объекты угрозой не только для жизни киевлян, но и для городских традиций. Водитель Сергея Адамовича, щеголяя кожаными фуражкой, курткой и перчатками, глядя с презрение на прохожих сквозь толстые стекла специальных квадратных очков, сидел на переднем сидении, управляя автомобилем и добавляя скорость, помахивал рукой недовольным усатым, как моржи, городовым. Путь от Киевской городской думы до улицы Рейтарской был неблизкий. Сергей Адамович успел дважды просмотреть полдюжины театральных программ в журнальчике «Киевский курьер», купленном по просьбе Маргариты Львовны, жены его старшего брата Жоржа, полковника Георгия Адамовича Шипшинского, командира воздухоплавательного дивизиона. Именно к брату ехал Сергей Адамович с интересным предложением. Домовладелец Шипшинский недавно приехал из Санкт-Петербурга, где прибывал с визитом в составе делегации от Киевской городской думы. Встречаясь с местными думцами, он ненароком узнал о существовании любопытного документа, который хранился в Петербургской Имперской Академии наук. Будучи человеком предприимчивым и в делах шустрым, Сергей Адамович за небольшие деньги умудрился раздобыть копию этого документа, которая сейчас пребывала в папке из крокодиловой кожи, лежавшей рядом на сидении и обещавшей со временем превратиться в киевскую сенсацию и источник дополнительных прибылей господина Шипшинского. Автомобиль въехал на Рейтарскую. Вот и родной 25-й номер. Дворник Франц Иванович стоит навытяжку у подъезда. Чувствуется, что служил когда-то в австрийской армии. Как и когда попал в Киев этот чех, Шипшинский так и не сумел разобраться, поскольку по-русски Франц Иванович говорил плохо или успешно притворялся. И все же его выправка поборола сомнения Сергея Адамовича, и он взял его охранять дом. С тех пор Франц Иванович всегда встречал у ворот хозяина, застыв в одной и той же позе, как оловянный солдатик. Дом на Рейтарской — двадцатый в списке доходных, принадлежащих члену Киевской городской думы. Доход от сдачи квартир Сергей Адамович имел приличный. Радовал и собственный цементный завод, успешно конкурирующий с ему подобным и набирающий обороты. И все же был нужен дополнительный источник прибыли, желательно постоянный и обязательно оригинальный. Такой, чтобы всем киевским предпринимателям стало завидно.

Братья встретились в большой с высокими окнами гостиной. Обнялись, трижды по-христиански расцеловались.

— Давненько мы с тобою не виделись, Жорж, — начал разговор Сергей Адамович, когда они сели на ампировый диванчик у приоткрытых балконных дверей.

С улицы с легким ветерком тянулся сладковатый аромат цветущих каштанов. Вечерний луч солнца скользил по ореховому паркету. Доносились голоса каких-то городских птах.

— Действительно, давно, — поддержал брата полковник. — Как в Петербурге? Что новенького?

— Все по-старому: Гришку проклинают, царя поругивают, Родзянко и Милюкова хвалят. Но это все суета-сует. Я вот тебе гостинец привез. — Сергей Адамович заговорщически улыбнулся и достал из кармана маленькое зеркальце в серебряной оправе, расписанное искусно розами и амурчиками. — Отыскал в антикварной лавке. Лавочник клялся и божился, что зеркальце это изготовлено в начале осьмнадцатого века и принадлежало не кому-нибудь, а самой императрице Анне Иоанновне.

Полковник Шипшпинский обрадовался, как дитя, увидевшее конфетку на рождественской елке.

— Вещица знатная, — прицокивая языком, восхищался, осматривая подарок со всех сторон. — То что восемнадцатого века, ошибки быть не может. А вот было ли оно в будуаре Анны Иоанновны, это, так сказать, на совести продавца. Но тебе, Сережа, огромное спасибо. Пополнил мою коллекцию.

— И зеркальце это, Жорж, кстати, имеет, между прочим, отношение к нашему разговору, ради которого, собственно, я и приехал. Была ли императрица Анна Иоанновна хозяйкой этой безделицы или нет, не столь существенно. А вот то, что в 1740 году по ее прихоти и велению придворные зодчие построили Ледяной дом, это как раз имеет немалое значение.

— Читал об этом в романе Лажечникова. Однако, не могу уразуметь, Сережа, какая связь между Ледяным домом и твоим приездом?

— Погоди, брат, я еще не все сказал. А слышал ли ты, что был ледяной дом и в нашем Киеве?

— Признаюсь, нет. Наверное, какая-то легенда?

— Ошибаешься. Это — исторический факт. В конце 80-х минувшего века на территории небезызвестного тебе сада Шато-де-Флер построил ледяной дом киевский купец Барановский, точь-в-точь такой, как был возведен для Анны Иоанновны. Стоило ему это удовольствие две тысячи рублей золотом. Однако, эффект был удивительный и превзошел все его ожидания. Всю зиму и даже в начале марта к этому дому стекались со всех концов города обыватели целыми семьями: бабушки, дедушки, внуки. Представь себе, Жорж, великолепный ледяной дворец с различными пристройками, окруженный крепостной стеной с башнями, фасад украшен резными вазами и античными статуями, по обе стороны от ворот по полдюжины пушек и мортир, а внутри прекрасная зала, кабинет, покои и, конечно же, старинная мебель, китайская посуда, люстры, канделябры со свечами, камин — и все это из прозрачного, как горный хрусталь, льда. Более того, даже столик с часами и игральными картами — и тот изо льда. Каково?! Посещения киевлянами этого дворца принесло купцу 50 тысяч прибыли. Вот такие пироги.

— И все же, что из этого вытекает?

— А то, что хорошо забытое старое, воспринимается как новое, особенно когда это старое украсить современными выдумками.

— Неужели ты собираешься повторить «подвиг» этого купца?

— Представь себе, но не сам, а заручившись твоей поддержкой. Территория может быть та же, проект ледяного дворца может быть без изменений, кстати, я привез из Петербурга копию достоверного рисунка Ледяного дома августейшей Анны Иоанновны и копию описания, составленного профессором физики и действительным членом Санкт-Петербургской Императорской Академии наук немцем Георгом Крафтом, подлинным очевидцем. Вот полюбопытствуй, — Сергей Адамович ловким движением вынул из кожаной папки свернутый вчетверо лист ватмана и несколько листов, исписанных чиновничьим каллиграфическим почерком и пока полковник внимательно их изучал внятно, не торопясь, чтобы ему не мешать, продолжал. — Вообрази, Жорж, зимний вечер, сад Шато-де-Флер, наполненный почтенными горожанами, фантастический ледяной дворец, а над ним четыре дирижабля, освещающие его прожекторами, стекла которых постоянно меняют: раскрашены эти стекла семью цветами радуги, и постоянно играет военный оркестр исключительно вальсы Штрауса. Но это еще не все. Не забывай, что время зимнее, а это значит, что возле ледяного дворца залит огромный каток, в центре которого площадка для эстрады. Каждую неделю, по воскресеньям, на этом катке будут проводиться карнавалы на коньках, а на эстраде будут выступать иллюзионисты, эквилибристы, клоуны. Играет музыка, кружатся пары, маски, костюмы, смех... А по окончании представления, ближе к полуночи — грандиозный фейерверк! Вот каков мой проект, дорогой брат. Тут придется вложить поболее, чем потратил доморощенный купец. Но и прибыль будет в несколько раз больше.

— И какую же роль в этом предприятии ты отводишь мне? — с нескрываемым неудовольствием спросил полковник Шипшинский.

— Ты как будто сегодня родился, Жорж. Дирижабли и прожектора — это по твоей части. Да и в фейерверках ты разбираешься. Хоть и не пиротехник, а человек военный.

— Дирижабли, говоришь. Они, Сережа, не моя собственность. Они не доходные дома, которыми ты владеешь. Я действительно человек военный, а не предприниматель и служу государю императору, а не интересам частного капитала.

— Ну, Жорж, ты так заговорил, как будто мы с тобой на приеме у генерал-губернатора. Если какие трудности возникнут по части аренды дирижабля и прочего инвентаря, то у меня и к командующему Киевского военного округа подход имеется, во всяком случае люди из его окружения мне хорошо известны.

— Не в этом дело, Сережа. Я военное ремесло на коммерцию не променяю.

— Не горячись, брат, у тебя есть время подумать. Насколько я знаю, вы с женой собираетесь денька три отдохнуть на даче, а когда возвратитесь в Киев, я к вам как родственник приду без приглашения. Вот тогда и скажешь о своем решении. Только прошу по-братски, посоветуйся с Маргаритой Львовной, она хоть и молодая, а есть в ней жилка практическая. И думаю, она давно уже мечтает жить в собственном особняке где-нибудь на Липках.

— На что ты намекаешь, Сережа? — нахмурился полковник. — По-моему мы тебе за квартиру платим исправно.

— Как тебе не стыдно, брат. Разве бы я мог намекать? А платить за квартиру ты сам придумал. Это все твой гонор.

Разговор между братьями таким, как представлял его себе Сергей Адамович, не получился. «Странный он человек, — думал, выходя из залы предприниматель. — На пять лет меня старше, а сдается, в пять раз глупее. Все его товарищи по службе давно уже в Киеве особняки имеют и дачи на Крымском побережье, а этот все еще бессребреника корчит».