Вернуться к В.А. Елин. Мастер и Маргарита. Новое прочтение (Поэма по мотивам романа «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова)

Глава 16. Казнь

Садилось солнце над Голгофой,
а зной испепелял ландшафт.
Гора страданий под когортой —
сквозь цепи не проникнет враг!

С дорог изгнав изнеможённых
(все караваны, чернь — вовне),
везли в повозке осуждённых
для истязаний на кресте.

На шее всех приговорённых —
дощечки на двух языках.
Клеймо: «Мятежник и разбойник»
чтоб удержать в народе страх!

В повозке с свежими столбами
лопаты, вёдра, топоры...
И палачи как есть, с грехами.
Их пункт — подножие горы.

За бричкой — толпы богомольцев:
в поту, под зноем и в пыли,
под крики разных глашатаев
ползли в колонне как могли.

Тянулось время мерным ходом,
роптали стражи на жаре:
желая узникам — всем скопом —
скорейшей смерти на кресте.

И чтоб спасти от зноя стражу,
их командор отдал приказ:
«Плащи — на копья, в тени сразу!
Но не спускать с народа глаз!
»

Народ, не встав за осуждённых,
вернулся в город от жары.
Под вечер — Пасха иудеев,
великий праздник той поры.

Пехота римлян исстрадалась,
но Крысобой непобедим!
Металл доспехов, раскаляясь,
бросая блики в глубь долин.

У трёх крестов — приговорённых
(на табурете, в капюшоне),
Сидел Афраний, отрешённый,
склонившийся в полупоклоне.

В проёме северного склона,
под чахлым деревцем вдали,
фигура пряталась укромно
и изнывала от жары.

Фигурой той, на диком склоне,
был ученик — Левий Матвей:
он опоздал пойти с колонной...
Свершить свой грех, и поскорей!

Чтоб истязания под пеклом
смягчить — для одного! — тем днём,
припрятал нож в своих одеждах:
судьба вершилась, но в ином!

За невозможность нападения
Левий Матвей себя корил —
дошедший до самозабвения,
он сам с собою говорил:

«Я трус, глупец...
И даже — падаль!
Чем я смогу Ему помочь?!
Как мог Учителя оставить
в коварную ту злую ночь?
»

Четвёртый час лихих мучений —
он всё от ярости рыдал,
ругал богов, просил решений,
под солнцем горестно стонал!

Винил богов в бездушной злобе!
И что не слышат никого...
Взывал к ним голосом в ознобе:
пусть пожалеют — Одного!

Внезапно появился ветер —
и странно изменился мир!
Исчезло солнце...
Тучи — в пепел — пронзили молнии эфир.

А на Голгофе — оживление:
солдаты (копья взяв, плащи),
спускались для перемещения,
сняв цепь охраны и посты.

Трибун поднялся к месту казни
в плаще багровом с серебром —
Марку Крысобою дал задание,
приветствуя едва кивком.

Приблизился к приговорённым —
охрана будто не своя:
страдальцев скорбно-отрешённых
поить пытается с копья.

Солдат призвал: «Славь игемона
и Рима славного царя!
»
Копьём — да в сердце, в пике стона:
душа ушла, вверх воспаря...

В округе всё вдруг потемнело:
кружась, вскипели облака —
вода с небес лилась, шумела,
омыв распятые тела.

А человек тот, в капюшоне,
казнённых осмотрел — мертвы!
Солдатам приказал в колоне
спускаться с проклятой горы...