М.А. Булгаков композицию романа «Мастер и Маргарита» построил так, что Воланд, начиная своё «евангелие», обошёл молчанием нежелательный и неприятный для Сатаны эпизод молитвы Христа и сна апостолов в Гефсиманском саду. Воланд сделал это точно так же, как это сделал в своём тексте автор канонического новонаветного «евангелия» от Иоанна. И это обстоятельство роднит «Евангелие от Воланда» с наиболее почитаемым многими воцерковленными интеллектуалами текстом Нового Завета; а появись «Евангелие от Воланда» в эпоху формирования канона Нового Завета, оно вполне могло бы быть включено и в его канонический текст, тем более что и признанные каноническими «евангелия» «казни — воскресения бога» во многих значимых фактах взаимоисключающе противоречат друг другу.
Начавшись с представления Иешуа Пилату при утверждении смертного приговора, «Евангелие от Воланда» далее повествует о казни (гл. 16 романа называется «Казнь») и последующих за нею событиях. А анонимный рассказчик нигде в романе не высказывает прямо своего отношения к этой сюжетной линии, оставляя читателя наедине с его совестью и с фактами, сообщаемыми Воландом, и с фактами, известными из канонических и неканонических библейских ветхо- и новонаветных текстов.
Вследствие этого многие приходят к тому выводу, что М.А. Булгаков, хотя и имел отличное от культивируемого «отцами церкви» представление о событиях, положивших начало исторически реальному христианству, и выразил своё мнение в «Евангелии от Воланда», но всё же не оспаривал самого факта свершившегося в реальной жизни распятия Христа.
Это мнение казалось бы подтверждает и то, что приводившиеся ранее фрагменты «Мастера и Маргариты», в которых делаются прямые заявления о том, что казни не было, представляют собой описания снов Пилата и Ивана Николаевича Бездомного-Понырёва, а не описания жизни в реальности мира романа. Соответственно, встаёт вопрос: как это «казни не было», если в романе она описана во всех подробностях, так как её увидел Левий Матвей, а все заявления о том, что её не было — сонные грёзы, терзаемого муками совести Пилата и не вполне психически здорового Ивана Николаевича Понырёва?
Но роман — не свидетельство кого-то из очевидцев о событиях в Иерусалиме в начале эры, а богословие Русской цивилизации в иносказательно-притчевой форме. И иносказательно он однозначно и определённо говорит о том, что казни Христа поистине не было. Сны же Пилата и Ивана Николаевича, где об этом говорится прямо, в мире романа — сны вещие, а не сонные грёзы; в нашей же реальности они — намёк к тому, чтобы поискать в тексте романа иносказания, подтверждающие их истинность как в реальности мира романа, так и в реальности нашего мира, частью которой стал роман.
Воланд, излагая свою версию событий начала эры, дабы сформировать у читателя желательные ему представления о Христе, всё же тоже под Богом ходит, хотя и противится Ему. Соответственно, ведя своё повествование, Воланд сообщает некоторые подробности, которые придают живость описанию. Опусти он их — описание омертвеет, станет безжизненным и неинтересным, и потому Воланд не может о них умолчать. Он не придаёт им значения, забывая или не подозревая, что Божий Промысел заявляет о себе в этих мелочах, которые представляют собой фразы и целые повествования Божии на языке Жизни. Обратимся к тексту «Мастера и Маргариты»:
«Если бы с ним поговорить <по контексту речь идёт о Марке Крысобое>, — вдруг мечтательно сказал арестант, — я уверен, что он резко изменился бы.
— Я полагаю, — отозвался Пилат, — что мало радости ты доставил бы легату легиона, если бы вздумал разговаривать с кем-нибудь из его офицеров или солдат. Впрочем, этого и не случится, к общему счастью, и первый, кто об этом позаботится, буду я.
В это время в колоннаду стремительно влетела ласточка (здесь и далее выделение в тексте романа этого слова — наше), сделала под золотым потолком круг, снизилась, чуть не задела крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны. Быть может, ей пришла мысль вить там гнездо.
В течение её полёта в светлой теперь голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа, по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нём не нашёл. В частности, не нашёл ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Ершалаиме недавно. Бродячий философ оказался душевнобольным. Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные утопические речи Га-Ноцри могут быть причиной волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает заключению в Кесарии Стратоновой на Средиземном море, т. е. именно там, где резиденция прокуратора.
Оставалось это продиктовать секретарю.
Крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона, птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю. Прокуратор поднял глаза на арестанта и увидел, что возле того, столбом загорелась пыль.
— Всё о нём? — спросил Пилат у секретаря.
— Нет, к сожалению, — неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента».
Здесь в «Евангелии от Воланда» и всплыло обвинение в оскорблении величества, т. е. в совершении Иешуа преступления против Римской империи, рассматривая которое, Пилат струсил и утратил самообладание:
«Ненавистный город, — вдруг почему-то пробормотал прокуратор и передёрнул плечами, как будто озяб, а руки потёр, как бы обмывая их, — если бы тебя зарезали перед твоим свиданием с Иудою из Кириафа, право, это было, бы лучше.
— А ты бы меня отпустил, игемон, — неожиданно попросил арестант, и голос его стал тревожен, — я вижу, что меня хотят убить.
Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспалённые, в красных жилках белки глаз и сказал:
— Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твоё место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесёшь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись.
— Игемон...
— Молчать! — вскричал Пилат и бешеным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на балкон. — Ко мне! — крикнул Пилат.
И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом».
Всё это происходит после того, как:
• Иешуа уже объяснил Пилату, что всё — во власти Божией, а не во власти Пилата, цезаря или синедриона:
«Чем хочешь ты, чтобы я поклялся? — спросил, очень оживившись, развязанный.
— Ну, хотя бы жизнью твоею, — ответил прокуратор, — ею клясться самое время, так как она висит на волоске, знай это!
— Не думаешь ли ты, что ты её подвесил, игемон? — спросил арестант, — если это так, то ты очень ошибаешься.
Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
— Я могу перерезать этот волосок.
— И в этом ты ошибаешься, — светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца, возразил арестант, — согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил?
— Так, так, — улыбнувшись, сказал Пилат...»
• Иешуа уже заявил Пилату о своём исповедании единобожия:
«— И настанет царство истины?
— Настанет, игемон, — убеждённо ответил Иешуа.
— Оно никогда не настанет! вдруг закричал Пилат таким страшным голосом, что Иешуа отшатнулся. (...) он ещё повысил командный голос, выкликивая слова так, чтобы слышали в саду: — Преступник! Преступник! Преступник!
А затем, понизив голос, он спросил:
— Иешуа Га-Ноцри, веришь ли ты в каких-нибудь богов?
— Бог один, — ответил Иешуа, — в Него я верю <верю и доверяю Ему, добавим мы при цитировании>.
— Так помолись ему! Покрепче помолись! Впрочем, — тут голос Пилата сел, — это не поможет (выделено нами при цитировании: новонаветные церкви придерживаются того же мнения по отношению к молитве Христа в Гефсиманском саду)...»
Но охваченный трусостью верноподданности, Пилат уже не мог думать, хотя Бог исцелил его от головных болей. Поэтому он, пребывая в таком настроении, не мог догадаться, что до́лжно стремиться к ладу с Богом, а уж Всевышний уладит отношения верующего Ему с остальными людьми наилучшим образом, и что Иешуа может быть помощником Пилату в преображении его жизни. К тому же перед этим Пилат стал свидетелем «сверхъестественного»: хотя Иешуа стоял в тени1, вокруг него «столбом загорелась пыль». Вы такое видели? — Пилат этого самоцветного свечения «пыли» вокруг стоящего в тени человека тоже ранее никогда не видел, но охваченный трусостью и буйством не осмысляемых им эмоций, не придал этому «сверхъестественному» явлению никакого значения.
Кроме того, при чтении сцен второй главы романа, в которых Пилат и Иешуа ведут беседу, возникает впечатление, что из всех персонажей романа в этих беседах принимает участие ещё и ласточка: все остальные, включая и секретаря, ведущего запись, пребывают вне диалогов Пилата и Иешуа и подобны упомянутой медной статуе, но только ласточка привносит в их диалог нечто, не выраженное словами. Что привносит в эти сцены ласточка?
В Средиземноморье в эпоху античности ласточка считалась птицей Исиды (в Египте) и Афродиты-Венеры (в Греции и Риме, соответственно), — сообщает «Peter Greifs Simbolorum», интернет-версия. Но М.А. Булгаков писал богословский трактат в иносказательно-притчевой форме литературного романа не для читателей эпохи античности, а для наших современников. То есть о символичности появления ласточки в критический момент развития сюжета должен размышлять не персонаж романа Понтий Пилат, а читатель романа, выросший под опекой библейского проекта порабощения всего человечества.
Соответственно, и символичность появления ласточки в романе не должна связываться с Исидой или Венерой.
«Голубь и ласточка любимые Богом птицы», — сообщает «Словарь живого великорусского языка» В.И. Даля, т. 2, с. 239 о верованиях русского народа.
И соответственно этому, ласточка действительно знаменующе появляется в сюжете романа, всякий раз при своём появлении принося какое-то иносказание. При этом, как оказалось, последовательность появления ласточки в сюжете романа соотносится с последовательностью упоминания ласточки в Библии. Библейские же тексты, в свою очередь, поясняют происходящее в сюжете романа.
Иными словами, Божий Промысел упоминаниями ласточки в библейских текстах много веков тому назад расставил свои знаки по тексту «священного писания», предназначенные для того, чтобы они донесли в далёкое будущее смысл Промысла. Не ведая Промысла, «мировая закулиса» так же, как и Воланд, не придала никакого значения этим «мелким деталям» и сохранила их в редактируемых её ставленниками текстах. Но с появлением романа «Мастер и Маргарита» эти, как прежде казалось разрозненные и ничего не значащие сами по себе, «мелкие детали» оказались последовательными фрагментами иносказательного повествования, длящегося тысячелетия, в котором Божий Промысел выразил себя для того, чтобы люди его поняли.
Соответственно, это обстоятельство означает, что М.А. Булгаков был водительствуем Свыше при написании романа, что и он не был оставлен Богом несмотря на все заблуждения и ошибки его нелёгкой жизни2.
Первому появлению ласточки после того, как Пилат решил воспрепятствовать беседе Иешуа и Марка Крысобой, закрывая тем самым для Марка возможность постичь Правду-Истину и преобразить свою жизнь, в Библии соответствует следующий текст, по существу объясняющий суть того, что мог бы сделать Иешуа, и в чём ему препятствуют синедрион, лично Каиафа, лично Пилат и им подвластные.
«2. Как вожделенны жилища Твои, Господи сил! 3. Истомилась душа моя, желая во дворы Господни; сердце моё и плоть моя восторгаются к Богу живому. 4. И птичка находит себе жильё, и ласточка (здесь и в последующих цитатах из Библии выделение жирным этого слова — наше) гнездо себе, где положить птенцов своих, у алтарей Твоих, Господи сил, Царь мой и Бог мой! 5. Блаженны живущие в доме Твоём: они непрестанно будут восхвалять Тебя» (Псалтирь, псалом 83).
Второй раз, как только в сознании Пилата сложилась лживая формула, объявляющая Иешуа сумасшедшим, и возникло решение изолировать его от общества, что воспрепятствовало бы выполнению им принятой на себя миссии, «крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона, птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю». Этому появлению ласточки в действии романа соответствует второе упоминание ласточки в Библии:
«Как воробей вспорхнёт, как ласточка улетит, так незаслуженное проклятие не сбудется» (Притчи Соломоновы, 26:2).
Третьему появлению ласточки в действии романа предшествует решение Пилата утвердить смертный приговор Иешуа, вынесенный синедрионом: «Молчать! — вскричал Пилат и бешеным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на балкон». Хотя ласточка и вспорхнула на балкон, М.А. Булгаков всё же пишет, что Пилат проводил её взором, т. е. ласточка улетела: впорхнула на балкон, а потом улетела. Этому появлению ласточки в действии романа соответствует третье упоминание ласточки в Библии:
«Как журавль, как ласточка издавал я звуки, тосковал как голубь; уныло смотрели глаза мои к небу: Господи! тесно мне; спаси меня» (Исаия, 38:14).
Это — не слова самого Исаии, это — слова из приводимой Исаией молитвы царя Езекии, которую царь вознёс, умирая. По молитве Езекии ему было даровано ещё 15 лет жизни.
После третьего своего появления в действии романа ласточка улетела, но в Библии она упоминается ещё два раза, и соответствующие тексты характеризуют то, с чем осталось человечество, отвергнув дарованное людям Богом через Христа:
«И аист под небом знает свои определённые времена, и горлица, и ласточка, и журавль наблюдают время, когда им прилететь; а народ Мой не знает определения Господня» (Иеремия, 8:7).
Кроме того Иеремия порицает идолопоклонство, в которое в разнообразных формах впало человечество, уклонившись от Божией Правды-Истины:
«7. Язык их выстроган художником3, и сами они оправлены в золото и серебро; но они ложные, и не могут говорить4. 8. И как бы для девицы, любящей украшение, берут они золото, и приготовляют венцы на головы богов своих. 9. Бывает также, что жрецы похищают у богов своих золото и серебро и употребляют его на себя самих5; 10. уделяют из того и блудницам под их кровом; украшают богов золотых и серебряных и деревянных одеждами, как людей. 11. Но они не спасаются от ржавчины и моли, хотя облечены в пурпуровую одежду6. 12. Обтирают лице их от пыли в капище, которой на них очень много. 13. Имеет и скипетр, как человек — судья страны, но он не может умертвить виновного пред ним. 14. Имеет меч в правой руке и секиру, а себя самого от войска и разбойников не защитит: отсюда познаётся, что они не боги; итак не бойтесь их7. 15. Ибо, как разбитый сосуд делается бесполезным для человека, так и боги их8. 16. После того, как они поставлены в капищах, глаза их полны пыли от ног входящих. 17. И как у нанёсшего оскорбление царю заграждаются входы в жильё, когда он отводится на смерть, так капища их охраняют жрецы их дверями и замками и засовами, чтобы они не были ограблены разбойниками; 18. зажигают для них светильники, и больше, нежели для себя самих, а они ни одного из них не могут видеть. 19. Они как бревно в доме; сердца их, говорят, точат черви земляные, и съедают их самих и одежду их, — а они не чувствуют9. 20. Лица их черны от курения в капищах. 21. На тело их и на головы их налетают летучие мыши и ласточки и другие птицы, лазают также по ним и кошки10. 22. Из этого уразумеете, что это не боги; итак не бойтесь их» (Послание Иеремии, гл. 1; это тоже неканонический текст Ветхого Завета).
Следует обратить внимание и на то, что ласточка в библейских текстах упоминается вне контекста доктрины Второзакония-Исаии: эпизоды, где она упомянута, не поддерживают эту доктрину. И подведём итог возвращением к статье о ласточке в интернет-версии «Peter Greifs Simbolorum» (www.apress.ru/pages/greif/sim/simbolorum.htm). где поясняется символичность ласточки в иносказательной традиции исторически реального христианства:
«В искусстве эпохи Возрождения ласточка служила символом Воплощения Христа. Именно поэтому ласточка, вьющая свои гнезда под карнизом дома или в отверстии в стене, присутствует в сценах Благовещения и Рождества Христова. Считалось, что ласточка зимует в глиняных норках, и поэтому её пришествие рассматривалось как возрождение из подобного смерти зимнего состояния. По этой причине она также стала символом воскресения из мёртвых».
Короче говоря, последовательность появлений ласточки в действии романа, дополняемая упоминаниями ласточки в библейских текстах, представляет собой иносказание, о том, что незаслуженная казнь Иешуа не состоится, а улёт ласточки после утверждения Пилатом смертного приговора является символом развоплощения Христа, упреждающего зловредное посягательство неправедно умствующих на его распятие.
Эпизод, когда вокруг стоящего в тени Иешуа столбом загорелась «пыль» допускает двоякое понимание:
• Это и было вознесение, упредившее посягательство на распятие, на которое Пилат уже дал санкцию в глубинах своей души. В Индии и в наше время есть люди, которые были свидетелями такого явления, и восприняли его с благоговением, помня, что Богу — всё благое возможно осуществить. При этом, в отличие от событий, описанных в романе, человек вознёсся, предварительно предупредив своих близких, что уходит добровольно по завершении своей миссии на Земле, оставляя после себя последователей, способных продолжить начатую им миссию дальше. По рассказам очевидцев, вокруг стоявшего перед ними человека «столбом загоралась пыль», после чего он в прямом смысле исчез у них на глазах.
• На какое-то мгновение был сделан зримым Покров Всевышнего, который пал на Иешуа, дабы защитить его от надвигающейся угрозы, а развоплощение = вознесение Христа произошло незримо, будучи тайной Божией, которую никто из неправедно умствующих не увидел; вознесение произошло после того, как Пилат утвердил смертный приговор, соответственно смыслу третьего появления ласточки, выпорхнувшей с балкона в Жизнь на свободу.
Всё свершилось тихо и незримо, а все те, кто в период наваждения казни обращались к виде́нию распятого Христа со словами: «Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста» (Матфей, 27:40) и им подобными, домогаясь от Бога грандиозной и впечатляющей защиты праведника, — забыли о сказанном и давно им известном: «И сказал: выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдёт, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, [и там Господь]» (3-я книга Царств, гл. 19:11, 12).
Промысел Божий эффективен, но не свойственно ему пленять искушающих Бога шумными и впечатляющими «грандиозными» проявлениями в виде легионов ангелов, сходящих с Небес для защиты праведников и т. п. Самое грандиозное проявление Промысла — Мироздание, в котором мы живём и частью которого являемся, и на фоне его меркнут все иные «грандиозные» чудеса, которых домогаются неверующие и праздные.
Так и по отношению к роману М.А. Булгакова: все пять упоминаний ласточки в Библии мы нашли в течение нескольких минут, пользуясь компьютером, но перед этим было дано в Различение знать, что искать. Если у Вас есть возможность, то спросите Ваших знакомых попов о том, сколько раз, в каких текстах и в каком контексте в Библии упоминается ласточка. После этого подумайте: могли М.А. Булгаков умышленно сконструировать это иносказание? был ли он водительствуем Свыше, поскольку стремился к Правде-Истине искренне, мучительно преодолевая своё мировоззрение? либо всё же М.А. Булгаков был одержимым, но Сатана по каким-то неведомым причинам с неведомыми нам целями решил подсунуть эту загадку-иносказание людям, воспользовавшись текстом «воистину священной Библии», дабы люди поняли, что Бог не предаёт праведников, не позволяет свершиться несправедливости в отношении них?
Либо всё же Сатана решил таким благовидным образом породить в людях веру в то, что казни Христа не было вопреки тому, что в действительности она свершилась, дабы тем самым лишить их спасения? — Но высказав такое предположение мы снова возвращаемся к различию учения Христа при его жизни среди людей и учению апостола Павла, положенному в основание якобы христианских церквей. Л.Н. Толстой охарактеризовал различие между учениями Христа и Павла так:
«Как сущность учения Христа (как всё истинно великое) проста, ясна, доступна всем и может быть выражена одним словом: человек — сын бога, — так сущность учения Павла искусственна, темна и совершенно непонятна для всякого свободного от гипноза человека.
Сущность учения Христа в том, что истинное благо человека — в исполнении воли отца. Воля же отца — в единении людей. А потому и награда за исполнение воли отца есть само исполнение, слияние с отцом. Награда сейчас — в сознании единства с волей отца. Сознание это даёт высшую радость и свободу. Достигнуть этого можно только возвышением в себе духа, перенесением жизни в жизнь духовную.
Сущность учения Павла в том, что смерть Христа и его воскресение спасает людей от их грехов и жестоких наказаний, предназначенных богом теперешним людям за грехи прародительские.
Как основа учения Христа в том, что главная и единственная обязанность человека есть исполнение воли Бога, то есть любви к людям, — единственная основа учения Павла то, что единственная обязанность человека — это вера в то, что Христос своей смертью и воскресением искупил и искупает грехи людей» («Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении»).
В более определённой и жёсткой формулировке дилемма такова:
• либо мы уже в этой жизни по совести, не ожидая наград и не боясь наказаний за возможные ошибки, осуществляем Царствие Божие на Земле, как то заповедал Христос, в чём каждый может убедиться даже и по отцензурированному и отредактированному тексту Нового Завета;
• либо в этой жизни мы «чаем воскресения мёртвых и жизни будущаго века»11, влачим жалкое существование как придётся и, веруя в искупление наших грехов смертью и воскресением Христа, отдаёмся сами и отдаём этот мир во власть Сатаны якобы до второго пришествия.
И соответственно:
• либо вы полагаете, что в Предопределении Божием нет места аду, нет места избранию Им в жертву «умилостивления себя» же праведников, хотя предопределение праведности и включает в себя готовность праведников к самопожертвованию, и соответственно Бог истинный — тот, Кто не допускает торжества неправедности в сотворённом Им по Его благому Предопределению Мире, как тому учит Он сам всех и каждого на священном Языке Жизни;
• либо в ранг Бога, который есть, возводится измышлённый фантом, якобы который ещё прежде создания Мира предопределил бытие ада и якобы предопределил искупление людей (у кого? — когда ещё никто не сотворён и у Вседержителя не может возникнуть причин к тому, чтобы с кем-либо из твари торговаться о чём-либо; хотя и после сотворения у истинно Всеведущего и Всемогущего не может возникнуть таких причин) жертвоприношением жертвующего собой праведника, как тому учит Библия и библейские церкви.
В каждом из этих вариантов понимания содержания Предопределения Божиего выбор веры, нравственно обусловленный, делает сам человек, а Бог ответит каждому по его вере и выбору на священном Языке вечной Жизни, частичкой которой является жизнь всякого человека на Земле.
Но и после всех описаний казни и погребения Иешуа в романе есть мелкие детали, на которые большинство читателей не обращает внимания, которые однако являются знаковыми и указывают на то, что виде́ние казни было не наяву, а воображаемое во внутреннем мире очевидца виде́ние наложилось на восприятие им реального общего всем внешнего мира. При этом казнь, смерть и погребение Иешуа свершились именно в воображении очевидца, а не в реальности изображённого в романе мира.
В главе 25-й романа, названной «Как прокуратор пытался спасти Иуду из Кириафа», есть описание сцены, в которой Пилат принимает доклад Афрания, начальника своей тайной службы, о казни. Пилат ранее поручил Афранию проследить лично за исполнением казни и убедиться в смерти Иешуа.
«— А теперь прошу мне сообщить о казни, — сказал прокуратор.
— Что именно интересует прокуратора?
— Не было ли со стороны толпы попыток выражения возмущения? Это — главное конечно.
— Никаких, — ответил гость.
— Очень хорошо. Вы сами установили, что смерть пришла?
— Прокуратор может быть уверен в этом.
— А скажите... напиток им давали перед повешением на столбы?
— Да. Но он, — тут гость закрыл глаза, — отказался его выпить.
— Кто именно? — спросил Пилат.
— Простите, игемон! — воскликнул гость. — Я не назвал? Га-Ноцри!
— Безумец! — сказал Пилат, почему-то гримасничая. Под левым глазом у него задёргалась жилка. — Умирать от ожогов солнца! Зачем же отказываться от того, что предлагается по закону!
— В каких выражениях он отказался?
— Он сказал, — опять закрывая глаза, — ответил гость, — что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.
— Кого? — глухо спросил Пилат.
— Этого он, игемон, не сказал...»
Всякий раз, когда Афранию требуется дать информацию об Иешуа, он закрывает глаза. Почему? — Ответ на этот вопрос, объясняющий причины такого странного поведения, состоит в том, что зрительная память, которая помнит всю информацию, доставленную глазами, — один вид памяти человека; а память внутреннего зрения, которая фиксирует то, что становится зримым в ясновидении Откровений, в наваждениях, и то, что является плодами собственного воображения и фантазий, — другой вид памяти.
Казнимых было якобы трое. Двое из них был казнены действительно, и информация о них хранится в зрительной памяти. Но в этой памяти и памяти других органов чувств, хранящей информацию об общей всем реальности, у Афрания нет ничего о поведении Иешуа, и потому, чтобы зрение не мешало обращению сознания к памяти виде́ний внутреннего мира, всякий раз, когда Афранию необходима информация о поведении Иешуа, он закрывает глаза. Это обстоятельство — знаковое, указующее на то, что, когда Афраний наблюдал казнь, его воображение — по неверию его Богу, который есть, — «подрисовывало» поведение Иешуа к той реальности, что воспринимали его органы чувств. То же касается и виде́ния казни Левием Матвеем (гл. 16), который проклинал бога, которого нет, вместо того, чтобы обратиться с молитвой к Богу, который есть, чтобы Он дал ему истинное виде́ние происходящего. При этом Левий Матвей, веруя в бога, которого нет, знал, что «другой бог не допустил бы того, никогда не допустил бы, чтобы человек, подобный Иешуа, был сжигаем солнцем на столбе».
Другой Бог Левия Матвея, которому он однако не верит и молитвенного общения с которым избегает, — Бог, который есть, поистине не допустил, чтобы Иешуа Ганоцри — Иисус Христос был сжигаем солнцем и «умер» на кресте, одурманенный напитком, чтобы «воскреснуть» для исполнения роли живого богочеловека, царя Антихриста, возможно зомби, на потребу «мировой закулисе».
Поэтому тот, кто настаивает на том, что казнь Христа свершилась реально во исполнение Божиего предопределения, пусть ответит хотя бы себе на вопросы: Почему он желает казни Христа ныне даже сильнее, чем этого в прошлом желали Каиафа и синедрион? Почему он фактически обязывает Бога прощать его грехи возложением страданий на жертвующего собой праведника? — Для того, чтобы беспрепятственно продолжать грешить, уклонясь от того, чтобы самому взять «крест» свой в исполнении Божиего Промысла. Все остальные ответы — лицемерие.
И если жить верой в спасение казнью жертвующих собой праведников, то образ жизни становится гнусный, подобный тому, что, умиляясь (!!!), изобразил библейски-«православный» художник М.В. Нестеров на своей картине «У креста». Согласитесь, что это премерзко, когда праведник пребывает на кресте в муках, а вокруг стоит толпа умиляющихся «истинно верующих православных», и среди них нет никого, кто прекратил бы эту мерзость, снял бы праведника с креста и оказал бы ему посильную помощь. Более того, если бы кто попытался это сделать, то ему бы не позволили «любящие» Христа и Бога «православные». В жизни же они сами если и не являются вольными или невольными распинателями устремившихся к Правде-Истине, то праздно взирают на то, как другие травят и убивают тех, кто стремится открыть её людям, чтобы всем вместе воплотить её в жизнь: наши грехи, дескать, искуплены драгоценной кровь Христовой, а тут, видите ли, «Христосик нашёлся», будет нас учить жить... Чем эта позиция отличается от позиции Каиафы и синедриона?
А вообразите, что действительно «Христосик нашёлся», т. е. в реальности происходит второе пришествие, что тогда? — Тогда они с такой верой и отношением к жизни проследуют по пути порицаемого ими иудейского синедриона начала эры и в самой пошлой форме повторят его приговор. Ни к чему иному
М.В. Нестеров. «У креста»
они не способны, пока пребывают в самоослеплении нехристианской, апостольской12 верой, унаследованной от Савла и его сподвижников, включая и отпавших от Христа в Гефсиманском саду других апостолов.
М.В. Нестеров писал картину, искренне веруя по обычаю «россионской» библейски-«православной» церкви, но в этом произведении Дух Святой не вдохновлял его: невесомое тело противоестественно прислонено к кресту. Если же прислонённое к кресту тело изъять из композиции соответственно тому, что сообщается в Коране (4:156), то сразу же обнажится нравственно-психическая ненормальность, ущербность всех собравшихся умиляться казни и ожидающих спасения их душ этой казнью.
В этой связи, поскольку М.В. Нестеров изобразил у креста и Ф.М. Достоевского13 (и это не единственное его полотно, где Ф.М. Достоевский присутствует при распятии), приведём часто смакуемое отечественными «гуманистами» место из «Братьев Карамазовых»:
«Уж когда мать обнимется с мучителем, растерзавшим псами сына её14, и все трое возгласят со слезами: "Прав Ты, Господи!", то уж, конечно, настанет венец познания и всё объяснится. Но вот тут-то и запятая, этого-то я и не могу принять. И пока я на земле, я спешу взять свои меры. Видишь ли, Алёша, ведь, может быть, и действительно так случится, что когда я сам доживу до того момента али воскресну, чтобы увидеть его, то и сам я, пожалуй, воскликну со всеми вместе, смотря на мать, обнявшуюся с мучителем её дитяти: "Прав Ты, Господи!", но я не хочу тогда восклицать. Пока ещё время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только замученного ребёнка, который бил себя кулачком в грудь и молился в зловонной конуре своей неискуплёнными слёзками своими к "Боженьке"! Не стоит потому, что слёзки его остались не искупленными. (...) Не Бога я не принимаю, Алёша, а только билет Ему (в рай, имеется в виду по контексту: наше пояснение при цитировании) почтительнейше возвращаю.
— Это бунт, — тихо и потупившись проговорил Алёша.
— Бунт? Я бы не хотел от тебя такого слова, — проникновенно сказал Иван. — можно ли жить бунтом, а я хочу жить. Скажи мне сам прямо, я зову тебя — отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой15 с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой16, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребёночка, бившего себя кулачонком в грудь, и на неотмщённых слёзках его основать это здание, согласился бы ты быть архитектором, скажи и не лги!
— Нет, не согласился бы, — тихо проговорил Алёша!
— И можешь ли ты допустить идею, что люди, для которых ты строишь, согласились бы сами принять своё счастье на неоправданной крови маленького замученного, а приняв, остаться навеки счастливыми?
— Нет не могу допустить. Брат, — проговорил вдруг с засверкавшими глазами Алёша, — ты сказал сейчас: есть ли во всём мире Существо, Которое могло бы и имело право простить? Но Существо это есть, и Оно может всё простить, всех и вся и всё, потому что само отдало неповинную кровь свою за всех и за всё. Ты забыл о Нём, а на Нём-то и зиждится здание, и это ему воскликнут: "Прав Ты, Господи, ибо открылись пути Твои".
— А, это "Единственный безгрешный" и Его кровь! Нет, не забыл о Нём и удивлялся, напротив, всё время, как ты Его долго не выводишь, ибо обыкновенно в спорах все ваши Его выставляют прежде всего. Знаешь, Алёша, ты не смейся, я когда-то сочинил поэму, с год назад. Если можешь потерять со мной ещё минут десять, то я б её тебе рассказал?» (Достоевский Ф.М. «Братья Карамазовы», часть вторая, книга пятая. Pro и contra. IV. Бунт).
После этого возникает «Легенда о великом инквизиторе», которую тоже неоднократно смаковали многие и многие российские «интеллигенты», и в частности: К.Н. Леонтьев, В.С. Соловьёв, В.В. Розанов, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк (см. сборник «О великом инквизиторе Достоевский и последующие», Москва, «Молодая гвардия», 1991 г., тираж 30 000).
Но если серьёзно относиться к сказанному во второй главе Премудрости Соломона и сообщаемому в Коране (сура 4:156, 157), то придётся сделать вывод, что Ф.М. Достоевский был раздавлен страхом и потому подменил вопрос о спасении человечества распятием Христа вопросом о неотмщённой слезинке невинного17 ребёнка. Если же ставить этот в вопрос, продолжая диалог двух братьев, то вместо легенды о великом инквизиторе и явлении ему Христа, придётся обсуждать вопрос другой: как и чем искупить кровь безгрешного Христа? — поскольку в противном случае возникает двойственность нравственных стандартов:
• неотмщённую слезинку ребёнка в основу будущей гармонии в вечной жизни принять не можем,
• а безгрешную кровь Христа — запросто.
В мировоззрении, признающем догмат о троице, единственный возможный ответ на вопрос об искуплении крови Христа, если следовать логике Алёши Карамазова, послушника некоего монастыря, которого уму разуму учат «старцы» будет такой: «Бог Отец» должен тоже как-то пострадать, чтобы своими страданиями искупить безгрешную кровь «Бога Сына», а потом простить если и не всех без исключения, то по крайней мере тех, кто примет эти две жертвы.
Что Христос тоже «Бог», «ипостась Всевышнего», и потому самопожертвования Его в искуплении кровью достаточно, это не ответ: во-первых, потому что всё равно не снимается двойственность нравственных мерил (неприемлемость слезинки ребёнка — согласие с неизбежностью страданий, доходящее до вожделения крови Христовой, полагаемой в основу якобы спасительной веры); а во-вторых, «Бог Отец» и «Бог Сын» — разные личности, что приводит к вопросу, а для чего «Бог Отец» заложил в Предопределение бытия страдания «Бога Сына», если Он всемогущ и мог бы, не потеряв совершенства Предопределения, избавить и «Бога Сына» от страданий?
Но Ф.М. Достоевский струсил поставить вопрос так, и по холопству своему перед книгой-идолом Библией и заправилами библейского проекта, которых он отождествил с Богом, подменил вопрос об искуплении страданий и крови Христовой вопросом о слезинке ребёнка. Ответ же на этот вопрос, в котором открываются единые нравственные мерила для Бога и для человека, один:
Пророчество Соломона во второй главе книги его Премудрости истинно: злочестивые не познали таин Божиих ибо злоба их ослепила их. Кораническое откровение (сура 4:156, 157) изъясняет суть этих таин: Бог — всемогущий, мудрый, милостивый, милосердный, любящий, и потому вознесение Христа упредило посягательство на его распятие, а люди были оставлены учиться милости, преодолевать культ жертвоприношений и возложения своих грехов на страдания жертвующих собой праведников и других людей. Люди — все — должны подняться до святости, какую им явил Христос в простоте жизни своей на Земле.
Соответственно, М.А. Булгаков сделал то, от чего уклонился Ф.М. Достоевский.
Может возникнуть вопрос, а почему вознесение Христа, упредившее распятие, свершилось незримо ото всех? Какая разница? — Разница есть: если бы Иисус-Иешуа исчез бы на глазах людей, не верующих Богу, то они посчитали бы его могучим колдуном, а спустя какое-то исторически непродолжительное время память о нём забылась бы. Атак при незримом исчезновении, люди остались наедине со своим неверием Богу, нравственно приемлемой им ложью их же злобного воображения и наваждениями. Благодаря этому человечество, спутанное этой верой в возводимую на Бога напраслину своих злобных вымыслов и наваждений, прожило целую эпоху, и на основе полученного исторического опыта теперь имеет возможность задуматься и о том, что в действительности произошло в Иерусалиме в начале эры, и о сути своей веры.
Всё бы было иначе, если бы апостолы молились совместно с Христом в Гефсиманском саду, и после этого засвидетельствовали бы об исчезновении Иисуса. В этом случае общество вынуждено было бы решать, кто психически нормален:
• либо апостолы, вошедшие в совместной с Христом молитве в веру Богу непосредственно по совести, которые свидетельствуют о том, что все окружающие бредят наяву виде́нием казни;
• либо свидетельствующие о казни нормальны вопреки своему неверию Богу, а у апостолов, молившихся совместно с Христом не всё в порядке с психикой.
Ясно, что всякий искренне верующий непосредственно Богу, для кого молитва не обязательный ритуал, а осмысленная беседа человека со Вседержителем, принял бы в таком случае свидетельство апостолов. Вся последующая история свершилась бы иначе, если бы хотя бы один из призванных к молитве в Гефсиманском саду апостолов молился искренне, как о том просил Иисус.
Но и в свершившейся истории, спустя две тысячи лет после описываемых в каноне Нового Завета событий, все знакомые с обеими точками зрения поставлены перед выбором: упредило ли вознесение посягательство на распятие Христа либо оно произошло после казни и воскресения?
К необходимости сделать этот выбор в наши дни люди приходят разными путями: кто просто по совести на основе внеконфессиональной веры Богу, отмахиваясь от назойливой библейской пропаганды; кто при помощи памятников культуры, сопоставив друг с другом тексты Библии и Корана. В России же один из путей, ведущих к необходимости сделать этот выбор, — роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита».
При чтении этого романа каждый человек, вне зависимости от его идеологических пристрастий, воспроизводит на своих бессознательных уровнях психики во внелексических образах (а они и составляют существо умолчаний) фрагменты пророчества Соломона и Исаии, после чего алгоритмика обработки информации на бессознательных уровнях психики, в которой выражается объективная нравственность читателя, предлагает его сознанию выбор: «Что есть истина: течение событий в начале эры в Иерусалиме в русле пророчества Соломона? Либо в русле пророчества Исаии?»
Для идеалистических атеистов выбор не представляется сложным: слепо, тупо и бездумно веруя в священность якобы боговдохновенного библейского писания, в распятие Иисуса Христа с последующим через три дня воскресением и вознесением на пятидесятый день, они, как правило, отбрасывают роман, объявляя М.А. Булгакова мистиком и сатанистом. Но на самом деле таким образом они выражают свою приверженность «пророчеству» Исаии, а не Богу.
Труднее материалистическим атеистам. Согласившись по нравственным соображениям с пророчеством Соломона, тем не менее их сознание встаёт в тупик, столкнувшись с необходимостью объяснить в понятийной системе современной материалистической физики существо «таин Божиих» и «технологии» развоплощения и мгновенного перемещения в «пространственно-временном континууме». При этом им желательно, чтобы кто-то продемонстрировал им это в натуре, а ещё лучше — и взял бы с собой за руку в полёт, примерно так, как это делает иногда Дэвид Копперфильд, демонстрируя публике зрелище фокуса «левитации».
И тут возможны варианты.
Материалисты-нигилисты, скорее всего, посчитают, что «таины Божии» для них непостижимы, а потому нечего ломать над ними голову. При этом некоторые из них сразу же придут к отрицанию того выбора, который сами только что сделали, полагая, что познавший тайны Божии становится равен Богу. Но так проявляется их атеизм вследствие неразличения Бога, который есть надмирная реальность, и образа Божия, который складывается в душе человека соответственно его нравственным мерилам. И это сразу роднит их с идеалистическими атеистами. Соломоново же напоминание: «Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего», — будет отрицаться ими в силу их приверженности голому материализму.
Материалисты-атеисты, согласившись с тем, что Бог не допустил казни праведника, будут искать возможные варианты спасения Иисуса без прямого Божиего вмешательства в земные дела и, скорее всего, придут к версиям, подобным предложенной в ранее упоминавшейся книге М. Байджента, Р. Лея и Г. Линкольна «Священная загадка». В соответствии с такого рода версиями, Христа либо подменили до казни другим человеком (что для праведника нравственно неприемлемо), либо он сам, владея сверхчеловеческими возможностями на основе духовных практик йоги, добровольно «перетерпел» все уготованные ему мучения, и вернулся к жизни обычного человека, оставив толпе, приверженной идеалистическому атеизму, необходимый ей для эмоциональной подпитки религиозный миф о своей крестной смерти и последующем воскресении.
Но согласие с любой из такого рода версий означает, что Христос осознанно умышленно пошёл на обман верующих, поскольку вступил в сговор с опекавшими его злочестивцами, пославшими его на казнь для достижения корпоративных целей религиозной мафии «мировой закулисы»18.
А согласившись с любой из этих версий «спасения» Мессии, подобные приверженцы пророчеству Соломона вынуждены будут принять и цели тех, кто эти версии «запустил» в культуру толпо-«элитарного» общества. Как утверждает «Священная загадка», Иисус Христос из рода Давидова не просто спасся, но спасся для того, чтобы дать начало всем королевским династиям западноевропейской цивилизации (Меровинги, Каролинги и пр.), обязанность которых — поддерживать толпо-«элитаризм» на уровне светской власти, в соответствии с доктриной Второзакония-Исаии.
Такой материалистический атеист, сделав выбор в пользу пророчества Соломона, одновременно согласится и с пророчеством Исаии, поддерживая тем самым этическую неопределённость верующих в священность писаний Библии в их отношениях с Богом.
Таким образом, материалистический атеист, как правило, принимает версию спасения Христа, описанную в романе иносказательно со всеми умолчаниями, но для него непреодолимым барьером на пути к вере по совести непосредственно Богу без иерархов-посредников будет высказанное нами предложение оставить «технологию» осуществления «Божиих тайн» на Божие усмотрение.
Все же другие версии приводят к признанию истинности пророчества Исаии либо к утверждению вольного или невольного соучастия Христа в лживой мистификации, осуществлённой в толпе на основе пророчества Соломону, дабы воспрепятствовать распространению в обществе веры по совести Богу непосредственно.
Поэтому М.А. Булгаков — художник слова и умолчаний, ощущая, что имеет дело не просто с атеистами, а с атеистами двух толков — идеалистами и материалистами, рассыпал описание вознесения Иешуа и его последствий, по тексту всего романа, оставив читателю время на размышления о том, что есть сатанизм, наваждения и мистификации, а что есть беззаветная вера по совести непосредственно Богу единому, Милостивому и Милосердному.
И не имеет значения, что и как из написанного им понимал сам М.А. Булгаков. Значение имеет то, что он искренне, мучительно преодолевая в себе наследие библейской культуры, искал Правду-Истину, вследствие чего написанное им представляет собой богословие Русской цивилизации, лежит в русле пророчества Соломона, и отрицает своим притчево-иносказательным повествованием доктрину Второзакония-Исаии, в русле которой лежат вероучения всех исторически реальных христианских церквей. Так свершается жизнеречение в Русском богослужении.
11—19 ноября 2000 г.
Уточнения: 3—4, 8 декабря 2000 г.;
6 октября 2004 г.
16 июля 2010 г.
Примечания
1. Перед сценой исцеления Пилата от головных болей сообщается, что Иешуа стоял в тени:
«Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится солнца».
Это булгаковское описание соответствует композиции картины Н.Н. Ге «Что есть истина?»
2. И в этом же контексте очень значимо свидетельство дочери Сталина — Светланы Аллилуевой. 7 марта 2001 г. телеканал НТВ в передаче, посвящённой годовщине гибели в авиакатастрофе 9 марта 2000 г. журналиста Артёма Боровика, привёл фрагмент записи его беседы с С. Аллилуевой. Суть приведённого фрагмента их разговора сводится к следующему.
Когда Светлана была ещё девочкой, её воспитывали, как это было тогда принято, в «антирелигиозном духе», учили, что никакого Христа не было, подобно тому, как в «Мастере и Маргарите» М.А. Булгакова М.А. Берлиоз наставлял в этом мнении И. Бездомного. Но в библиотеке И.В. Сталина были книги разных авторов, посвящённые Иисусу Христу, и Светлана их видела. Она спросила отца, зачем эти книги, если никакого Христа не было? На что ей отец ответил, что был такой человек — Иисус Христос, который оставил учение людям.
Когда она заявила своей няне, что Христос был, — та стала возражать, что не было никакого Христа, что это всё выдумки, как того требовала «педагогика» тех лет. На что Светлана ответила: папа сказал, что был. После этого няня уж и не знала, что и как говорить...
И это свидетельство дочери Сталина показывает, что богословские воззрения И.В. Сталина и М.А. Булгакова были во многом тождественны. В этой же связи отметим, что по сообщению радио «Свобода» (передача «Поверх барьеров» 19 и 20.10.2001 г. «Грузинские вожди») любимой грузинской песней И.В. Сталина была «Песня о ласточке».
3. В наши дни — имиджмейкерами и спичрайтерами.
4. Без бумажки с заранее заготовленным спичрайтерами текстом.
5. При всяком земном или оккультном владыке с избытком прихлебателей и кукловодов.
6. Хорошо характеризует образ жизни «элиты» во всяком толпо-«элитарном» обществе.
7. Это про дворцовые перевороты.
8. Действительно, власть «элиты» бесполезна для человека.
9. Бытие их — пожизненное заключение, в котором они не чувствуют Жизни.
10. Это можно понимать и как намёк на взаимоотношения, аналогичные взаимоотношениям бывшего президента США Билла Клинтона и практикантки в Белом доме Моники Левински.
11. Никейский символ веры, стихи 11, 12.
12. Иерархи церквей в общем-то и не врут, называя свои церкви «апостольскими», но им нравится, чтобы паства называла их христианскими. Однако на такие мелкие детали: «апостольская» либо «Христова» — не всё ли равно? — паства внимания не обращает.
13. Во всяком случае, человек, на него похожий, в композиции картины стоит крайним справа.
14. У Ф.М. Достоевского рассматриваемому фрагменту предшествует описание следующего эпизода:
«Это было в самое мрачное время крепостного права, ещё в начале столетия, и да здравствует освободитель народа! Был в начале столетия один генерал, генерал со связями большими и богатейший помещик, но из таких (правда, и тогда уже, кажется, очень немногих), которые, удаляясь на покой от службы, чуть-чуть не были уверены, что выслужили себе право на жизнь и смерть своих подданных. Такие тогда бывали. Ну вот живёт генерал в своём поместье в две тысячи душ, чванится, третирует мелких соседей как приживальщиков и шутов своих. Псарня с сотнями собак и чуть не сотня псарей, все в мундирах, все на конях. И вот дворовый мальчик, маленький мальчик, всего восьми лет, пустил как-то, играя камнем и зашиб ногу любимой генеральской гончей. "Почему собака моя любимая охромела?" Докладывают ему, что вот этот самый мальчик камнем в неё пустил и ногу ей зашиб. "А, это ты, — оглядел генерал, — взять его!" Взяли его, взяли у матери, всю ночь просидел он в кутузке, наутро чем свет выезжает генерал во всём параде на охоту, сел на коня, кругом него приживальщики, собаки, псари, ловчие на конях. Вокруг собрана дворня для назидания, а впереди мать виновного мальчика».
После этого ребёнка вывели из кутузки, раздели донага и затравили собаками: псы растерзали ребёнка в клочки на глазах у матери.
«Генерала, кажется, в опеку взяли. Ну... что же его расстрелять? Говори, Алёшка!
— Расстрелять! — тихо проговорил Алёша, с бледною, перекосившеюся какою-то улыбкой подняв взор на брата.
— Браво! — завопил Иван в каком-то восторге, — уж коли ты сказал, значит... Ай да схимник! Так вот какой у тебя бесёнок в сердечке сидит, Алёшка Карамазов!
— Я сказал нелепость, но...»
15. Если вести речь прямо, а не намёками, избегая называть вещи своими именами, то фраза должна звучать иначе: «Представь, что ты предопределяешь бытие Мироздания и судьбу человечества в нём...»
16. Для сопоставления: в романе М.А. Булгакова предоставлением «покоя» ведал Воланд.
17. Благонравно ли кидаться камнями в собаку, пусть даже и не правильно выдрессированную? — этот вопрос мы оставим в стороне. Не будем также поднимать и вопрос об искуплении страданий собаки, хотя абсолютная принципиальность и «железная логика» требует и его постановки.
18. Что-то похожее произошло тринадцатого числа весеннего месяца мая в 1981 году во время покушения профессионального киллера Али Агджи на римского папу Иоанна Павла II:
«Подлинные вдохновители покушения обитают в Ватикане. Повторяю: те, кто направлял Али Агджу, принадлежат к высшей иерархии Святого престола». «В это дело вовлечены могущественные лица, способные манипулировать кем угодно», — продолжал Челик (один из друзей Агджи: наше пояснение при цитировании). — «В заговоре принимали участие видные граждане Италии. Это не предположения. То, что я сейчас рассказываю, мне поведали люди, причастные к этому делу, и другие доверенные лица». (Приложение к «Независимой газете» — «Фигуры и лица» № 10, 25 мая 2000 г. Статья Сергея Старцева «Золото и свинец»).
В статье речь идёт о виде́нии, явленном 13 мая 1917 года в португальской деревушке Фатима, троим детям. Что в действительности видели дети пока остаётся тайной для большинства (впоследствии текст, подробно описывающий видение, записанный самой Лусией, был опубликован — примечание 2010 г.), но в газете сообщается следующее:
«По описанию папского секретаря картина видения была такова. К кресту с огромным трудом пробирается иерарх в белых одеждах, а вокруг него высятся горы бездыханных тел замученных верующих, священников и мирян. Но вот и этот епископ, словно подкошенный, падает на землю, сражённый выстрелом...»
Когда «третий секрет» Фатимы был раскрыт, многие из присутствующих не поняли, о чём именно идёт речь, и стали недоумённо переспрашивать друг друга. Очевидно, что многочисленные вопросы по данному поводу возникли у многих пастырей, которые долгие годы с замиранием сердца ожидали обнародования давнего пророчества. «Из различных бесед, — сообщает автор статьи, — с куриальными иерархами у меня, например, сложилось стойкое мнение, что большинство их предполагали узнать из "третьего секрета" о неких прегрешениях современной Церкви, которые обернулись острым кризисом христианской веры». По нашему мнению, если такое виде́ние действительно имело место, то «третий секрет» Фатимы предвещает крушение иерархии церквей исторически сложившегося христианства и возвращение Откровения Божьего данного Христу для всего человечества, после чего будут сняты все противоречия между истинным христианством и исламом.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |