Мышь

После разрыва с Булгаковым Татьяна Николаевна осталась, по ее словам, «гола как мышь» (НБ, с. 19).

Перебралась в полуподвальную комнату (кв. 26) в том же доме, где жила (на Большой Садовой, 10). Стала ходить на курсы машинисток, потом на курсы кройки и шитья. Потом, чтобы получить профсоюзный билет, пошла на стройку, кирпичи носила, выдавала инструмент... Потом устроилась работать в Марьино-рощинскую амбулатории, в регистратуре... Потом — в поликлинику при Белорусско-Балтийской железной дороге... (ЖМБ, с. 662).

«...я вставала в 6 утра, ехала на трамвае «А» куда-то на Птичий рынок и там таскала камни на носилках — до зимы. Потом меня перебросили мыть полы после известки. А я не могу. И я наняла женщину, чтоб она мыла! Наконец догадались меня поставить на выдачу инструментов. Но женщины мне говорили:

— Ты не наша — ты не так пахнешь!» (Т.Н. Кисельгоф; ЖМБ, с. 662).

В 1932 или 1933 году познакомилась с Крешковым Александром Павловичем, фельдшером, приехавшим в Москву из Сибири «на врача доучиваться». В 1936 году уехала к нему, в Черемхово, куда-то под Иркутск.

Что же связывало этих людей?

— Любовь? — задумывается Л.Ф. — Нет, любви очень мало. Пристанище? Нет. Какие-то корыстные дели (82%)... И он к ней как-то не очень... Непонятно, что их связывало.

«Конечно, Крешков мне не очень подходил. Но ведь вокруг все были женатые! Коморские очень искали мне жениха — но все были женатые... Крешков ревновал меня к Булгакову; порвал его рукописи, кричал — «Ты его до сих пор любишь!» (Т.Н. Кисельгоф; ЖМБ, с. 662).

Однажды, в отсутствие Татьяны Николаевны, Крешков открыл стол и уничтожил все документы и фотографии, связанные с Булгаковым (ЧАП, с. 110—113).

Не все, говорит Л.Ф., два письма были не у нее — у какой-то родственницы, в книге. Одно — из двух листов, второе — из одного. Оба в одном конверте. Это были любимые письма, они были дороги ей, перечитывались много раз.

«С фронта он посылал мне аттестат — 500 рублей ежемесячно. Он просил — «дождись меня в Черемхове». А я написала — «Не могу одну оставить маму». И повезла ее — уже в конце войны — в Харьков к сестре Соне; там задержалась; переписывались; потом он написал, что у него будет ребенок, нам надо расстаться. И я тут же поехала в Москву. А комната моя оказалась занята — меня выписали» (Т.Н. Кисельгоф; ЖМБ, с. 662).

В 1947 году Татьяна Николаевна вышла замуж за Д.А. Кисельгофа и тогда же переехала жить в Туапсе.

Перед смертью Булгаков посылал сестру Лелю за Татьяной Николаевной, хотел попросить у нее прощения. Но Таси в Москве уже не было.

«Конечно, я пришла бы», — говорит Татьяна Николаевна (ЧАП, с. 113).