Противопоставление времени и вечности, существующее в русской языковой картине мира, является следствием христианского миросозерцания, которое разделяет два эти понятия. Согласно богословской традиции, восходящей к трудам Бл. Аврелия Августина, время противопоставляется вечности как форма земного существования области Божественного Абсолюта: «длительное время делает длительным множество преходящих мгновений, которые не могут не сменять одно другое; в вечности ничто не преходит, но пребывает как настоящее во всей полноте» [Бл. Августин 1991: 290]. С этой точки зрения, время является мерой земного бытия, для него значима идея количества. К вечности идея измерения, а следовательно, и изменения не приложима. Противостояние временного (человеческого) и вечного (Божественного) предполагает оценочную оппозитивность: «ложность», «испорченность» времени и высоту, ценностный абсолют вечности. Подобную вечность, вслед за Е.С. Яковлевой [1994: 88], мы называем качественной. Количественное основание в противопоставлении времени и вечности опирается на естественнонаучную традицию, постулирующую существование мира без Бога. Вечность здесь понимается как «бесконечность времени существования материального мира, обусловленная неотворимостью и неуничтожимостью материи и ее атрибутов, материальным единством мира» [ФЭС]. Таким образом, в этом случае вечность — бесконечное умножение времени.
Эти два взгляда на противопоставление времени и вечности находят отражение и в толковых словарях. В.И. Даль определяет вечность следующим образом: «состояние или свойство вечного, будущая загробная, духовная жизнь наша» [Словарь Даля]. Современный словарь, напротив, указывает: вечность — «течение времени, не имеющее начала и конца» [МАС].
Роман М. Булгакова «Белая гвардия» отражает оба эти толкования, но преимущество в противостоянии качественной и количественной вечности явно на стороне последней.
Впервые вечность «входит» в роман практически в самом его начале. В рассуждениях о гетманской власти мы читаем: «Гетман воцарился — и прекрасно. Лишь бы только на рынках было масло и хлеб, а на улицах не было стрельбы, и чтобы, ради самого господа, не было большевиков, и чтобы простой народ не грабил. Ну что ж, все это более или менее осуществилось при гетмане <...> “Дай бог, чтобы это продолжалось вечно”. Но вот могло ли это продолжаться вечно, никто бы не мог сказать, и даже сам гетман» (47). Наречие «вечно» наделено здесь текстовым смыслом «бесконечно долго», выражающим надежду на постоянное существование гетманской Украины, которая еще хоть как-то поддерживает иллюзию существования прошлой, дореволюционной жизни. Количественная отнесенность лексемы подчеркивается ее словарным толкованием «в течение веков не прекращаясь; бесконечно», а также тем, что она соотнесена с явно земными приметами: «лишь бы только на рынках было мясо и хлеб».
С количественной вечностью соотносится и прилагательное «вечный»: «...и, главное, вечный маяк впереди — университет, значит, жизнь свободная, — понимаете ли вы, что значит университет? Закаты на Днепре, воля, деньги, сила, слава» (74). Как отмечает Е.С. Яковлева, условием «качественного» прочтения прилагательного «вечный» является принадлежность существительного к понятийной сфере вечности, например: «премудрость вечная» [Яковлева 1994: 92]. Ни университет, ни его атрибуты («воля, деньги, сила, слава») не входят в эту понятийную сферу. Количественный признак прилагательного подчеркивается его значением (Вечный — 1. Бесконечный во времени. 2. Не перестающий существовать, никогда не прекращающийся).
И, наконец, вечность появляется, когда мы читаем о ранении Алексея Турбина: «Но, во всяком случае, ему казалось, что так лежать можно было бы всю вечность, в огне» (174). Вечность вновь реализована в количественном значении бессрочности. Причем в данном случае более актуальным оказывается второе значение слова вечность, выделяемое словарями (Вечность — 2. Томительно долгое время). В романе Булгакова реализована та особенность количественной вечности, на которую обращает внимание Е.С. Яковлева: «в сознании носителей языка вечность-бесконечность тяготеет к отрицательному оценочному полюсу» [Яковлева 1994: 90]. Она сопряжена с ранением, болью, мукой Алексея Турбина.
Однако в данном случае контекстуальная синонимия слов вечность и в огне добавляет количественной вечности признаки качественной. Но если в традиционной трактовке качественная вечность — это царство Бога, а значит, истины и духа, то здесь вечность — это царство дьявола и несправедливости (в самом деле, где божественная справедливость, за что умирает Турбин: «За что?.. Мать взяла у нас, мужа у меня не будет, это я понимаю. Теперь уже ясно понимаю. А теперь старшего отнимаешь. За что?.. как мы будем вдвоем с Николом?.. Посмотри, что делается кругом, ты посмотри...» (228), — молится Елена). Дело в том, что словосочетание «лежать в огне» обращает нас к подсознательному восприятию огня как разрушительной, дьявольской силы, как неизменного атрибута ада: «неверующие и беззаконные будут преданы вечной смерти или, иначе сказать, вечному огню, вечному мучению вместе с дьяволом» [Библейская... 1991: 143]. С этой вечностью не соотносима идея блаженства: Турбину кажется, что окутавший его жар никогда не исчезнет.
Таким образом, вечность (и качественная, и количественная) оказывается в мировосприятии героев Булгакова страшной, потусторонней и враждебной силой. Вечность противостоит героям; вместо божественного успокоения она вселяет в героев ужас перед своей черной бесконечностью. В хаосе 1917—1918 годов вечность преображается вместе со всем остальным, изменяется до неузнаваемости, как и весь мир, существующий вокруг героев.
Вечность противопоставлена в романе времени. Время, в отличие от вечности, является мерой земного бытия, только для времени релевантна идея количества.
Предполагая, что время как абстрактная категория в художественном тексте предстанет в виде гештальта, мы обратились к предложенной Л.О. Чернейко методике концептуального анализа, которая заключается в «описании структуры языкового знания, то есть представлений носителей языка, скрытых в имени и раскрывающихся в его сочетаемости, в обнаружении образов содержания знака» [Чернейко 1997: 295] (учитывается сочетаемость имени с предикатами, другими именами и дескриптивными прилагательными). С этой целью из текста «Белой гвардии» были выписаны все сочетания имени время и его деривата времечко с предикатами, прилагательными, другими именами. Из контекстов употребления этих имен были выделены следующие ниже вынесенные за скобку гештальты:
1. Персонификация времени
человек («во время тех страшных и не совсем ясных мыслей»): живое существо («время подходило к одиннадцати часам», «назад от половины шестого и без двадцати пять пошло времечко», «тронутые временем эполеты сороковых годов»); птица («а время тем временем летело и летело», «вот оно, налетело страшное времечко»).
2. Формы существования времени
огонь («время мелькнуло, как искра, умер отец-профессор»); болезнь («на время лечения вы уж откажитесь от вашей упорной мысли о боге»); война («опирался он на меч, длинный, каких уже нет ни в одной армии со времен крестовых походов»): предмет («слишком много времени он потерял в сумеречном магазине», «не будем терять времени, чтобы их не расхолаживать»); груз («голландский изразец, как мудрая скала, в самое тяжкое время живительный и жаркий», «а тут еще такое тяжелое время», «тяжкое, тяжкое время, что говорить»); непрочное основание («зыбкое время»).
3. Время как источник эмоций
страх («вот оно, налетело страшное времечко»); ужас («оно верно, время-то теперь ужасное», «как это у вас уютно все так, несмотря на такое ужасное время»).
Проанализированный материал можно классифицировать:
Проведенный анализ демонстрирует, что время предстает в романе как самодостаточная сила, враждебная героям, способная управлять их судьбой. Турбины не могут противостоять такому времени. Даже, когда время предстает как предмет, которым герои манипулируют, оно [время] вырывается из-под их власти и действует в функции злого хозяина.
В образцах ранней прозы М. Булгакова, представленных в сборнике «Дьяволиада», оппозиция «время — вечность» преображается. Произведения данного сборника объединены единой линией времени, которая обозначается в первом романе М. Булгакова: повествование «Белой гвардии», опираясь на прошлую жизнь героев, страны, задает и новую точку отсчета: «Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй» (4). В «Дьяволиаде», «Роковых яйцах», «№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна», «Китайской истории», «Похождениях Чичикова» эта новая константа летоисчисления продемонстрирована — в фокусе оказывается настоящее Советской России.
Оказывается, что в новых условиях жизни данная оппозиция просто не существует: исчезает категория вечности. На страницах пяти произведений лишь однажды встречается лексема «вечно»: «Персиков поднялся, вернулся в свой кабинет, зевнул, потер пальцами вечно воспаленные веки и, присев на табурет, заглянул в микроскоп» (62), но реализуется в данном случае не сложная, противоречивая суть этого атрибута Божественной истины, а разговорное значение «во всякое, любое время; постоянно».
Трансформируется и само время. В той действительности, в которой существуют герои произведений, время перестает быть какой-либо силой: оно дробится, превращается в бесконечные осколки минут и секунд. Лексема «время» употребляется в сочетании с указательным местоимением и обозначает конкретный момент: «в то время, как все люди скакали со службы...» (23), «в то время, как на диске вне луча...» (66), «с этого времени луч поглотил и Иванова» (67), «в это время начались звонки» (73). Единственное упоминание о времени как о бытийной категории связано с прошлой жизнью: «Большое было время... И ничего не стало. Sic transit gloria mundi! Страшно жить, когда падают царства» (128).
В современной Персикову, Короткову, Эльпиту России время превращается в товар:
1. Формы существования времени
денежный эквивалент («врываюсь к вам и отнимаю ваше драгоценное время», «время — деньги, как говорится»):
Подводя итоги анализу функционирования МП «Время vs. вечность», необходимо отметить следующее:
— Текстовая оппозиция время vs. вечность репрезентирует все основные культурологические и религиозные представления о данных категориях;
— «Качественная» вечность претерпевает в романе «Белая гвардия» изменения и открывает возможность постижения не Божественной истины, а адских мук;
— Одной из содержательных форм художественного концепта «Время» является гештальт;
— Концептуальными признаками художественного концепта «Время» являются: время — сила, которой покоряются; сила, которая подавляет; сила, которой опасаются; независимая сила; сила, которой управляют; товар.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |