Булгаковские «апокрифы»

Ну как — «апокрифы»? В собственном смысле слова рассказы «Красная корона», «Налёт» и «Китайская история» апокрифами не являются, поскольку атрибутированы достаточно чётко. Но есть в них некоторая стилистическая «чертовщинка», которая мешает их воспринимать как чисто булгаковские. Ну не похожи они ни на что другое в его творчестве.

В то же время, эти рассказы вполне укладываются в булгаковскую философию Гражданской войны. Главным образом, в плане признания её абсолютной бессмысленности. Как говорил Воланд: Абадонна «на редкость беспристрастен и равно сочувствует обеим сражающимся сторонам. Вследствие этого и результаты для обеих сторон бывают всегда одинаковы».

«Красная корона. Historia morbi»

Рассказ был опубликован в литературном приложении к берлинской газете «Накануне» 22 октября 1922 года.

«Historia morbi» — история болезни. Повествование ведётся от имени пациента психиатрической клиники, который считает себя неизлечимо больным (его регулярно посещает видение погибшего на войне брата).

В рассказе сразу несколько тем, поднятых в других произведениях.

— В присутствии героя рассказа по приказу не названного генерала (это не обязательно Яков Слащёв) в Бердянске вешают рабочего, у которого обнаружился какой-то большевистский документ. Эта тема обыграна потом в «Беге».

— Герой рассказа хочет выразить протест, но не может — боится, да и занят он. Эта одна из главных тем «Мастера и Маргариты».

— Герой рассказа, по просьбе матери, должен вернуть домой брата Колю, но не успевает. Тут есть автобиографический момент — Николай Булгаков сначала участвовал в боях 1917 года в Киеве, потом попал в петлюровский плен и бежал, а потом некоторое время была неизвестна его судьба во время войны (на момент написания рассказа Булгаков знал, что Николай жив). Эта тема обыграна в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных».

— Тема безумия присутствует в «Мастере и Маргарите» — мастер тоже считает себя неизлечимо больным, хотя никаких признаков болезни в нём не видно, на видения не жалуется. Скорее, он спасается в больнице от окружающего мира. Впрочем, человеку, который считает общество сатаны предпочтительнее общества людей, пожалуй, действительно место в дурдоме.

«Налёт. (В волшебном фонаре)»

Рассказ опубликован в газете «Гудок» 25 декабря 1923 года. Для газеты, кажется, не формат, но Булгаков подогнал события рассказа к её специфике — история рассказана в клубе (вероятно — железнодорожников).

Собственно, этот рассказ — ещё один подход к так поразившей Булгакова сценке убийства еврея у Цепного моста. Рассказ перекликается сразу с несколькими эпизодами «Белой гвардии» и «Бега».

Появление вражеской конницы из метели фигурирует в эпизоде уничтожения гетманской батареи в «Белой гвардии». Сцена очень яркая и относится, вероятно, к воспоминаниям о событиях октября—декабря 1919 года, когда Булгаков был военным врачом на Кавказе. Сходный эпизод есть в «Необыкновенных приключениях доктора»: «может, там уже ползут, припадая к росистой траве, тени в черкесках. Ползут, ползут... И глазом не успеешь моргнуть: вылетят бешеные тени, распаленные ненавистью, с воем, с визгом и... аминь!»

Убийство еврея у поленницы дров — сцена у Цепного моста, описанная в «Белой гвардии», рассказах «В ночь на 3-е число» и «Я убил».

Обличение бандитов бойцом караульного полка Стрельцовым позднее развито в тему обличения Хлудова вестовым Карпилиным в «Беге».

Ну и ярко выраженная тема парадной, героической картинки войны, которую рисует Як Грузный (в тексте нет пояснения, кто это, непросто понять, что из этих слов имя, а что фамилия), и её теневой стороны — гибель двух часовых, которые и сопротивления-то не смогли оказать. А о мужестве Стрельцова и рассказать-то было бы некому, если бы не случайно выживший напарник.

Что в этом рассказе необычного?

Во-первых, Булгаков в это время находился в поисках своего стиля и рассказ ближе к его же фельетонам (а равно к фельетонам других авторов «Гудка» — минимум раз его путали с Валентином Катаевым), а потому плохо ассоциируется с более поздними его произведениями.

Во-вторых, угол зрения — рассказ ведётся от лица главного героя, Абрама, который должен был погибнуть, но чудом выжил (опять же — аллюзия на ранение Турбина в «Белой гвардии»). Ракурс необычный, но под личиной легко узнаётся всё тот же представитель русской интеллигенции. Впрочем, Булгаков в шкуру своего персонажа влиться не спешит, рассказ написан от имени наблюдателя.

«Китайская история. 6 картин вместо рассказа»

Рассказ из жизни китайца Сен-Зин-По был опубликован в приложении к газете «Петроградская правда» 6 мая 1923 года. В 1925 году он был издан в сборнике «Дьяволиада», т. е., авторство Булгакова подтверждено самым надёжным образом.

Казалось бы, это произведение противоречит изложенному в «Театральном романе» писательскому принципу: «что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует». Однако Булгаков что-то видел. Во всяком случае, позже, в «Зойкиной квартире», китайцы вновь появляются. И тоже в количестве двух штук. Вроде бы нет никаких свидетельств относительно знакомства Булгакова с китайцами, тем более — служившими в Красной армии, но некое недокументированное знание напрашивается.

Откуда вообще взялись в России китайцы? Пришли из Китая. Пешком в основном. В Китае, традиционно, было много китайцев и мало земли. Молодые китайцы массово отправлялись на заработки. По некоторым оценкам, в начале XX века китайцы составляли 10—12% населения России, но жили они компактно в Сибири и на Дальнем Востоке. В европейскую часть России они начали завозиться только после 1914 года, когда в результате мобилизации обозначился дефицит рабочих рук. Главным образом они были подсобными и строительными рабочими, особенно много — в Донбассе. После начала Гражданской войны китайцы массово вступали в Красную армию. Успех агитации был определён жестокой эксплуатацией китайских рабочих в предшествующий период, а также расчётами на заработок (часто оправдывавшимися). В рассказе главный герой часто называется «ходя» — это обычное в то время бытовое прозвище китайцев.

Важный момент автобиографического плана состоит в том, что Сен-Зин-По — наркоман, курильщик опиума. Булгакову, который сам страдал от наркотической зависимости, эта проблема близка. Некоторые из наркотических видений «ходи» он, скорее всего, позаимствовал из собственных воспоминаний.

Вторая черта сходства — участие в Гражданской войне не по своей воле. Не похоже, чтобы «ходя» в принципе понимал, кто с кем и за что воюет. И уж совершенно точно он не за этим ехал в Россию, хотя «никто не знает, почему загадочный ходя пролетел, как сухой листик, несколько тысяч вёрст и оказался на берегу реки под изгрызенной зубчатой стеной».

Сен-Зин-По занимается удовлетворением только самых насущных своих потребностей (ключевая из которых — трубочка опиума). Правда, назвать его совсем бездуховным, пожалуй, нельзя — он достигает в своей работе (стрельбе из пулемёта) виртуозного мастерства и получает от хорошего выполнения работы настоящее удовольствие. При этом он наивно считает, что белые тоже должны оценить его мастерство...

Стилистически рассказ ещё не совсем булгаковский. Булгаков не пытается изобразить внутренний мир китайца, наблюдая за его похождениями со стороны. Речь персонажа передаётся отрывисто и фрагментарно, что, в общем-то, и понятно — иностранец.