Заключение

Роман «Мастер и Маргарита», признанный лучшим творением М.А. Булгакова, представляет собой уникальное явление в русской литературе XX века. Его антропонимы поражают неповторимостью, особой поэтичностью, явной авторской заданностью. Онимическая лексика в романе «Мастер и Маргарита» приобретает обобщенно-символическую окраску, занимая ведущую позицию в вербальном воплощении его художественной концепции. Поэтому важна постановка вопроса о художественном методе писателя, о своеобразии системы творческих номинативных принципов.

В настоящей работе избирается ономасиологический ракурс исследования, поскольку он позволяет восстановить некоторые важные моменты порождения речи, обусловливаемые её рассмотрением с позиции говорящего и необходимостью охарактеризовать с этих позиций такую важнейшую часть речевой деятельности, как поиск, отбор и обоснование средств ономастической номинации. Раскрытие динамики именований на основе анализа поэтонимов разных редакций романа позволит выявить, с одной стороны, типологию и характер номинаций, а с другой — уточнить специфику номинативных процессов в определенные периоды творческой деятельности М.А. Булгакова.

Анализ антропонимического материала романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», производимый нами с привлечением, помимо самого романа, всех его ранних редакций, определяет основные положения и результаты нашего исследования.

Почерпнутая из теории триединства Вселенной П.А. Флоренского идея трёхуровнего Бытия реализуется у М.А. Булгакова в виде трех повествовательных планов: реалистического, библейского и мистического, в каждом из которых существует свое антропонимическое пространство. В этой связи следует говорить об эволюции антропонимикона в разных по сюжетике и жанру главах романа (московских, евангельских, демонических).

Исследование поэтонимов «реалистического» повествовательного плана позволяет судить о специфике некоторых этапов в развитии авторской номинации. В течение 12 лет продуктивность отдельных моделей именований претерпевала изменения. Так, в первой редакции продуктивным типом номинации является обозначение персонажа с помощью фамилии (60% от общего числа антропонимов). Двух- и трехкомпонентные формулы используются автором редко, как правило, для социальной и национальной характеристики персонажей. Широкое распространение в антропонимическом пространстве текста получают фонетически мотивированные онимы. Благодаря звуковым ассоциациям антропонимы приобретают в тексте эмоциональную или юмористическую оценку, формируя тем самым общее представление об абсурдной действительности изображаемого мира (Бержеракина, Гаугоголь, Избердей, Квинтер-Жабов, Эндузизи). Семантически мотивированные поэтонимы в текстах 1928 года относительно редки, что, вероятно, связано с уровнем осмысления воображаемого пространства. В первых черновых набросках проступают отдельные черты создаваемого писателем мира, а образы, его заполняющие, соответственно, схематичны и размыты. Основные сюжетные линии еще только зарождаются. В этот период идет накопление сатирической образности, жизненных наблюдений над социальными типажами, экспериментируется авторский тон.

Анализ частично восстановленных первых редакций «Мастера и Маргариты» свидетельствует о том, что задумывался роман как сатирический. Объектом его сатиры был не отдельный порок, а жизнь как целое. «Московский» мир предстает как символ общества, социальных отношений, где каждый персонаж становится социально-типическим. В дальнейшем М.А. Булгаков расширяет художественное пространство, вводит большое число сатирических персонажей. Образ типичного, социального лица складывается из множества гротескных масок.

Стремление к индивидуализации персонажа стимулировало выработку новых приемов номинации по двум направлениям. С одной стороны, наблюдается усложнение структуры и появление большого количества двух- и трехкомпонентных названий, с другой стороны, активизируется способ онимизации, и к процессу номинации привлекается чрезвычайно разнообразный круг лексики. В целом арсенал словообразовательных средств и мотивировочных сем заметно расширяется. Во второй и третьей редакции наряду с фонетически мотивированными антропонимами автором активно используются онимы, мотивированные семантически. Для текстов 1930—1934 гг. типичны имена собственные с прозрачной внутренней формой (Лиходеев, Покинутый, Благовест). В антропонимическом пространстве текстов 1934—1937 гг. увеличивается число имен с имплицитной семантикой внутренней формы (Ариман, Варенуха, Могарыч), количество онимов с прозрачной основой значительно сокращается. Указанные особенности в развитии номинативного процесса следует, очевидно, связать со стремлением автора избавиться от «масочных», прямолинейных имен-характеристик. В тексте 1934 года фигурируют персонажи гораздо многогранней, сложней схематичных образов, появившихся в предыдущих редакциях. Поэтому имена таких героев уже не маска, а только намек, не исчерпывающий характеристику, а подсказывающий пути интерпретации образа. Для обозначения героя автор использует разные номинативные единицы (личное имя, отчество, фамилия) и все возможные варианты их комбинаторики, употребляемые в рамках традиционного отечественного именословия. Таким образом, на рубеже 1933—1934 гг. процесс номинации усложняется, спектр прозвищных имен сужается, появляется символико-обобщающая знаковость онима.

В поздних вариантах романа «Мастер и Маргарита» наблюдается снижение числа многокомпонентных назывных моделей. Актуальным становится обозначение персонажа при помощи фамилии. Активизируется использование различных форм личных имен. Число нейтральных номинаций значительно увеличивается. Однако образная (характеристическая) номинация по-прежнему занимает в «московском» повествовании главенствующие позиции. Преобладание антропонимов, отмеченных эмоциональным отношением автора к именуемому, связано, скорее всего, с сатирическим осмыслением художественной действительности («Сатира всегда оценочна и пристрастна. А оценочность и пристрастность подразумевает пристрастие судьи. Именно поэтому сатира так легко переключается в лиричность, а иногда — в проповедь. В сатире непременно слышен автор, это природная особенность сатиры» [Яновская 1983: 242]). Семантика именования персонажа строго соотнесена с обликом носителя имени, его типом поведения (Ариман, Лиходеев, Мстислав Лаврович). Смысл имен-характеристик прозрачен и легко проясняется в сюжетно-речевом контексте романа. Следует заметить, что на протяжении всей истории «московских» страниц романа высокую продуктивность обнаруживают именования, отражающие мотивировочный признак, и среди них образованные суффиксацией (Пороков, Пролежнев, Поприхин), а в последующих редакциях — сложением (Благовест, Беломут). Таким образом, намеченный уже в первых редакциях способ номинации получает развитие и активно используется при последующей правке текста.

Указанные особенности в формировании номинативного процесса следует, очевидно, связать со стремлением автора преодолеть громоздкость многокомпонентных названий, с прогрессом образной номинации в целом, а также с определенными изменениями социального фона и общей культурной переориентацией в последующих редакциях.

Стиль «исторического» повествования вырабатывался автором постепенно, равно как и, придающий этим сценам единство, антропонимикон. Поэтонимы первой редакции романа значительно отличались от онимов окончательного текста. На начальном этапе формирования «ершалаимского» мира автор использует известные в библеистике имена: Варрава, Иисус Назарет, Jesus Nasarenus, Искариот, Понтий Пилат. Объясняется это особенностью развертывания вставного повествования и степенью разработки темы, которая еще не занимает в романе главенствующей позиции, связывающей в единое целое все сюжетные линии текста. Поэтому и стиль, и образы «ершалаимских» глав выглядят незаконченными. При дальнейшем редактировании романа автор модифицирует известные в мировой литературе и библеистике номинации и вводит их в соответствующий контекст: Иешуа Га-Ноцри (Иисус → Jesus Nasarenus → Иисус Назарет из Эн-Назира → Иисус Назарет из Эн-Сарида → Иисус Га-Ноцри → Иешуа Га-Ноцри), Вар-раван (Варрава → Иисус Варрава → Вар → Равван → Вар-Равван), Пилат Понтийский Всадник Золотое Копьё (Пилат → Pontium Pilatum → Пилат Понтийский → Пилат Понтийский Всадник Золотое Копьё). Изменения в отборе средств номинации следует связать с изменениями авторских взглядов, влиянием текстовых мотивов, вновь обозначенных новой номинацией. Именование персонажа претерпевало структурно-фонетические трансформации, как правило, под влиянием усложнения образа денотата.

Результаты анализа истории создания библейского именослова со всей очевидностью показывают, что для номинатора в именовании релевантным было звучание: Иуда Искариот → Иуда из Кариот → Юда Искариот → Иуда из Кериафа. Структурно и фонетически модифицированные евангельские имена явились знаком обновленного писателем образа. Толчком к особому восприятию персонажа, иному ракурсу его прочтения становится необычное имя, которое позволяет домыслить и переосмыслить историю, внутренний мир носителя номинации исходя из философем, религиозных символов, проекций на евангельский текст. В этой связи поэтонимы вставного повествования могут рассматриваться как составляющие коммуникативного и культурного подтекста, эксплицирующие в той или иной знаковой форме мотив и цель текстовой деятельности.

Анализ истории создания именослова «демонической» темы показал, что большая часть инфернонимов была сформирована на ранних этапах становления текста, однако в течение ряда лет автор экспериментировал со звуковой оболочкой уже созданного поэтонима (Фиелло/Фьелло; Воланд/Фаланд), призванной наряду с семантикой внутренней формы имени выполнять экспрессивную функцию. Писатель стремился модифицировать назывные единицы так, чтобы они, сохраняя связь с известным в литературе образом, воспринимались как нечто новое, отличное от традиционного представления: Азазелло → Велиар → Антессер → Вельяр Вельярович → Theodor Voland → Фаланд → Воланд.

Для идентификации персонажей на первом этапе создания произведения автор избирает имена, известные в мировой художественной и религиозной литературе: Антессер, Бегемот, Бонифаций, Велиар. Демонические образы, обозначенные информативно нагруженными именами, формировались в рамках традиционных представлений о героях инфернального мира. С усложнением образа персонажа усложняется структура и семантика поэтонима. В семантике онима наблюдается сдвиг в сторону важного, вновь обнаруженного (или созданного в новом контексте) признака именуемого: Бонифаций → Азазелло (> Азазел), Велиар → Антессер → Воланд (> Valand). Трансформированные именования становятся знаками, ориентирующими реципиента на адекватную интерпретацию художественного образа: Азазелло (> Азазел — «сатана»), Воланд (> Valand > Faland — «обманщик, лукавый»), Абадонна (> Аббадон > Авадон — «бездна, разрушение»). Подобные антропонимы, с одной стороны, дают возможность провести аналогии с их литературными и мифологическими прообразами, а с другой — позволяют воспринимать носителей имени как обновленный тип персонажа. Трансформированные онимы благодаря подтекстовой известности приобретают иной смысловой ракурс, открывают новые ассоциативные каналы, воздействующие на процесс восприятия текста.

Анализ именований персонажей, функционирующих в разных по времени создания редакциях, позволяет говорить о намеренном характере отбора онимов. Автор стремится ввести в текст имена, которые, погружаясь в художественное пространство, становятся его неотъемлемым элементом, влияющим на характер интерпретации. Как правило, писатель отдает предпочтение тем онимам, которые обладают «исторической» памятью, несут в себе коннотации, ассоциирующиеся с культурным тезаурусом определенной эпохи: Ариман, Абадонна, Берлиоз, Бегемот, Понтий Пилат. Антропонимы, связанные с прецедентным текстом, информативно опознаваемы, что позволяет автору заложить в свой текст установку на ассоциативный тип восприятия, который при соответствующей культурной памяти реципиента, обеспечивает возможность углубления в смысл произведения.

В романе находят применение имена, так или иначе отражающие авторскую биографию: Аннушка, Мстислав Лаврович, мастер, Маргарита. Биографический контекст актуализирует в произведении необходимые ассоциации, что позволяет исключить при интерпретации персонажа смысловую неопределенность, многозначность.

Подбирая имена, М.А. Булгаков стремился к тому, чтобы онимы (придуманные или заимствованные из реального именника) органично включались в контекст произведения, способствовали реализации поставленных художественных задач. Поэтому в ономастической лаборатории автора сосредоточиваются имена, характеризующиеся фонетической, морфологической или семантической мотивировкой. В течение двенадцати лет автор активно использует поэтонимы, которые, в явной или неявной форме, характеризуют называемого персонажа.

Характер избранных именований регулировался жанром, идейно-художественным содержанием, пространственно-временной организацией произведения. Формирование антропонимикона романа было неразрывно связано с разработкой и усложнением сюжетной линии произведения. Фактор текста играл главенствующую роль, поскольку имена собственные — неотъемлемая часть контекста, мотивированная повествованием, авторским видением произведения, его концепцией.

Результаты анализа фактического материала показывают, что М.А. Булгаков бережно относился к имени, чувствуя его потенциальные возможности и скрытые резервы, которые можно использовать, обыграть, заставить в том или ином контексте отражать актуальную идею. Разнообразные способы интерпретации онимической лексики подтвердили: писатель создал свой тип антропонимической системы не только эстетический и оригинальный, но и духовно-эмоциональный, утверждающий общечеловеческие ценности — добро и любовь как субстанциально значимые величины бытия.