После выхода в свет романа Булгакова «Мастер и Маргарита» (1966) хлынул поток литературоведческой и мемуарной литературы. Вороша эту груду материалов, я с удивлением обнаружил, что ранний период жизни и творчества писателя почти неизвестен и, как правило, сопровождается эпитетом «темный». Еще оставался закрытым архив Булгакова в «Ленинке», еще не открывался доступ к дневникам его третьей жены Елены Сергеевны, еще покоился в КГБ дневник самого Михаила Афанасьевича, а вопросы наседали один на другой: где жил? у кого бывал? куда ездил? о чем разговаривал? как писал?.. В таких ситуациях наиболее продуктивна работа с очевидцами, но прошло столько лет! Да и мотало Булгакова самым невообразимым образом: Киев — Саратов — Смоленск — Москва — Черновицы — Каменец-Подольский — Владикавказ... Беслан, Грозный, Батум, Тифлис, Никольское, Вязьма... Какие уж тут очевидцы! Хотя, один шанс был верный. Один. Из ста? Из тысячи?
Так появилась мечта найти первую жену Булгакова Татьяну Николаевну Кисельгоф. Слухи о ней распускали один страшнее другого: что она ведьма, никого не принимает, на письма не отвечает, где живет — неизвестно и вообще умерла. «Это все неспроста», — решил я и 6 мая 1981 года приехал к Татьяне Николаевне в Туапсе. Дверь квартиры открылась, я с замиранием сердца поздоровался и ватными ногами переступил порог. Два дня мне понадобилось, чтобы оправиться от испуга, а на третий мы уже хохотали, обменивались шутливыми колкостями, и я получал ласковые подзатыльники за то, что плохо ел, хотя делал это очень добросовестно.
Мы решили записывать все. Все, что сохранила память (кстати, великолепная память) Татьяны Николаевны. Беседы я вел с крайней осторожностью, чтобы не спровоцировать собеседницу на додумывание тех обстоятельств, которых она не знает или уже не помнит. Да и сама она не была склонна к этому. Часто Татьяна Николаевна просто и коротко отвечала: «Понятия не имею», «Ничего не могу сказать». Я тут же отступал и после следующего эпизода снова начинал подбираться к этому же вопросу, но с другой стороны. Ясность ее памяти просто поражала. Татьяна Николаевна назвала более девятисот имен, адресов, названий и т. п. Мысленно я сверял ее рассказ с известными на тот момент биографическими фактами и архивными документами. Мысленно, чтобы никоим образом не повлиять на свободу ее воспоминаний, сохранить чистоту материала. Именно поэтому ее комментарии к различным публикациям были записаны в самую последнюю очередь. За две недели ежедневной 10—12-часовой работы Татьяна Николаевна сбилась только пять раз, причем два раза запутал ее я сам.
Ее комментарии к булгаковедческим работам приводятся не полностью, а лишь фрагментами, вызвавшими дополнения, уточнения или опровержения. Неверно поэтому было бы считать, что она дает лишь негативные оценки.
Так появилась фонограмма объемом 31 час чистого звучания, с которой я сам, опасаясь небрежности стенографистки, сделал стенограмму с максимально возможной точностью (фиксировались даже междометия, оговорки и паузы). Стенограмма заняла 1064 рукописных страницы, 723 из которых мы вычитали и заверили у нотариуса. Остальные не успели. 10 апреля 1982 года Татьяна Николаевна Кисельгоф скончалась.
Воспоминания Т.Н. Кисельгоф, получившие название «Из семейной хроники Михаила Булгакова», открывают предлагаемую вниманию читателя книгу. В следующих за тем четырех очерках — «Чертовщина в Американском посольстве в Москве», «Город Мастера», «Не наш человек», «Михаил Булгаков и Николай Лямин» — раскрываются некоторые тайны и загадки творчества писателя, однако проку в том — никакого: падение одной загадки рождает три новых, и так, наверное, без конца.
В начальном списке их насчитывалось тринадцать, а к чему мы пришли — судите сами.
Все представленные в книге произведения были написаны в 1978—1985 годах, но публикация их стала возможной только теперь. Несмотря на это, «есть мнение», что новизна материалов нисколько не снизилась, а может быть, даже возросла (хотя, конечно, обращение к булгаковедческим публикациям последних лет сделало бы книгу полнее).
К сожалению, в 1986 году публикуемые в книге работы и архивные материалы к ним были изъяты у меня при обыске как порнографические (так записано в протоколе) и уничтожены органами КГБ как «идеологически вредные, могущие нанести политический ущерб интересам нашей страны» (из письма заместителя прокурора г. Москвы от 17 июля 1990 г. № 13/8—6/88). Сохранить удалось лишь часть документов, поэтому ссылки на архив автора в определенных случаях «устарели».
Выражаю глубокую благодарность шефу Московского бюро газеты «Нью-Йорк Таймс» господину Биллу Келлеру, американцу, спасшему от уничтожения русскими частицу русской культуры.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |