Вернуться к Ю.Ю. Воробьевский. Бумагия. М. Булгаков и другие неизвестные

Кто такой Га-Ноцри?

Помните, как Христос (или некто, вроде бы напоминающий Его) назван в романе Михаила Афанасьевича? Иешуа Га-Ноцри. Что за имя такое? И стоит ли смущаться появлением этого персонажа? Ведь Га-Ноцри описан, кажется, с симпатией... (Хотя и производит несколько меланхолическое впечатление, тихо бубня себе под нос о том, что его ученики-де все напутали). Вот что писал, однако, профессор Н.Н. Глубоковский: «Нам приводится много иудейских голосов, благоприятных Христу и даже восхваляющих Его, но все они идут лишь из свободно-либерального лагеря еврейства и базируются собственно на антихристианском уничижении Господа Спасителя, поскольку провозглашают Его евреем по самому своему учению и присвояют себе как полную иудейскую собственность, считая наше церковное понимание позднейшим «извращением» и подменою подлинного, первоначального христианства [...] Еврейство касательно Иисуса (Ср. Деяния V, 40) еще во времена апостольские воспрещало проповедовать «имя сие» (Деян. IV, 17—18), говоря о Христе косвенно, как о «человеке том» (V, 28), а после обозначая Христа безличным термином — ha-nozri [...] — другой (именно тот, который фигурирует в кощунственных иудейских легендах, отличный от достопочтенных для иудейства Иисусов, напр. Навина)».

Вот кто такой Га-Ноцри! Это кощунственная пародия на Христа из талмудических легенд. Для неоиудеев это «некто», которого они вообще хотели бы превратить в ничто.

В 1631 году заседавший в Польше Верховный иудейский синод постановил при переизданиях Талмуда избегать ненавистного для иудеев Имени. Это было сделано из конспирации — с учетом возросшего числа христиан, изучивших еврейский язык. «Посему мы повелеваем на будущее время при новых изданиях наших книг оставлять пробелы там, где говорится об Иешуа Га-Ноцри, и отмечать эти пробелы знаком «О». Знак этот даст понять каждому раввину и вообще каждому учителю существование пропуска, который и должен быть дополнен из устного предания. При помощи этого средства ученые ноцримы лишены будут повода нападать на нас по этому вопросу».

Не случайно булгаковский Иешуа — образец именно талмудических измышлений о «недостойном происхождении Иисуса». Иешуа объявляет себя человеком, не помнящим своих родителей (позже, во сне Пилата, он называет себя «подкидышем, сыном неизвестных родителей»). Так вот, этими словами он не просто сообщает факт своей биографии, но причисляет себя к определенной социальной страте — «асуфи». Талмуд говорит о ней так: «Кто называется «асуфи»? Тот, кого подобрали на улице, и он не знает ни отца своего, ни матери своей». Положение этой группы в обществе описывается еще короче: «Асуфи» — низший из десяти родов людей»1.

Почему-то именно неоиудейскими глазами увидел писатель Спасителя. Талмудическим словом обозвал Его... Перед смертью Булгаков ослеп и лишился речи. И словно чья-то чужая воля выдавила из него последние слова: «Чтобы знали». В них слышится лукавый шепот «царя над всеми сынами гордости», демона посмертной славы. Того самого, что потеснил в душе писателя морфинистского Азазеля.

Арье Барац изумленно восклицает: как мог Булгаков, имевший, судя по всему, весьма отдаленные и даже превратные представления об иудаизме, «воспроизводить целыми блоками его ключевые концепции!»

Что ж, есть понятия, в контексте которых этот вопрос разрешается... Если брать масонские практики (к ним ведь причастен был Булгаков), то речь должна идти о духовных и психофизических последствиях инициации. Одним из этих последствий может быть уже известный нам синдром Кандинского-Клерамбо. В таком случае, напомним, пишущая рука действует независимо от сознания человека и фиксирует некие диктовки. Диктует же инородный разум, который находится, однако, в самом человеке. В философии это называют синдромом множественной личности, а в православной традиции — одержимостью злыми духами2. От них, живущих вечно, перемещающихся со скоростью мысли, одержимому грешнику и приходит «трансперсональное знание».

«Вот как описывают, например, состояние знаменитого Торквато Тассо в период творчества: «Пульс слабый и неровный, кожа бледная, холодная, голова горячая, воспаленная, глаза блестящие, налитые кровью, беспокойные, бегающие по сторонам. По окончании периода творчества часто сам автор не понимает того, что он за минуту тому назад излагал». [71]. Ломброзо добавляет важную деталь: «Тассо даже анализирует свойство своего вдохновителя — духа, демона или Гения: «Это не может быть дьявол, говорит он, потому что он не внушает мне отвращения к священным предметам; но это также и не простой смертный, так как он вызывает у меня идеи, прежде никогда не приходившие мне в голову». Слова самоутешительные, но Тассо, конечно, не был знаком с православной традицией, которая дает на все сомнения в этой области исчерпывающий ответ. Как писал святитель Игнатий (Брянчанинов), по нашей падшей природе нам свойственно общение лишь с демонами...3

Отступление о Байроне.

Как мы помним, каждая инфернальная диктовка связана с тем или иным демоническим «проектом». «Вертер», например, вызвал эпидемию самоубийств молодых людей по всей Европе. «Книга Закона», продиктованная «демоном Айвазом» Алистеру Кроули, задала новый виток интереса к сатанизму. А Байрон? Почему он воспел Каина? Почему написал от его имени издевательские слова:

У них на все вопросы

Один ответ: «Его святая воля,

А он есть благ». Всесилен, так и благ?

Именно на литературном направлении романтизма, демон дохромал до необычайной высоты — стал «положительным героем». (В таких «перемещенных предметах» — зародыш постмодернизма, еще более откровенного в своем сатанизме.) Кто ему подставил руку? «Анчутка беспятый» инфернального романтизма — хромой лорд Байрон и ему подобные.

«Мы существа,
Дерзнувшие сознать свое бессмертье,
Взглянуть в лицо всесильному тирану,
Сказать ему, что зло не есть добро».

Так лукавый развернул плечи, спрятал под тогой цареубийственный кинжал, а под лавровым венком — рожки. Он обернулся «тираноборцем». Знаком социальных и политических фантазий, которыми обуяны были авторы XVIII и XIX веков. По стопам диавола должен пойти и человек: у Байрона символом благородного бунта стал Каин. Такая диавольская идея возникает не на пустом месте. Она буквально взращивается из плоти и крови — путем тщательной селекции зла. «Наследственность лорда Байрона была чрезвычайно отягощенной: по мужской линии были убийцы, отец поэта за бешеный темперамент получил малопочетное прозвище «Безумный лорд», впоследствии он покончил с собой; по линии матери дело обстояло не лучше — было несколько жестоких убийц, один из них, в частности, убил пять сирот (!), чтобы завладеть их имуществом, зафиксировано несколько самоубийц, в их числе дед Байрона». [10]. Обращать внимание на такие вещи, которые тщательно учитывались при сватовстве в любой русской крестьянской семье, у безумных лордов, видимо, было не принято. Все решала «знатность» и деньги. (Впрочем, знатность все чаще покупалась вместе с фамильным замком и родовой легендой).

С наследственным злом мы будем сталкиваться все чаще. В пятом поколении каинова потомства родился второй убийца на земле и первый двоеженец — Ламех. И пошло...

Есть люди, которые утверждают: обвинять в антихристианстве Булгакова нельзя уже потому, что именно его «Мастер...», заинтересовав их, бывших атеистов, в библейской истории, привел к Богу. Что на это ответишь? Только одно: Господу все возможно. Некоторые вообще пришли в православие через духовные поиски в сектах или через психоделическую революцию, как иеромонах Серафим (Роуз). В то же время нельзя не согласиться: «Булгаков не просто следует за некими апокрифами, но сам создает новый апокриф, соблазняя внимающих ему»4.

В чем суть соблазна? «...легко просматривается истинная цель Воланда (а и Булгакова, несомненно): десакрализация земного пути Бога Сына, десакрализация Голгофы — что и удается ему, судя по первым же отзывам критиков, вполне. Но не просто же заурядный обман критиков и читателей замыслил сатана, создавая роман о Иешуа, — ведь именно Воланд, отнюдь не Мастер, является истинным автором литературного опуса о Иешуа и Пилате. Напрасно Мастер самоупоенно изумляется, как точно «угадал» он давние события. Подобные книги не «угадываются» — они вдохновляются извне».

Иными словами, Мастер и «Удивительный Мастер» — соавторы. Но как они сотрудничали?

Помните выход прокуратора Иудеи Понтия Пилата? Помните весь предгрозовой Иерусалим? «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана».

Порой кажется, что такое невозможно вообразить, это действительно надо было увидеть воочию. Одному из соавторов. (Гегелевскому «мировому духу»? Ангелу Смерти?) Таланту другого оставалось лишь выразительно описать пересказанное.

Может быть, я субъективен? Наверно. Ведь и нарочито субъективный Розанов писал такое: «Как хотите, нельзя отделаться от впечатления, что Гоголь уж слишком по-родственному, а не по-авторски только знал батюшку Катерины (колдуна из рассказа «Страшная месть» — Ю.В.), как и Лермонтов решительно не мог бы только о литературном сюжете написать этих положительно рыдающих строк... Это слишком субъективно, слишком автобиографично. Это — было, а не выдумано. Быль эту своей биографии Лермонтов выразил в «Демоне»5.

Сам же Гоголь в рассказе «Портрет» (редакция 1835 года) вкладывает в уста монаха такие слова: «Дивись, сын мой, ужасающему могуществу беса. Он во все силится проникнуть: в наши дела, в наши мысли и даже в самое вдохновение художника».

Игумен N в книге «Об одном древнем страхе» так описывает подобное сотрудничество: «Чаше всего контакт осуществляется в виде мысленного внушения, которое может ясно сознаваться человеком именно как внушение извне, то есть как способ получения мысленной информации от другой личности. Этим способом колдуну-контактеру сообщаются неизвестные ему факты или даются наставления о дальнейших его действиях. Подобный контакт, но в патологической форме, психиатры называют ментизмом».

В этом контексте оценка булгаковского творчества, данная профессором Михаилом Дунаевым, представляется гораздо более убедительной, чем эмоциональный вскрик архидиакона Андрея Кураева: «Не надо позорить русскую литературу и отождествлять позицию Булгакова и позицию Воланда. Если считать, что через Воланда Булгаков выразил именно свои мысли о Христе и Евангелии, то вывод придется сделать слишком страшный. Если уж великий русский писатель сделал сатану положительным и творческим образом в своем романе — значит, Русская Литература кончилась».

Нет, слава Богу, не кончилась. И давайте говорить по существу. Профессор Дунаев справедливо отмечает: кульминацией романа является сатанинский бал. Это литературное описание черной мессы, в ходе которой должны читаться «молитвы наоборот», «библия наоборот». Так что «роман, созданный Мастером, становится ни чем иным, как евангелием от сатаны, искусно введенным в композиционную структуру произведения об анти-литургии».

Вот какое задание инфернального мира отрабатывал Михаил Афанасьевич!

Кстати, помните, как Мастер в грязной корзине с бельем обнаружил облигацию, которую ему дали на прежнем месте работы, в музее?! По мирским меркам, облигация оказалась выигрышной! Деньги предоставили возможность свободно работать. Написать прелестный роман о Понтии Пилате. Что это за деньги? Уж не 30 ли сребреников, включая накрученные за века проценты?!

Примечания

1. Талмуд. Мишна, Кидд., IV. 2 и IV. 1.

2. Современный философский словарь сообщает, что источником возникновения «альтернативных личностей» может быть гипноз, деятельность сект, участие в сатанинских и даже каннибалистических ритуалах, а также программирование детей-киллеров в целях спецслужб. Речь все о том же — об инициации. А по-простому — о шоке.

Впрочем, новомодная культурология не видит в последствиях одержимости ничего страшного. «В постмодернистском контексте фрагментация рассматривается... как универсальная характеристика бытия личности, как условие ее существования...» Образ человека как бесконечно-беззаботной игры образующих его фрагментов даже культивируется постмодернистскими авторами. (Современный философский словарь. «Панпринт», 1998).

3. «Душа оскверненная, — сказал святый Исаак Сирский, — не входит в чистое царство и не сочетавается с духами святых». Святые Ангелы являются только святым человекам, восстановившим с Богом и с ними общение святой жизнью. Хотя демоны, являясь человекам, наиболее принимают вид светлых Ангелов для удобнейшего обмана, хотя и стараются иногда уверить, что они человеческие души, а не бесы, хотя они иногда и предсказывают будущее, хотя открывают тайны, но вверяться им никак не должно. У них истина перемешана с ложью, истина употребляется по временам только для удобнейшего обольщения. Сатана преобразуется во Ангела светла и служители его преобразуются, яко служители правды, сказал Святый Апостол Павел».

4. М. Дунаев. Православие и русская литература. VI (1). М., 2004.

5. Курганов Е., Мондри Г. Розанов и евреи, С.-Пб., 2000.