«Путешествие по Крыму»

«ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КРЫМУ», очерк. Опубликован: Красная газета (вечерний выпуск). Л., 1925, 27 июля; 3, 10, 22, 24, 31 авг. В П. по К. Булгаков иронизирует над путеводителем «Крым» (1925), выпущенным под редакцией М.И. Саркизова-Серазини (1887—1964). Там старательно перечислялись все недостатки Коктебельского курорта, куда направлялся писатель со второй женой, Л.Е. Белозерской, по приглашению поэта Максимилиана Александровича Волошина (Кириенко-Волошина) (1877—1932).

Волошин положительно отозвался о романе «Белая гвардия», и между ним и Булгаковым завязались дружеские отношения. Упоминаемый в П. по К. приятель, приславший автору приглашение в Коктебель, — это Волошин. Он передал через директора издательства «Недра» Н.С. Ангарского (Клестова) (1873—1941) приглашение Булгакову остановиться летом 1925 г. у него на даче.

10 мая 1925 г. Булгаков, поблагодарив в письме за приглашение, спрашивал: «...Могу ли я с женой у Вас на даче получить отдельную комнату в июле—августе?». 28 мая Волошин ответил утвердительно и просил «привезти с собою все вами написанное (напечатанное и ненапечатанное)».

Л.Е. Белозерская

Согласно записи в «Домовой книге» Волошиных, Булгаковы прибыли в Коктебель 12 июня, а уехали 7 июля, как сообщала в письме мужу отдыхавшая вместе с ними пианистка М.А. Пазухина. 18 июня она рассказала о том, как Булгаков читал повесть «Собачье сердце» всем обитателям волошинского «Дома поэта» (писателю Леониду Леонову (1899—1995) с женой, супругам А.Г. и Н.А. Габричевским, искусствоведу и художнице, поэту Г.А. Шенгели и др.): «Третьего дня один писатель читал свою прекрасную вещь про собаку» (фамилии писателя и точного названия повести М.А. Пазухина предусмотрительно не упомянула). Ее младший сын, полуторагодовалый Вадим («Дым»), был любимцем всех отдыхающих в «Доме поэта», в том числе и Булгаковых, о чем М.А. Пазухина сообщала мужу 19 июня: «Как я выяснила с женой Булгакова... Дым даже вдохновил их иметь своего, — только если бы она знала, что мальчик... Сам Булгаков с ним у моря ходит на голове, кувыркается, и Дым ему во всем подражает. И никогда он не пройдет мимо него, не поговорив и не пошалив с ним».

В связи с Дымом между Булгаковым и М.А. Пазухиной произошел перед самым отъездом следующий характерный разговор, зафиксированный в ее письме 7 июля 1925 г. Пазухина заявила писателю: «А я скажу Вам вот что, — у Вас большая потребность иметь собственного сына, и Вы будете очень хорошим отцом». Булгаковскую реакцию она передала в следующих словах: «Он сначала сказал так задумчиво: «Да, — а потом говорит, — вы это сказали, наверное, по поводу Дымка. Нет, я и так хотел бы иметь, если бы знал, что он будет здоровый и умный, а не идиот, — тогда я хотел бы иметь, а так как я знаю, что он здоровым не может быть (он сам болезненный и нервный), то и не хочу. Ну, а Дымулю вашего я, в частности, страшно люблю. Это удивительный мальчик, с такой лукавой улыбкой — иногда даже кажется, что он обдумывает диссертацию, и страшно занятный мальчик, и страшно симпатичный...» Много говорил, я уж не запомнила... Он прямо с поразительной нежностью к нему относится, с каким-то... богатством чувств...»

М.А. Булгаков. Портрет, сделанный О.П. Остроумовой в Коктебеле. 1925 г.

Очевидно, Булгаков еще тогда опасался наследственного нефросклероза, сгубившего его отца, и негативного влияния на потомство собственной неврастении.

В булгаковском архиве сохранился путеводитель «Крым», где писатель, в частности, выделил следующие слова: «Крымское сирокко доводит нервных больных до исступления. Люди умственного труда чувствуют ухудшение... Неудобство комнат, полное отсутствие медицинской помощи... И не могут люди с больными нервами долго по ночам гулять... Как только мраком окутывается долина, идут они в свои комнатки и спят, тревожимые страшными сновидениями». И в Коктебеле Булгаков убедился в справедливости сказанного в путеводителе. Больше он туда не приезжал, хотя Волошин звал его в гости и на следующий год, прося также в письме от 26 апреля 1926 г. привезти окончание «Белой гвардии» и продолжение «Роковых яиц» (очевидно, имелось в виду «Собачье сердце»).

По воспоминаниям Л.Е. Белозерской, Булгаков «не очень-то любил дальние прогулки. Кроме Карадага мы все больше ходили по бережку, изредка, по мере надобности, купаясь... М.А. оставался непоколебимо стойким в своем нерасположении к Крыму. Передо мной его письмо, написанное спустя пять лет, где он пишет: «Крым, как всегда, противненький...» И все-таки за восемь с лишним лет совместной жизни мы три раза ездили в Крым: в Коктебель, в Мисхор, в Судак, а попутно заглядывали в Алупку, Феодосию, Ялту, Севастополь... Дни летели, и надо было уезжать». Однако в П. по К. писатель, полемизируя с путеводителем, говорил и о приятной стороне отдыха: «Заключенный в трубу, бежит холоднейший ключ. Пили из него жадно, лежали, как ящерицы на солнце. Зелени — океан; уступы, скалы... Не в шарфах и автомобилях нужно проходить этот путь, а пешком. Тогда только можно оценить красу Южного берега».