Была ещё одна встреча с ненаглядной моей Кирой. Мы возвращались с Тасей из отпуска. Тася всё уговаривала, чтобы поехать с вокзала на вокзал и не задерживаться ни на час в первопрестольной. Только ведь ей переубедить меня ещё не удавалось никогда. Снова едем к моим дядьям в Обухов, на Пречистенку.
Ну вот наконец знакомый переулок. Извозчик остановился на углу. Вместе с Тасей я поднимаюсь наверх, а самому не терпится бежать туда, вглубь переулка... А что если будет снова знак судьбы? Вдруг снова она и я, одни на пустынном тротуаре? Но даже если нет, так хотя бы в окна загляну — может быть, почувствует, отодвинет занавеску, выглянет... Кира! Кира! Нет-нет, я не закричу. Даже камешек в окно не брошу... Так что же делать? Ах да! Нужен телефон.
Я в нетерпении, весь погружён в свои желания, в мечты, а Тася смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Кажется, вот-вот заплачет... Сейчас, сейчас, только дыхание переведу... Ты не мешай...
— Барышня! Тридцать два ноль семь... Да-да... Поскорей, пожалуйста... Да!.. Здравствуйте! Я Михаил, военный врач. Вы помните, вы не забыли меня, Кира?
В ответ слышу знакомый, бесконечно дорогой, но поразительно спокойный голос:
— Я? Как я могла забыть вас? Разве мы знакомы?
Такое впечатление, что это не она. То есть она, конечно, но совсем другая.
— Ну как же! Это было прошлой осенью... — пытаюсь напомнить ей, как всё это началось. — Мы шли по скучному, кривому переулку. Я помню, что не было в том переулке ни души. Я пристально следил за вами, пока вы шли, и понял, что нет никого прекраснее на свете. И долго мучился, не зная, как заговорить. И боялся, что вот уйдёте, а я никогда вас больше не увижу... Вы помните? Какое было счастье, когда всё же решился подойти!
— О чём вы?
Вот-те раз! Так Кира это или же не Кира?
— Неужели забыли про Карачев? Там где-то имение вашего отца.
Не помнит или всё же притворяется? Зачем?
— Я и рада бы вспомнить, если мы встречались. Но где?
— Да здесь, в Обуховом! — я уже начинаю сомневаться. — Впрочем, какая разница! Вы помните или же успели всё забыть?
— Допустим, помню, — то ли решила уступить, то ли намерена и дальше продолжать жестокую игру. — Так что же между нами было?
Я чувствую, что еле сдерживает смех. Ах, как же они любят подразнить влюблённого мужчину!
— Мне как-то неудобно вам напоминать?
— Ах так! — чувствую, что снова улыбается.
Пожалуй, стоит ещё раз попробовать.
— Как вы прекрасны, Кира!
— Ах, что вы... — я знаю, что лёгкий румянец появился на её щеках.
— Вот только сейчас я шёл по переулку мимо дома, но шторы были закрыты... — чуть слукавил.
— Я не люблю дневного света, вечерний сумрак успокаивает меня, — в голосе появляются печальные, волнующие меня нотки...
— Не знаю почему, но каждый раз, как выхожу на улицу, какая-то неведомая сила влечет меня туда, к вашему дому, и я невольно поворачиваю голову и жду, что хоть на мгновение мелькнёт в окне знакомое лицо...
— Не говорите так...
— Я, впрочем, понимаю, как надоел вам рой поклонников с бездарными, много раз повторенными комплиментами.
— О ком вы?.. О ком вы говорите? Всё не так.
— Но почему же вы одна?
Она ответила как-то напряженно и словно бы отводя глаза от телефонного аппарата в сторону. Да и ответ был немного невпопад:
— Моего мужа сейчас нет. Он вернулся с фронта и опять уехал. И матери его тоже нет.
— Так значит, мы можем быть вместе, как тогда?
— Михаил! Вы сознаете опасность, которой меня подвергаете? На что вы рассчитывали, когда позвонили мне?
— Я вас люблю, я звоню только для того, чтобы это вам сказать! Я люблю вас, Кира! Все эти долгие месяцы я мечтал о вас.
— Ради бога, Миша, что вы делаете! Не говорите так, вас могут услышать.
— Я не могу говорить иначе...
— Оставьте меня. Я больше ничего не желаю знать!
— Не вещайте трубку, умоляю!
— Замолчите, ради всего святого... У меня темно в глазах, что со мною будет!
— Успокойтесь, ничего с вами не случится. А вот меня скоро положат на телегу и вывезут прямо на погост. Долго ли от больных подцепить заразу? И в этом будете виновны вы.
— Миша! Заклинаю вас всем, что у вас есть дорогого, оставьте меня.
— У меня нет ничего дороже вас на этом свете, Кира.
— Я вешаю трубку!
— Нет! Вы причина того, что я готов даже на безумство. Скажите мне только одно слово — и мы бежим.
— И это вы говорите замужней даме? Вы и преступны, и безумны!
— Кира! Я бросил всё, пациентов, близких мне людей, ненавистную больницу. Я приехал сюда с одной лишь целью — быть ближе к вам. Да, я готов на преступление. Бежим!
— У меня дети.
— Забудьте.
— Ни за что!
— Я приду к вам этой ночью.
— Не смейте! Неужели вам нужна моя погибель? Зачем только вы появились здесь? Вы хотите заставить меня лгать и вечно трепетать... Боже мой, замолчите, Миша!
— Если вы не позволите мне прийти к вам, я устрою под вашими окнами скандал. Сегодня же! Ах, Кира, дайте же мне шанс!..
Она испугана. Мне кажется, что у меня наконец-то получилось. И потому говорю уже более спокойным голосом:
— Кира, нам необходимо поговорить.
— Ну так и быть... Приходите в полночь, когда все уснут.
Можно представить, что было после того, как я закончил разговор. Я так кричал, что все наверно слышали. Однако вот представить можно, но ничего ужасного на самом деле не случилось. Тася закрылась в дальней комнате, не открывает дверь. Дядьёв дома нет. Мне только их увещеваний не хватало!
Но что это было? Неужели Кира назначила свидание? Неужели победил? Я плюхаюсь на диван, закидываю руки за голову... Я весь в мечтах... Я снова с моей Кирой! Скорей, скорей бы! Заснуть бы и не просыпаться до полуночи...
И вот сидим в гостиной у неё дома. На столе чашки с нежными цветочками снаружи и золотые внутри. Скатерть белая и накрахмаленная. Узорчатый паркет сияет, отражая свет зажжённых свечей. Мы пьём чай с домашними пирожками, надо заметить, очень вкусными. Что ж, самая подходящая обстановка для задушевной, лирической беседы. Только вот как можно о чём-то говорить, когда все мысли о другом?..
От рук, от губ её пахнет дивными духами, слегка напудрено лицо. Изящные пальцы держат чашку как диковинный цветок. Глаза прикрыты ресницами, как кружевами. Вот о чём-то задумалась...
— Ах, Миша! Я так несчастна. Мой постылый супруг... Я вышла замуж только потому, что могла сойти с ума от одиночества. Если бы не дети...
— Не огорчайте меня такими грустными словами. Вы удивительно красивы. Вы добрая, чудесная... Вы одна на свете. Других таких прекрасных нет.
— Вы искренни? Да! Да! Разве можете вы лгать? Я благодарна вам за эти слова, только вы нашли их для меня... Так хочется верить, что вы желаете добра. Но одно всегда страшит, стоит взглянуть на вас...
— Что же это?
— Ваши глаза. О, как они опасны!
— Верьте мне, Кира, я говорю с чистой душой, с открытым сердцем.
— Достойна ли я такой любви?.. Ах, я пропала...
Я вижу откинутую назад голову и шелковистую волну волос, пронизанную огнем свечи. И брови угольные. И огромные карие глаза. Мне не понять — красив ли её профиль, этот нос с горбинкой. Так и не разобрал, что у неё в глазах. Вот кажется, испуг, тревога... А, может быть, порок?..
По-детски бантиком сложила губы и смотрит в тёмное окно, словно бы чего-то ожидает. Когда она вот так сидит, она представляется мне чудесной, лучше всех на свете.
— Иди ко мне, — сказал я. Она повернулась, глаза её испуганно насторожились. Я обнял её и поцеловал.
— Нет! Так нельзя, — пытается оттолкнуть меня.
Я снова привлёк её к себе. На этот раз она не сопротивлялась. Я потянул её за собою на диван. И так притягивал до тех пор, пока она совсем не склонилась. И только тут я ощутил живую и ясную теплоту желанного, волнующего меня тела.
— Лежите и не шевелитесь, — прошептала она.
Она легла рядом со мной, и я почувствовал прикосновение её коленей...
— Ты чудо как хороша!
— Знаешь, какая в юности я была худышка?
— Знаю. Изящная, грациозная...
— Говорят, с тех пор немного пополнела.
— Это бывает после родов. Но у тебя это заметно лишь чуть-чуть. Тебе даже идёт. Во всяком случае, мне нравится.
— Как жаль, что мы тогда не встретились!
— Ну как ты это представляешь? Дочь камергера и бедный, застенчивый студент...
Тут я немножечко слукавил. Так можно. Почему бы нет?
— А я вообразила себе... Да-да! Ужасно наивно этого желать.
— Но вот теперь я дипломированный врач. Скоро займусь непременно частной практикой. У меня будет много пациентов, появятся деньги. И всё можно было бы ещё поправить!
— Что? Как? У меня муж и двое дочерей. Ты тоже, видимо, женат.
— Нет, Кира! Нет! Я верен только тебе!
— Ах, милый! Я без ума от тебя, даже когда ты говоришь неправду!
— Но почему ты мне не веришь?
— Иди ко мне!
Объятия... Объятиям нет числа. Я сбился со счёта. Да и кому какое дело... Словно бы стараемся наверстать то, что прежде не сбылось... Или насытиться любовью впрок? Однако странные у меня возникают мысли... Пророчество? Ах, не дай бог!
— Ты знаешь, муж недавно мне прислал письмо из Гельсингфорса, будто бы купил участок на золотоносной речке?
— Где? — Я чувствую, как у меня загораются глаза.
— Там где-то, на севере, в Финляндии.
— А ты говорила, он на войне.
— Он в Петербург по делам поехал и вдруг встречает старого приятеля. А тот знает место, но у него нет денег, чтобы приобрести право на добычу... ну, всё как следует устроить.
— И много золота на этой речке?
— Говорит, что жуть!
— Ах, интересно было бы... — тут я мечтательно закатываю глаза...
Увы, кому везёт в любви, тому обычно не везёт в делах. Мне предстоит ещё не раз в этом убедиться. Но как удержать любимую, не имея приличного достатка? Рай с милым в шалаше?
Мы снова обнимаемся...
— С тех пор, как муж уехал, здесь немыслимая скука. Недавно сосед является ко мне с цветами и с такой красочно оформленной коробкой. Я от незнакомых людей подарков не принимаю, но тут... Сосед всё-таки. Зачем портить отношения?
— А что в коробке?
— Набор дамского белья, — смеётся.
— Я его убью!
— От дома я ему отказала. Ну и подарок, конечно же, пришлось вернуть.
— Да кто он такой?
— Известный фабрикант, из нуворишей. Рубашечки, бюстгальтеры, пеньюары, панталоны...
Ну вот опять! Словно бы нарочно намекает, что не судьба. Зачем ей бедный врач, если отвергает даже фабриканта?
Объятьям нашим нет конца... Но вот гляжу я на неё... Заплакала.
— Кира! Что с тобой?
— Ну вот, весь вечер думала и думала. Надо же на что-нибудь решиться.
— Не плачь, не плачь, любимая! Мы снова вместе...
— Ну почему ты не писал? Я думала, что ты меня забыл, я так тосковала! Ах, если бы ты знал! — сквозь слёзы улыбается. — Теперь для меня всё ясно... Я дождалась. Теперь ты никуда, Миша, не уедешь! Мы уедем вместе!
— Уедем! Уедем, Кира...
— Я так измучилась, я уже два месяца почти не сплю. Как только ты пропал, я опомнилась и не могла простить себе, что отпустила! Все ночи сижу, смотрю в окно... и мне мерещится, что ты лежишь раненый где-то там, на поле битвы и некому тебе помочь...
А я не могу понять, о ком это она? Неужели обо мне? Видимо, о новом назначении забыла. Или переживания о воюющем супруге неведомым мне образом стали заботой о здоровье сельского врача?
Плачет...
— Не надо, Кирочка, не надо!
— Что это было, Миша? Все эти месяцы? Сны? Объясни мне. Зачем же мы расстались?.. Я так хочу опять туда, вновь пережить наше первое свидание! А всё остальное забыть, как будто ничего другого не происходило никогда!
— Ничего, ничего не было, всё только померещилось, кроме той первой нашей встречи! Забудь, забудь всё остальное! Пройдет время, мы поедем к тебе домой, в имение под Карачевом, и будем собирать майские цветы, и твои волосы будут пахнуть ландышем...
Отпуск закончился, и мы всё-таки расстались.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |