Теперь на Bayren strasse мы снимаем две комнаты — кабинет и спальню. В пансион превращена громадная и мрачноватая квартира вдовы тайного советника фрау Эвальд. Она совсем старая женщина и с нами не общается. Пансионом заправляют три сестры: Мария (красивая старая дева), Адельгейда (очень красивая старая дева) и Хильдегарда (очень некрасивая разведенная жена с 10-летней девочкой)... Так поэтично звали невесту рыцаря Роланда — того самого, который
Трубит в Ронсевале в свой рог золотой
В отчаянье рыцарь могучий.
Откликнулись хором и лес вековой,
И гор отдаленные кручи...
Старшая сестра Мария сидит за табльдотом, если не ест, то кладет руки на стол по обе стороны тарелки и складывает пальцы в кукиши, что всегда смешит русскую публику, особенно если принять во внимание ее возраст и царственный вид. Младшая, замужняя, стала изучать русский язык, когда услышала впервые за столом слово «мало». Прошло какое-то время, и уже надо было держать ухо востро: фрау Дуст делала успехи и внимательно вслушивалась в русскую речь.
— Sie war immer furhtbar klug (Она всегда была ужасно умной), — так сказал о ней муж ее школьной приятельницы...
«Невеста рыцаря Роланда» — Хильдегарда — с интересом прислушивается к нашим разговорам и приглядывается к нашему поведению.
В соседней с нами комнате живет актер балета, молчаливый человек. У него от грима всегда остаются подведенные глаза, а может быть, ему так нравится? Горничная, убирающая его комнату, донесла Хильдегарде, что нашла шпильку для волос в его постели. Надо было видеть, что тут началось!
— Подумать только: он принимал у себя женщину! — кричала Хильдегарда с тремоло в голосе.
Когда до «виновника» дошли эти разговоры, он, желая объясниться с хозяйками, сделал такой грандиозный прыжок по направлению к их комнатам, что все поняли, что такое большое балетное «жете» (начать с того, что к женщинам он испытывал непреоборимое отвращение).
Пикантность происшествия усугубляется еще и тем, что у «блюстительницы нравственности» среди жильцов пансиона есть любовник, которого она принимает у себя в спальне рядом с постелью своей десятилетней дочери!
Две немецких семьи, с которыми мне пришлось близко столкнуться. Одна — почти необразованных стяжателей, другая — претендующая на избранность и аристократизм. В первой — единственная дочь завидует тем, чья мать умерла, а во второй... впрочем, я еще доберусь до второй позже...
Были мы свидетелями и другой острой сцены, когда доведенная до исступления придирками Хильдегарды молоденькая горничная кричала ей: «Ведьма! Ведьма!»
Девчонка сжигала свои корабли: она не могла не знать, что в Берлине ей горничной больше не работать: без рекомендации с последнего места ее никуда не возьмут, а Эвальды рекомендации ей не дадут.
Единственно, кто стоял вдалеке от всех страстей, это кот Вуц. Он был черный, без единой отметины. Чтобы на него не наступали в темном коридоре, Вуц ходил с бубенчиками, как прокаженный в средние века.
Он был кот мрачный: ни к кому никогда не ласкался, даже к своей покровительнице Бербль, дочке Хильдегарды, 10-летней бледной девочке в очках.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |