В этом романе, представляющем собой верный портрет марксистской знати в СССР, коммунистического haute société1 в Москве, всё правда: люди, события, предметы, места. Герои рождены не фантазией автора, а написаны с натуры, у каждого — подлинное имя, подлинное лицо, подлинная речь, подлинные манеры. Сталин, каждый вечер любующийся из ложи Большого* 2 пируэтами знаменитой балерины Семеновой** и, судя по всему, соревнующийся за ее благосклонность с Караханом*** (тем самым Караханом, которого Сталин прикажет уничтожить), знаменитые beauties3 из марксистской знати — B., G. и L. со своими любовными историями, интригами, скандалами, с хищными и встревоженными лицами, тянущимися к эфемерным розам славы, богатства и власти: невероятный Флоринский****, глава Протокольного отдела Народного комиссариата иностранных дел, разъезжающий по Москве в карете; мадам Каменева5* — сестра Троцкого, ее страх и смирение; все эти merveilleuses, lions и parvenus4, эфебы — живые люди, подлинные, а не выдуманные человеческие существа. Впрочем, этот роман оказался не «придворной хроникой» наподобие тех, что писали в XVIII веке во Франции, не «Записками» в стиле Сен-Симона5 и не нравоучительным сочинением в духе Монтеня6, а романом как понимал его Пруст7 (не по стилю, а из-за подчеркнутой désintéressement8, отличающей романы и персонажей Марселя Пруста), поскольку описанные факты и персонажи, эпизоды этой «придворной хроники» объединяет ощущение фатальной неизбежности, которая подталкивает всех к общему концу, к романной развязке. Центральный персонаж, главный герой этого романа — не отдельный человек, не мужчина или женщина, а социальная группа: коммунистическая аристократия, занявшая место существовавшей при старом режиме русской аристократии и во многом похожая на революционную знать, которая появилась в годы Французской революции и которая во времена Директории толпилась у кресла Барраса9. Как не отдельный человек, не мужчина или женщина, не барон де Шарлюс, не Сван и не мадам де Германт, не Одетта и не Ланжерон10 — подлинные герои Пруста, а парижское, светское общество, monde — французская знать. Тем не менее автор этого романа отнюдь не собирался становиться моралистом. «Plan de désintéressement»11, который подчеркивал у Пруста Альбер Тибоде12 и который Пруст переносит на психологический анализ, охватывает и мораль. Автор считает своим долгом подчеркнуть, что он совершенно беспристрастно относится к судьбе своих героев. Даже их мораль, то, на чьей они стороне — правых или неправых, интересует его лишь до некоторой степени. Вернее, автор далек от психологического анализа, он описывает политику, бурление, социальную драму, герои которой — персонажи книги, от Сталина до юной Марики6*. Больше всего в марксистском обществе — не только в обществе с марксистской организацией, как гитлеровская Германия, которую автор назвал когда-то «феодальным коммунизмом», а в обществе с марксистской моралью — поражает фатализм. Исторический материализм привел к фатализму — вот что действительно странно. На самом деле марксизм приводит человека не к коллективному чувству, а к абсолютному фатализму, к полному подчинению року. Что, заметьте, — признак общества, переживающего упадок. Если в романе и есть мораль, то мораль такова: марксистское общество в СССР уже находится в упадке. И не только троцкистская знать 1929 года, а вся марксистская знать, все марксистское общество в упадке. Ясный и страшный знак этого упадка — фатализм, таящийся в глубине души каждого русского человека, скрытый под маской деятельности, фанатичной веры и проч., которые на самом деле говорят о равнодушии марксистского общества к своей судьбе. Важно еще одно: русские страдают за других. Убежденность в том, что страдать за других нужно, — форма фатализма. Лишь тот, кто страдает за самого себя, принадлежит истории, участвует в ее движении, является субъектом истории, а не только ее объектом. Судьба любой революционной знати — встать к стенке. В марксистском обществе, где человек и человеческая жизнь не имеют никакой ценности, это носит неотвратимый характер. Новая знать, занявшая место уничтоженной в 1936 году троцкистской знати, сформировалась в последние годы вокруг Сталина. Она тоже встанет к стенке, если не сумеет навязать собственную мораль, собственные амбиции всему русскому народу, если не сумеет разложить весь русский народ. Известия из СССР не всегда достоверны. Зато достоверно известно, что в оккупированных Россией европейских странах — Польше, Венгрии, Румынии, Германии, Австрии, среди всех союзников — самые разложившиеся, самые падкие на pots de vin13, компромиссы, подкуп, деньги — советские люди. Этим все сказано, если вспомнить, насколько разложились англичане или американцы в Европе! Нельзя сказать, что советское разложение объясняется некоммунистической средой, буржуазной средой, в которую неожиданно попали советские люди. Видно, красные совсем слабаки, раз они так легко поддаются разложению! Значит, коммунистическая мораль совсем слаба! Правда состоит в том, что на примере красных можно оценить, можно пощупать рукой невероятный упадок всего марксистского общества — его вождей, бюрократии, пролетариата.
Роман показывает, с чего начался этот упадок, рисует реалистичную картину, портрет коммунистической знати. Причины упадка Европы кроются в упадке марксистского общества в Европе, а не только в упадке буржуазии, который остался в прошлом. В Европе распространилась марксистская мораль, одним из самых страшных проявлений которой стал гитлеризм. Упадок Европы и состоит в упадке марксистской морали. Охватил упадок и СССР. Историю упадка буржуазии в Европе написал Марсель Пруст. Автор романа стремится быть близким Прусту не в литературном плане, а своей беспристрастностью в проведении анализа и его художественном воплощении. Оставаясь беспристрастным, он пишет историю марксистского общества и рисует его упадок. Стоит сказать, что до сих пор живописать марксистскую знать не пытались ни советские, ни европейские или американские писатели. Советские писатели выбрали себе единственного героя — пролетариат. Им словно неведомо о существовании марксистской знати, коммунистического haute société. Говоря о коммунистической аристократии в СССР, они имеют в виду рабочую элиту, состоящую из ударников, стахановцев (квалифицированных рабочих из ударных бригад), героев революции и войны. Европейские и американские писатели, даже те, кто бывал в СССР и непосредственно знаком с русским коммунизмом, весьма старательно — возможно, от избытка щепетильности или смутной осторожности, — избегают говорить о марксистской аристократии. Их это словно не интересует. Конечно, в сравнении с высшим обществом Парижа, Лондона, Нью-Йорка, Берлина, Рима, Вены, Мадрида советское высшее общество проигрывает: это me noblesse de la roture14. В крайнем случае иностранные писатели говорят о Сталине — с неизменным глубоким уважением, что вовсе не удивительно. Кажется, будто их интересуют только результаты промышленного и сельскохозяйственного производства, образование и т. д. Почитав советских и иностранных писателей, можно решить, что СССР — огромное, демократическое, основанное на равенстве общество трудящихся.
Советские писатели заслуживают оправдания. В России не может быть Пруста (как и Монтеня или Сен-Симона), такое невозможно представить. Марксистская знать не выносит, когда рассказывают о ней, о ее делах, о судьбах людей из этого круга. Знать требует хранить о себе молчание. Она навязывает советским писателям определенные темы, темы эти — жизнь пролетарских масс, борьба за строительство социализма, превозношение государства, самый примитивный, полный и слепой конформизм. Однажды, беседуя с Луначарским7*, автор спросил его, есть ли в России Марсель Пруст. «Да, — ответил Луначарский, — каждый советский писатель — пролетарский Пруст». Услышав подобный ответ, автор вежливо улыбнулся и не стал говорить, что пролетарский Пруст — это нонсенс, что Пруст — продукт определенной европейской, западной, французской традиции, идущей от Монтеня к Сен-Симону, Валери и Бергсону; что Пруст, как говорил Тибоде, — «Данжо, превратившийся в Сен-Симона»15, что в русской литературе не было того, из чего мог вырасти Пруст, не было «Артамена, или Великого Кира», не было «Клелии»16, не было романов XVII века из светской жизни. Автор говорит об этом, чтобы защититься от обвинений, которые ему непременно предъявят, — обвинений в том, что он пишет не о пролетариате, а о советском высшем обществе, о gens du monde17 Москвы, о московском марксистском дворе, о его скандалах, придворных, фаворитках, ловких пройдохах, галантных праздниках, балах, lettres de cachet18, дворцовых заговорах.
Что за великолепная тема — живописать марксистскую знать, коммунистическую аристократию СССР! Сколько уроков, нравственных, психологических и общественных выводов можно сделать из подобной картины! Если завтрашняя Европа — это завтрашняя Россия, правда и то, что сегодняшняя Европа — это сегодняшняя Россия, упадок Европы — следствие упадка коммунистической России, прежде всего разложения марксистской знати в СССР. Но тема эта опасная. Автор глубоко убежден, что, если нынешняя марксистская знать завоюет Европу, он сам и все его читатели встанут к стенке. Не потому, что они преступники или враги народа и свободы (автор не забыл, что при тирании Муссолини и Гитлера он долго томился в фашистских тюрьмах, но он не стал превращать страдания за свободу в профессию, хотя сегодня эта профессия востребована и приносит неплохой доход), а потому, что автор романа и его читатели — свободные люди. Если марксистская знать завоюет Европу, она уничтожит не только противников коммунизма, врагов пролетариата, но и всех свободных людей. Мысль о том, что все свободные люди в Европе и в целом мире будут уничтожены жестокой, алчной и аморальной марксистской знатью, заслуживает серьезного обдумывания. Свободным людям осталось смеяться недолго.
Примечания
*. Сталин, каждый вечер любующийся из ложи Большого... — В воспоминаниях о посещении Сталиным Большого театра говорится, что он «сидел всегда в ложе «А» — если стоять в зале лицом к сцене, слева, над оркестром, скрытый от глаз публики занавеской, и только по количеству охранников в штатском да по волнению и испуганным глазам артистов можно было догадаться, что в ложе сидит Сам» (Галина Вишневская). Любил он преимущественно не балет, а оперу, которая отвечала его представлениям о пышности, помпезности, красоте. Среди всех он выделял певиц — сопрано Наталию Шпиллер и меццо-сопрано Веру Давыдову, которые часто пели на правительственных банкетах.
**. ...знаменитой балерины Семеновой... — Семенова Марина Тимофеевна (урожд. Шелгунова; 1908—2010) родилась в Санкт-Петербурге в бедной многодетной семье. Воспитывалась отчимом. Свою первую партию станцевала в балете «Волшебная флейта» в 13 лет. В 17 лет выступала в труппе Мариинского театра. Ее педагог по хореографическому училищу Виктор Семенов вскоре стал ее первым мужем. Брак оказался недолгим.
5 сентября 1930 г. имя Марины Семеновой впервые появилось на афишах Большого театра. Тогда ей было 22 года. Она дебютировала в балете «Баядерка» в роли Никии. О ее дебюте восторженно отозвался австрийский писатель Стефан Цвейг: «Когда она ступает по сцене своим не заученным, а данным от природы твердым эластичным шагом и вдруг взлетает в диком порыве, людская повседневность прорывается бурей». К этому времени относится и ее брак со Львом Караханом. Несмотря на то, что Карахан был арестован в мае 1937 г., Сталин через месяц — 2 июня 1937 г. — наградил Семенову орденом Трудового Красного Знамени.
***. ...соревнующийся за ее благосклонность с Караханом... — Карахан Лев (а не Алексис, как в романе) Михайлович (1889—1937) — советский дипломат. В революционное движение вступил в 1904 г. В 1913 г. в Петербурге вошел в межрайонную организацию РСДРП. Осенью 1915 г. был арестован и выслан в Томск. По возвращении в Петроград после июльских дней 1917 г. вступил в партию большевиков. В 1917—1918 гг. — секретарь и член советской мирной делегации в Бресте. В последующие годы — на дипломатической работе: заместитель наркома иностранных дел, полпред в Китае, посол в Турции.
В 1930 г. женился на балерине Марине Семеновой, которая стала его третьей женой. В 1934 г. Сталин переводит Карахана в Турцию — полпредом СССР. В своей книге «Моя Европа» британский дипломат и журналист Роберт Гамильтон Брюс Локхарт вспоминал: «В июле 1935 г. в Лондоне советский посол И.М. Майский позвонил мне по телефону. «Один ваш старый приятель находится здесь и очень хочет вас видеть», — сказал он и передал кому-то трубку. Старым приятелем оказался Карахан. Я пригласил его на завтрак в хороший ресторан, и он спросил разрешения прийти с женой. На следующий день я опоздал всего на минуту, но, как мне сказали, мои гости уже ожидали меня. Я осторожно выглянул из-за угла в надежде узнать их. Карахана я нашел глазами сразу, а его женой оказалась не та женщина, которую я знал в Москве. Это была Марина Семенова, знаменитая балерина, которая, как говорил мне Алексей Толстой, танцевала лучше самой Анны Павловой. В 1935—1936 гг. Семенова выступала в Парижской национальной опере — в балете «Жизель» и в концертных программах. Партнером М. Семеновой был Серж Лифарь. Карахан, советский посол в Турции, изменился мало. Его волосы слегка поседели, но выглядел он по-прежнему хорошо. Я сделал ему комплимент по этому поводу, и он с гордостью пояснил, что хорошую форму ему помогает поддерживать игра в теннис с работниками британского посольства. Восторженно относясь к теннису, Карахан все же удивил меня, сказав, что специально приехал в Лондон на Уимблдонский турнир» (Цит. по: http://www.rulit.me/books/moya-evropa-read-225941-2.html).
3 мая 1937 г. Карахан был вызван в Москву из Анкары под предлогом переназначения на должность посла в США, арестован при выходе из поезда. Сообщение о том, что Лев Михайлович Карахан обвинен в измене родине, появилось в советской прессе лишь 16 декабря 1937 г., а 20 сентября 1937 г. он был расстрелян. Тело его было кремировано, прах захоронен в общей могиле на Донском кладбище.
****. ...невероятный Флоринский... — Флоринский Дмитрий Тимофеевич (1889—1939) родился в семье профессора Киевского университета византолога Т.Д. Флоринского (1854—1919), не поляка, как предполагает Малапарте, а сына киевского священника и русского националиста, расстрелянного в мае 1919 г. большевиками. Слова Малапарте о том, что Флоринский состоял в партии большевиков до 1917 г., неверны: он был принят в члены ВКП(б) только в 1921 г., во время чистки 1928 г. — исключен.
В 1915 г. Флоринский был назначен секретарем консульства в Рио-де-Жанейро. С 1916 г. исполнял обязанности вице-консула в Нью-Йорке. После революции был уволен с дипломатической службы. В июле 1919 г. прибыл в белые войска Северного фронта, с 22 июля 1919 г. — адъютант начальника Архангельского гарнизона.
В 1920 г. при эвакуации белых войск остался в России и был приглашен наркомом Г.В. Чичериным в Наркомат иностранных дел. В 1920—1922 гг. был секретарем заместителя наркома М.М. Литвинова. В 1922—1934 гг. — глава протокольного отдела Народного комиссариата иностранных дел.
Флоринский разработал «с нуля» новые стандарты дипломатического протокола и этикета.
В 1934 г. прошло знаменитое «дело Флоринского». Из доклада заместителя председателя ОГПУ Я.С. Агранова Сталину (з июля 1934 г.): «ОГПУ при ликвидации очагов гомосексуалистов в Москве выявлен как гомосексуалист зав. протокольной частью НКИД Флоринский Д.Т. ...Вызванный нами Флоринский подтвердил свою принадлежность к гомосексуалистам и назвал свои гомосексуальные связи, которые имел до последнего времени с молодыми людьми, из них большинство вовлечено в гомосексуальные отношения впервые Флоринским... Вместе с этим Флоринский подал заявление на имя Коллегии ОГПУ, в котором он сообщил, что в 1918 г. являлся платным немецким шпионом, будучи завербованным секретарем германского посольства в Стокгольме... Мы считаем необходимым снять Флоринского с работы в НКИД и привлечь его к ответственности».
Резолюция Сталина, 27 июля 1934 г.:
«1. Предлагаю принять предложение ОГПУ (НКвнудела).
2. Поручить тов. Кагановичу проверить весь состав служащих аппарата НКИД и доложить о результатах в ЦК».
См. подробнее о «деле Флоринского»: Бурлешин А.В. Вскрытая повседневность: Размышления и наблюдения по поводу книги Дана Хили // Новое литературное обозрение. 2010. № 12. В статье специально указывается, что о «деле Флоринского» своевременно узнали на Западе благодаря книге В. Сержа (Serge V. Destin d'une révolution. URSS. 1917—1936. Paris, Grasset, 1937. P. 216—217). В 1937 г. Флоринский числится заключенным Соловецкой тюрьмы особого назначения, а 25 ноября 1937 г. был там приговорен особой тройкой к высшей мере наказания. Был включен в список второго соловецкого лимита на расстрел, однако приговор не был исполнен, а сам заключенный был этапирован в Москву. По воспоминаниям А.С. Темкина, который в 1938 г. сидел с ним и старым большевиком О.А. Пятницким в одной камере в Лефортовской тюрьме, Флоринского считали «наседкой» и при нем старались не разговаривать. 20 февраля 1939 г. по повторному приговору Военной коллегии Верховного суда СССР он был расстрелян за «шпионаж». Младший брат Флоринского Михаил Тимофеевич эмигрировал в США, закончил Колумбийский университет, стал профессором и одним из основателей американской русистики. Племянник Флоринского (сын сестры) Игорь Витальевич Савицкий, художник и этнограф, основал Музей искусств в Нукусе, столице Каракалпакии; его называли «среднеазиатским Третьяковым».
5*. ...мадам Каменева... — Каменева Ольга Давидовна (урожд. Бронштейн; 1881—1941) — жена Л.Б. Каменева и сестра Л.Д. Троцкого. Она рано включилась в революционную деятельность и уже в 1905 г. стала членом РСДРП. В 1915—1917 гг. вместе с мужем (Л.Б. Каменевым) находилась в сибирской ссылке. После Октябрьской революции Ольга Давидовна занимала ряд руководящих должностей в государственных и общественных организациях, занимавшихся культурно-просветительской деятельностью. В 1925—1929 гг. она возглавляла Всесоюзное общество культурных связей с зарубежными странами (ВОКС).
В 1927 г. Ольга Давидовна публично осудила идейные позиции как мужа, так и брата. В «Технике государственного переворота» Малапарте упомянул, что во время разговора с Каменевой она «обоснованно подтвердила сталинскую версию» борьбы с Троцким (Малапарте К. Техника государственного переворота / пер. с итал. Н. Кулиш. М., 1998. С. 92). Несмотря на отречение, в 1935 г. она была арестована и 11 сентября 1941 г. расстреляна в Медведовском лесу в 10 км от города Орла вместе с Христианом Раковским, Марией Спиридоновой и другими 157 заключенными, находившимися в Орловской тюрьме. (Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 124—131.) От брака с Львом Борисовичем Каменевым Ольга Давидовна имела двух сыновей — Александра и Юрия. Александр Львович (род. 1907) расстрелян в 1937 г. Юрий Львович (род. 1921) расстрелян 30 января 1938 г.
Каменев Лев Борисович (Розенфельд; 1883—1936) — советский партийный, государственный деятель. Член РСДРП с 1901 г., большевик. С 1914 г. возглавлял Русское бюро ЦК, руководил редакцией «Правды» и большевистской фракцией 4-й Государственной думы. В 1914 г. арестован, в 1915 г. выслан в Сибирь. После Февральской революции 1917 г. член исполкома Петросовета, член ЦК РСДРП(б). В конце октября — начале ноября 1917 г. председатель ВЦИК. В 1919—1926 гг. член Политбюро. С 1922 г. входил в «триумвират» — правящую партийную «тройку» (вместе с Г.Е. Зиновьевым и И.В. Сталиным). В 1922—1924 гг. председатель Моссовета, в 1922—1926 гг. зампред СНК и СТО РСФСР, СССР. С 1925 г. один из лидеров «ленинградской», затем объединенной левой оппозиции в ВКП(б). В 1927 г. выведен из ЦК и исключен из партии; после подачи заявления об отходе от оппозиции восстановлен (1928). В конце 1920-х — начале 1930-х гг. нарком торговли, полпред СССР в Италии, председатель Главконцесскома. В 1933—1934 гг. зав. издательством «Academia», глава Института мировой литературы. Начиная с 1934 г. трижды осуждался по сфабрикованным НКВД делам. В 1936 г. выставлен обвиняемым на процессе т.н. антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра, приговорен к смерти и расстрелян.
6*. ...юной Марики. — О Марике Чимишкиан см. в статье Н. Громовой «История Марики Ч.» в настоящем издании.
7*. Луначарский Анатолий Васильевич (1875—1933) — советский государственный и партийный деятель, писатель, литературный критик. Родился в Полтаве (новый муж его матери усыновил его и воспитывал как своего сына). Учился в Первой киевской гимназии (его одноклассником был философ Николай Бердяев), потом в университете в Цюрихе. Социал-демократ с 1895 г., входил в Московский комитет РСДРП. После II съезда партии большевик. С 1906 г. в эмиграции. После Февральской революции 1917 г. вернулся в Россию. В 1917—1929 г. нарком просвещения. В портретах современников выступает как прагматичный представитель старой ленинской гвардии большевиков. Был необходим новой власти именно для связи со старой профессурой и интеллигенцией. «Луначарский откинулся назад, сверкнул пенсне, внимательно осмотрел нас (мне показалось — пересчитал), молча пожевал губами, а потом сказал речь. Он говорил очень гладко, округленно, довольно большими периодами, чрезвычайно приятным голосом. По его писаниям я знал, что он не умен, самовлюблен и склонен к вычурам. Против ожидания, он говорил совсем просто. Любование собой сказалось только в чрезвычайной пространности его речи, а ее плавности мешало непрестанное подрыгивание ногой.
...Все, однако, сводилось к тому, что, конечно, стоны писателей дошли до его чуткого слуха; это весьма прискорбно, но, к сожалению, никакой «весны» он, Луначарский, нам возвестить не может, потому что дело идет не к «весне», а совсем напротив. Одним словом, рабоче-крестьянская власть (это выражение заметно ласкало слух оратора, и он его произнес многократно, с победоносным каждый раз взором) — рабоче-крестьянская власть разрешает литературу, но только подходящую» (Ходасевич В.Ф. Белый коридор. Цит. по: http://dugward.ru/library/hodasevich/hodasevich_beliy_korid.html).
...Луначарский был незаменим в сношениях со старыми университетскими и вообще педагогическими кругами, которые убежденно ждали от «невежественных узурпаторов» полной ликвидации наук и искусств. Луначарский с увлечением и без труда показал этому замкнутому миру, что большевики не только уважают культуру, но и не чужды знакомства с ней. Не одному жрецу кафедры пришлось в те дни, широко разинув рот, глядеть на этого вандала, который читал на полдюжине новых языков и на двух древних и мимоходом, неожиданно обнаруживал столь разностороннюю эрудицию, что ее без труда хватило бы на добрый десяток профессоров» (Троцкий Л. Портреты революционеров / Ред.-сост Ю.Г. Фельштинский. М., 1991. С. 193—194.)
С 1929 г. — председатель Ученого комитета при ЦИК СССР. В 1933 г. назначен полпредом СССР в Испании. Умер от стенокардии. Автор трудов по истории революции, философии, проблемам культуры, литературно-критических работ, пьес.
1. Высшее общество (фр.). (Здесь и далее, кроме отдельно отмеченных случаев, все примечания — переводчика.)
2. Здесь и далее фрагменты, которые комментируются в затекстовых комментариях «Москва Малапарте — 1929». отмечены одной звездочкой.
3. Красавицы (англ.).
4. Прелестницы, львы, парвеню (фр.).
5. Герцог Сен-Симон (1675—1755) — автор знаменитых мемуаров о времени Людовика XIV. (Примеч. ред.)
6. Мишель Монтень (1533—1592) — французский философ эпохи Возрождения, автор книги «Опыты». (Примеч. ред.)
7. Валентен Луи Жорж Эжен Марсель Пруст (1871—1922) — французский писатель, новеллист и критик. Автор эпопеи «В поисках утраченного времени». (Примеч. ред.)
8. Беспристрастность, отстраненность, незаинтересованность (фр.).
9. Поль Баррас (1755—1829) — деятель Великой французской революции, многолетний руководитель Директории. (Примеч. ред.)
10. Персонажи цикла романов Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». С именем Ланжерон автор ошибся, имеется в виду Легран-ден. (Примеч. науч. ред.)
11. Уровень беспристрастности (фр.).
12. Альбер Тибоде (1874—1937) — французский литературный критик и эссеист.
13. Взятки (фр.).
14. Выходцы из разночинцев, ставшие знатными людьми (фр.).
15. Филипп де Курсийон де Данжо (1638—1720) — военный, автор знаменитых мемуаров, в которых описан версальский двор в эпоху Людовика XIV.
16. Романы французской писательницы Мадлен де Скюдери (1607—1701).
17. Светские персонажи (фр.).
18. Постановление об аресте (фр.).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |