В главе 30-й («Пора! Пора!») Азазелло сообщил мастеру и Маргарите, что Воланд прислал им подарок — бутылку фалернского вина, которое пил Понтий Пилат.
«— И опять-таки забыл, — прокричал Азазелло, хлопнув себя по лбу, — совсем замотался. Ведь мессир прислал вам подарок, — тут он отнесся именно к мастеру, — бутылку вина. Прошу заметить, что это то самое вино, которое пил прокуратор Иудеи. Фалернское вино».
Здесь использованное «то самое» может иметь двоякий смысл и как вообще марка вина, которое в давние времена пил прокуратор, и как конкретное вино, можно сказать, из кувшина Понтия Пилата.
Если мы будем подразумевать первое значение «то самое», то тогда будет только одно противоречие между сообщением Азазелло и поздней трапезой прокуратора с начальником тайной службы — в марке вина.
Если же мы будем подразумевать второе значение «то самое», то тогда будет два противоречия: с емкостью хранения и маркой вина.
Во-первых, в главе 25-й («Как прокуратор пытался спасти Иуду») указывалось, что прокуратор пил вино не из стеклянных бутылок, а из глиняных кувшинов.
«Теперь он не сидел в кресле, а лежал на ложе у низкого небольшого стола, уставленного яствами и вином в кувшинах. Другое ложе, пустое, находилось с другой стороны стола. У ног прокуратора простиралась неубранная красная, как бы кровавая, лужа и валялись осколки разбитого кувшина. Слуга, перед грозою накрывавший для прокуратора стол, почему-то растерялся под его взглядом, взволновался от того, что чем-то не угодил, и прокуратор, рассердившись на него, разбил кувшин о мозаичный пол, проговорив:
— Почему в лицо не смотришь, когда подаешь? Разве ты что-нибудь украл?
Черное лицо африканца посерело, в глазах его появился смертельный ужас, он задрожал и едва не разбил и второй кувшин, но гнев прокуратора почему-то улетел так же быстро, как и прилетел. Африканец кинулся было подбирать осколки и затирать лужу, но прокуратор махнул ему рукою, и раб убежал. А лужа осталась».
Во-вторых, в этой же главе прокуратор назвал вино, которым потчевал гостя — начальника тайной службы Афрания.
«Пришедший не отказался и от второй чаши вина, с видимым наслаждением проглотил несколько устриц, отведал вареных овощей, съел кусок мяса.
Насытившись, он похвалил вино:
— Превосходная лоза, прокуратор, но это — не «Фалерно»?
— «Цекуба», тридцатилетнее, — любезно отозвался прокуратор».
В этом случае можно найти объяснение одному из двух противоречий. Конечно же, стеклянные бутылки во времена Понтия Пилата не использовали для хранения вина. А вот марка вина могла быть другой. Главу 25-я написал мастер, который, в отличие от Воланда, не был свидетелем ершалаимских событий.
«— Дело в том... — тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шепотом, — что я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас — никому ни слова и полный секрет!.. Тсс!» (Глава 3-я «Седьмое доказательство»)
Правда, в любом случае независимо от того, кто прав — мастер или Воланд, представляется странным отсутствие реакции мастера на слова Азазелло. Если прокуратор пил фалернское вино, то мастер ошибался, полагая, что «Цекубу». Но никакого удивления от мастера не последовало. Конечно, этому его спокойствию может быть объяснение. Во-первых, прошло полгода после написания романа. Во-вторых, мастер сначала заболел, затем провел какое-то время под арестом, и, наконец, оказался в больнице для душевнобольных. Время и душевные страдания могли притупить его память, и какие-то детали романа могли забыться.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |