Известно, что Михаил Булгаков не любил и современную ему поэзию, и поэтов своего времени. Считается, что даже Анна Ахматова, дружившая с семьей Булгаковых, не решалась в его присутствии читать свои стихи. Однако известно, что сам Булгаков с молодости был не чужд стихотворчеству. Об этом он упоминает в письме своему другу П.С. Попову.
«Печка давно уже сделалась моей излюбленной редакцией. Мне нравится она за то, что она, ничего не бракуя, одинаково охотно поглощает и квитанции из прачечной, и начала писем, и даже, о позор, позор, стихи! С детства я терпеть не мог стихов (не о Пушкине говорю; Пушкин — не стихи!), и, если сочинял, то исключительно сатирические» (письмо М.А. Булгакова П.С. Попову от 24 апреля 1932 года).
Много лет спустя его сестра Надежда вспоминала, что «Михаил Афанасьевич писал сатирические стихи о семейных событиях, сценки и "оперы", давал всем нам стихотворные характеристики». Сохранились несколько шуточных произведений в стихах, написанных Булгаковым в юности.
Утро. Мама в спальне дремлет.
Солнце красное взойдет,
Мама встанет и тотчас же
Всем работу раздает:
«Ты иди песок сыпь в ямы,
Ты ж из ям песок таскай».(1915)
Еще шутливые стихи разных лет:
День течет в работе мило.
Все, как надо, в круг идет:
Сенька выкатил чернила
На штаны и на живот.
За калиткой, на просеке,
Мама вешает говядину,
Маша с тихой воркотнею
В кухне гладит юбку Надину.
(Наступает вечер. Все развлекаются)
Миша с Сенькой на траве
Прыгают на голове. <...>
Ваня в теннисе талант!
Белый мячик, красный бант! <...>Помоляся Богу,
Улеглася мать.
Дети понемногу
Сели в винт играть.* * *
(Наступает ночь)
Спать давно уже пора.
Все вы, жители бучанские,
Спите мирно до утра.
(А молодая компания за калиткой поет)
Пишет-пишет царь Салтан турецкий
Православному царю:
«Разорю я, разорю я,
Сам в Расею жить пойду!»
Мама шепчет: «Разгоню я,
Спать их быстро уложу я!»* * *
За усердие всегдашнее
И за то, что вежлив, мил,
Титул мальчика домашнего
Он от мамы получил.* * *
Сижу я перед книгою,
В ней формул длинный ряд,
Но вижу в книге фигу я...
Блуждает мутный взгляд.
За окнами акации
Ветвями шелестят...
Но кончились вакации
И грозен формул ряд.Будь прокляты фундаменты
На свайном основании
Нелепые орнаменты
«Скольженье» и «катание».* * *
В горшках ночных (зачем, Бог весть!)
Уныло вьются травки,
Живет, по всем приметам, здесь
Какая-то босявка.
Булгаков включал «домашние стихи» в письма к родным, уже и будучи писателем. Так, в письме к сестре Наде от 23 октября 1921 года он дает такой постскриптум, описывающий его жизнь в ставшем знаменитым впоследствии доме № 10 по Большой Садовой:
P.S. Стихи:
На Большой Садовой
Стоит дом здоровый.
Живет в доме наш брат
Организованный пролетариат.
И я затерялся между пролетариатом
Как какой-нибудь, извините за выражение, атом.
Жаль, некоторых удобств нет,
Например — испорчен в...р-кл...т.
С умывальником тоже беда:
Днем он сухой, а ночью из него на пол течет вода.
Питаемся понемножку:
Сахарин и картошка.
Свет электрический — странной марки:
То потухнет, а то опять ни с того
ни с сего разгорится ярко.
Теперь, впрочем, уже несколько дней горит подряд,
И пролетариат очень рад.
За левой стеной женский голос
выводит: ...«бедная чайка...»,
А за правой играют на балалайке.
Для своих произведениях Михаил Булгаков иногда писал небольшие стихотворения. Так, в романе «Белая гвардия» на изразцах голландской печки написаны строки:
Слухи грозные, ужасные,
Наступают банды красные!
В первой картине пьесы «Дни Турбиных» Николка поет собственные куплеты, на самом деле придуманные автором:
Хуже слухи каждый час.
Петлюра идет на нас!
Пулеметы мы зарядили.
По Петлюре мы палили,
Пулеметчики-чики-чики...
Голубчики-чики...
Выручали вы нас, молодцы!* * *
Хошь ты пой, хошь не пой,
В тебе голос не такой!
Есть такие голоса...
Дыбом встанут волоса...
В этой же картине «Дней Турбиных» Лариосик играет на рояле и напевает такие слова (также придуманные автором):
Жажда встречи,
Клятвы, речи —
Все на свете
Трын-трава...
В 1937 году Михаил Булгаков написал либретто «Петр Великий» для Большого театра. Для этого либретто этого он сочинил песенку, которую напевает в одиночестве Петр, склоняясь над верстаком:
«Веселый город Саардам!» —
все плотники твердят.
Трудился плотник, как Адам,
когда чинил фрегат.
Готов фрегат, фрегат обшит,
наш плотник в радости поет,
наш плотник в погребок спешит,
его друзей компанья ждет!
Над Саардамом ночь плывет,
и месяц гаснет, спать пора!
Но плотник пляшет и поет
и будет петь он до утра!
«Веселый город Саардам», —
все плотники твердят,
и я бывал когда-то там,
и я чинил фрегат!
Известно еще одно стихотворение «Funerailles» («Похороны»), написанное Михаилом Булгаковым в декабре 1930 года. Сохранился черновик этого стихотворения. Литературовед М.О. Чудакова рассказывала о нем так:
«Листок датирован 28 декабря 1930 г. и озаглавлен «Funеrailles» («Похороны»). Это — черновые наброски стихотворения, начинающегося строкою «Надо честно сознаться...», открывающей исповедально-итоговый его характер.
В тот же миг подпольные крысы
Прекратят свой флейтный свист,
Я уткнусь головой белобрысою
В недописанный лист.
Далее пишутся и тут же одна за другой зачеркиваются (работа шла совсем не так легко, как над прозой!) строки, развивающие тему исповеди и трагического конца: «Вероятно, собака залает... завоет... Пожалеет испорченный стол... Не раз поганой ложью я пачкал уста Темна и не чиста». Наброски обнаруживают близость к некоторым излюбленным мотивам автора:
Почему ты явился повитый
Почему раздроблен рот
Ты в бою убитый
Меня обнимет монах.
Первые три стиха заставляют вспомнить «Красную корону», где младший брат с обвивающей лоб и напоминающей красную корону или венчик кровавой повязкой является герою по ночам. Второй стих, кроме того, использует деталь описания гибели Берлиоза. «Монах» же — в одном ряду с теми монашками, которые пугают «Мольера» в начале «Кабалы святош» и являются в час его смерти, а также с «Черным монахом» Чехова, упоминания о котором есть и в переписке писателя.
Вспомню ангелов, жгучую водку
И ударит (мне) газом
В позолоченный рот.
Почему ты явился непрошенный
Почему ты (не кончал) не кричал
Почему твоя лодка брошена
Раньше времени на причал?
Есть ли достойная кара
Под твоими ударами я, господь, изнемог.
. . . . . . . . . . . .
ты меня не берег?
Почему он меня подстерег?
Тема гибели развивалась в последних черновых стихах (стихотворение, возможно, так и не было закончено), говорящих о «дальних созвездиях», в которых «загорится еще одна свеча».