— Я открыл оконца и сидел во второй, совсем малюсенькой комнате, — гость стал отмеривать руками, — так вот — диван, а напротив другой диван, а между ними столик, и на нем прекрасная ночная лампа, а к окошку ближе книги, тут маленький письменный столик, а в первой комнате — громадная комната, четырнадцать метров, — книги, книги и печка. Ах, какая у меня была обстановка!
Роман «Мастер и Маргарита», глава 13. Явление героя
Любовь к чтению у Михаила Булгакова появилась еще в детстве. Его сестра Надежда Афанасьевна Земская вспоминала: «Читатель он был страстный, с младенческих же лет. Читал очень много, и при его совершенно исключительной памяти он многое помнил из прочитанного и все впитывал в себя. Это становилось его жизненным опытом — то, что он читал. И, например, сестра старшая Вера (вторая после Михаила) рассказывает, что он прочитал "Собор Парижской Богоматери" чуть ли не в 8—9 лет и от него "Собор Парижской Богоматери" попал в руки Веры Афанасьевны. Родители, между прочим, как-то умело нас воспитывали, нас не смущали: "Ах, что ты читаешь? Ах, что ты взял?" У нас были разные книги. И классики русской литературы, которых мы жадно читали. Были детские книги. Из них я и сейчас помню целыми страницами детские стихи. И была иностранная литература. И вот эта свобода, которую нам давали родители, тоже способствовала нашему развитию, она не повлияла на нас плохо. Мы со вкусом выбирали книги».
В одном из писем К.Г. Паустовскому Надежда Афанасьевна Земская рассказывает о любимых писателях брата: «Любимым писателем Михаила Афанасьевича был Гоголь. И Салтыков-Щедрин. А из западных — Диккенс. Чехов читался и перечитывался, непрестанно цитировался, его одноактные пьесы мы ставили неоднократно. Михаил Афанасьевич поразил нас блестящим, совершенно зрелым исполнением роли Хирина (бухгалтера) в "Юбилее" Чехова. Читали Горького, Леонида Андреева, Куприна, Бунина, сборники «Знания». Достоевского мы читали все, даже бабушка, приезжавшая из Карачева (город под Брянском) к нам в Бучу погостить летом. Читали мы западных классиков и новую тогда западную литературу: Мопассана, Метерлинка, Ибсена и Кнута Гамсуна, Оскара Уайльда. Читали декадентов и символистов, спорили о них и декламировали пародии Соловьева: "Пусть в небесах горят паникадила — В могиле тьма". Спорили о политике, о женском вопросе и женском образовании, об английских суфражистках, об украинском вопросе, о Балканах; о науке и религии, о философии, непротивлении злу и сверхчеловеке; читали Ницше».
В 1940 году, вскоре после смерти Булгакова, его ближайший друг, философ и литературовед Павел Сергеевич Попов в первом биографическом очерке о писателе сообщал явно с булгаковских слов: «Михаил Афанасьевич с младенческих лет отдавался чтению и писательству. Первый рассказ "Похождения Светлана" был им написан, когда автору исполнилось всего семь лет. Девяти лет Булгаков зачитывался Гоголем, — писателем, которого он неизменно ставил себе за образец и наряду с Салтыковым-Щедриным любил наибольше из всех классиков русской литературы. Мальчиком Михаил Афанасьевич особенно увлекался "Мертвыми душами". ...Гимназистом... читал самых разнообразных авторов: интерес к Салтыкову-Щедрину сочетался с увлечением Купером».
Порой любовь к книгам у Булгакова проявлялась довольно необычно. Его первая жена Татьяна Николаевна Лаппа в беседе с Леонидом Паршиным рассказывала, что он часто не возвращал книги, взятые у друзей и приятелей: «Михаил, между прочим, таскал книги. У Коморского спер несколько. Я говорю:
— Зачем зажилил?
— Я договорился.
— Я спрошу.
— Только попробуй!
И в букинистических покупал ходил».
* * *
К сожалению, библиотека Булгакова была распродана и рассеяна, и теперь нам приходится собирать и восстанавливать ее умозрительно, полагаясь на рассказы современников и пересказы специалистов, а также на произведения самого Михаила Булгакова.
Вторая жена писателя Любовь Евгеньевна Белозерская-Булгакова рассказывала о книгах в его библиотеке: «И книги: собрания русских классиков — Пушкин, Лермонтов, Некрасов, обожаемый Гоголь, Лев Толстой, Алексей Константинович Толстой, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Тургенев, Лесков, Гончаров, Чехов. Были, конечно, и другие русские писатели, но просто сейчас не припомню всех. Две энциклопедии — Брокгауза-Эфрона и Большая Советская под редакцией О.Ю. Шмидта, первый том которой вышел в 1926 году, а восьмой, где так небрежно написано о творчестве М.А. Булгакова и так неправдиво освещена его биография, — в 1927 году. Книги — его слабость. На одной из полок — предупреждение: "Просьба книг не брать"... Мольер, Анатоль Франс, Золя, Стендаль, Гете, Шиллер... Несколько комплектов "Исторического Вестника" разной датировки. На нижних полках — журналы, газетные вырезки, альбомы с многочисленными ругательными отзывами, Библия». При этом она говорила о том, что Булгаков всегда предпочитал прозу поэзии: «<...> Жадного тяготения к поэзии у М.А. не было, хотя он прекрасно понимал, что хорошо, а что плохо, и сам мог при случае прибегнуть к стихотворной форме».
Литературовед и театровед Виталий Яковлевич Виленкин, лично знавший Булгакова, о его книгах: «В кабинете было множество книг, впрочем, как и в коридоре, столовой, — везде. Меня поразило, обилие всевозможных толковых и фразеологических словарей на нескольких иностранных языках, справочников, кулинарных книг, гороскопов, толкователей снов — сонников, разных альманахов и путеводителей по городам и странам. Много было книг не только классиков, но и писателей как бы второго ряда — Вельтмана, Полевого, Нарежного, их редко встретишь в писательских библиотеках. А вот сугубо научных книг было крайне мало (это все я рассмотрел уже потом)».
Один из друзей Булгакова Сергей Александрович Ермолинский вспоминал о привычках писателя: «До страсти любил рыться в старых журналах, особенно исторических, архивных. Собирал словари, лексиконы, справочники. Считал, что их должно быть как можно больше, по всем вопросам, всегда под рукой, без них литератору нельзя. <...> На полках его библиотеки стояли собрания сочинений русских авторов. Иностранных — мало. Но зато из отечественных — во множестве второстепенные, забытые писатели, отражавшие, как правило, уровень и литературный вкус своего времени и сообщавшие бездну мелких бытовых подробностей».
Третья супруга Михаила Булгакова Елена Сергеевна Булгакова рассказывала о том, с какой легкостью он учил иностранные языки: «Отец его, Афанасий Иванович, был профессор богословия Киевской Академии, великолепно знавший языки. Он научил Михаила Афанасьевича с детства латыни и греческому, что помогало Михаилу Афанасьевичу в дальнейшем легко овладевать языками. Так, когда он писал "Дон Кихота", то взялся за испанский язык, для того чтобы самому читать и переводить интересные места в точности, по-своему. Когда он кончил заниматься испанским, он взялся за итальянский. Английским он владел, во всяком случае, настолько, что мог читать; говорил он слабо, а читал и понимал все. И он хотел делать "Шекспириану" в 1936 году. Если бы он не ушел из Художественного театра после снятия "Мольера", он сделал бы свой перевод...»
* * *
Литературовед Мариэтта Омаровна Чудакова, изучавшая круг чтения Булгакова, установила, что в его библиотеке имелись:
Н. Реутт. Псовая охота, чч. I и II (СПб., 1846);
«...все время я заставала его с Реуттом в руках и смеялась над ним» (Е.С. Булгакова);
И.Н. Скобелев;
«Больше всего читал Реутта, Скобелева и Флоренского...» (Е.С. Булгакова);
П. Флоренский. Мнимости в геометрии (М., 1922);
По устным воспоминаниям Е.С. Булгаковой, книга береглась владельцем и не раз перечитывалась; когда первые слушатели авторского чтения романа с недоумением воспринимали финал, Булгаков указывал Е.С Булгаковой на страницы Флоренского;
Исторический вестник (1881, т. 6);
Русская старина (т. 96);
Труды Киевской духовной академии (почти полные комплекты за 1891 и 1907 гг.);
«Нам сказали, что «Труды Духовной академии» есть у какой-то старухи в Крюкове. Булгаков так хотел иметь их, что решил срочно ехать. Помню, что была зима, мороз, мы ехали в розвальнях... Купили там еще и номера «Исторического вестника». Позднее он купил еще комплект у букиниста; хотел подобрать все номера журнала...» (С. Ермолинский).
Сочинения А.Н. Апухтина (2-е посмертное изд., СПб., 1896);
М. Гершензон. Грибоедовская Москва (изд. 2-е, доп., М., 1916);
А.Ф. Кони. Федор Петрович Гааз (изд. 5-е, доп., М., 1914);
В.А. Карпова-Монгирд (Сергей Ромиас). Облики (М., 1910);
на форзаце, рукою Е.С. Булгаковой, булгаковское: «Верх графомании»;
Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (изд. 15-е, доп., СПб., 1904);
Учебник уголовного права, т. 1, вып. 1 (СПб., 1865)...
В беседе с М.О. Чудаковой К.И. Миркина (урожд. Бармина), работавшая в магазине издательства «Новая Москва» (Кузнецкий мост, 7), рассказывала (12.VII.1987):
«— Булгаков ходил. Помню, говорил: «Подберите мне литературу по гражданской войне». И я подбирала.
— Что-нибудь отличало его от других писателей?
— Отличало. Он был интеллигентный. Ведь меня другие писатели упрекали, почему я их роман на видное место не поставила. А он никогда даже не упоминал об этом! Очень выделялся своей интеллигентностью. У нас продавался его сборник — «Дьяволиада». Быстро разошелся. <...>
— С кем он приходил обычно?
— Один, один. Он больше ходил один. Маяковский — тот появлялся в компании.
— Что он покупал больше — поэзию, прозу?
— Поэзию Булгаков не покупал. Покупал именно рассказы о гражданской войне. Маленькие такие книжоночки тогда были. И журналы покупал».
Из дневника Э.Ф. Циппельзона, работавшего в 1930-е годах в Литературной книжной лавке на Кузнецком мосту:
«Кстати, о Булгакове. Мих. Аф. часто заходит в лавку. Зная мое возмущение незадачливыми вопросами — есть ли у нас письменные принадлежности? — любит иногда чужим голосом гаркнуть на всю лавку "а есть ли у Вас чернильницы?" Он говорит при этом, что ему нравится мое выражение возмущения и мой неумолимый ответ: "Нет и никогда не будет"»;
«Булгаков остроумен. Много читает. Когда писал свою пьесу о Мольере, уходил от нас, нагруженный пачками книг» (12.VI.1930);
«Был М.А. Булгаков. Купил три тома Никитенко, два тома Засодимского и прекрасный экземпляр "Илиады" в переводе Гнедича»;
«Между прочим, любопытно отметить, что Булгаков усиленно ищет Диккенса, Жюля-Верна, Майн-Рида и Конан-Дойля» (28.VIII.1930)...
Из дневника Е.С. Булгаковой:
«М.А. купил сегодня Станюковича, полного, и Скаррона — комический роман. Очень доволен» (24.VIII.1934);
«Купил М.А. переписку Чайковского с Мекк и материалы Достоевского» (7.IV.1935);
«В книжной лавке около Художественного купил Марлинского и путевые письма Греча» (24.II.38);
«В городе М.А. купил украинский словарь» (25.VI.1937);
«Вчера был день рождения Миши. Подарила ему словарь Александрова — русско-английский, и кроме того, по рассеянности купила Павловского — русско-немецкий, который у нас уже есть. Отнесла обратно, поменяю на что-нибудь другое (4.V.1939);
«Сегодня днем обменяла Мише словарь на словарь Дьяченко — церковнославянский. Миша был очень доволен» (5.V.1939)...
* * *
Я сладострастно улыбнулся, сел в драное кресло и развернул томик Марка Твена. О, миг блаженный, светлый час!.. («Самогонное озеро»).
Музыкальным звоном кипит чайник, и конус жаркого света лежит на странице Джером-Джерома («Псалом»).
Я читал «Трех мушкетеров» неподражаемого Дюма <...> И затем почему-то со странным интересом — Фенимора Купера... («Морфий»).