Варвара Михайловна Булгакова

Биография

Варвара Михайловна Булгакова (урожденная Покровская, во втором браке — Воскресенская) (1879—1922) — мать Михаила Афанасьевича Булгакова. Варвара Михайловна родилась 5 (17 по новому стилю) сентября 1869 года в городе Карачеве Орловской губернии (в настоящее время Брянская область) в семье соборного протоиерея Михаила Васильевича Покровского (1830—1894) и Анфисы Ивановны Турбиной (1835—1910). Михаил Васильевич Покровский родился в семье причетчика церкви села Глодищева Дмитриевского уезда Орловской губернии Василия Андреевича Покровского. Анфиса Ивановна Турбина происходила по отцовской линии из рода карачевских купцов, но по материнской — опять-таки из священнослужителей: ее дед Захарий Яковлевич Попов был протоиереем того самого Казанского кафедрального собора в Карачеве, где впоследствии служил ее муж.

Варвара Михайловна была шестым ребенком в этой большой семье, состоявшей, как и семья Афанасия Ивановича Булгакова, из одиннадцати человек: родителей и девятерых детей, причем в обеих семьях — и у Булгаковых, и у Покровских — было по трое дочерей и по шестеро сыновей.

Варвара Михайловна окончила Орловскую женскую гимназию с программой мужских гимназий. В 1888—1890 годах была учительницей в 4-м классе Карачевской женской прогимназии. 1 июля 1890 года вышла замуж за Афанасия Ивановича Булгакова и переехала в Киев. У них было семеро детей: Михаил (1891), Вера (1892), Надежда (1892), Варвара (1895), Николай (1898), Иван (1900) и Елена (1902).

После смерти мужа Варвара Михайловна Булгакова с 1908 года работала казначеем во Фребелевском обществе. В 1906 году она познакомилась с врачом-педиатром Иваном Павловичем Воскресенским (около 1879—1966), в мае 1918 года вышла за него замуж. После лета 1918 года, проведенного в Буче, Варвара Михайловна переехала с младшими детьми в дом своего мужа, находившийся на том же Андреевском спуске, № 38, свою квартиру она оставила старшим.

5 июля 1920 года Иван Павлович и Варвара Михайловна повенчались. Михаил Булгаков не одобрял связь матери с Воскресенским, возможно, из-за того, что Иван Павлович был на несколько лет младше супруги. По воспоминаниям первой жены Булгакова Татьяны Лаппа: «Михаил все возмущался, что Варвара Михайловна с Воскресенским... Он каждую субботу приезжал в Бучу (поселок в 30 км от Киева, где была дача семьи Булгаковых), а если они были в Киеве, приходил все время, поздно возвращался. Даже ночевать оставался где-то там... отдельно... не знаю, Михаила это очень раздражало. Он мне говорил: "Я просто...". Он выходил из себя. Конечно, дети не любят, когда у матери какая-то другая привязанность. Или они уходили гулять куда-то там на даче, он говорит: "Что это такое, парочка какая пошла". Переживал. Он прямо говорил мне: "Я просто поражаюсь, что мама затеяла роман с доктором". Очень был недоволен».

В «Белой гвардии» временем смерти матери Турбиных назван май 1918 года, когда состоялся брак Булгаковой с И.П. Воскресенским. Булгаков не хотел говорить в романе о новой семье матери, но любовь к ней сохранил на всю жизнь: в «Белой гвардии» мать главных героев — «светлая королева».

Булгакова скончалась от тифа в Киеве 1 февраля 1922 года.

Так уж вышло, что из всех, кто в этот момент находился подле матери, только у Леонида Сергеевича Карума («Тальберга») нашлись слова и слезы описать ее смерть.

«И вот к нашему ужасу в 3-м часу ночи на 1 февраля по новому стилю наша дорогая мама, не просыпаясь, тихо скончалась. В момент смерти возле нее были Ив. Павл., Леля, Варя, Костя и я. Только утром дали знать Наде и Андрюше, живущим теперь у Экземплярских. Тогда же Костя послал телеграммы о маминой смерти в Москву (Мише и дяде Коле)...» (2.II.1922).

«Через несколько дней после начала болезни наступил кризис, из которого она уже не вышла. 15-го января 1922 она потеряла сознание. Не помогали никакие средства Ивана Павловича. К вечеру того же дня она стала захлебываться и... умерла.

У ее постели стояли Иван Павлович, ее муж, ее дочери Надя, Варя, Леля, племянник Костя Булгаков, зятья Андрей Земский и я».

Старший сын Варвары Михайловны Михаил не смог приехать на ее похороны из Москвы по причине отсутствия средств (этот и последующие месяцы были самыми тяжелыми, недаром в булгаковском дневнике 9 февраля 1922 года отмечено: «Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем»).

Согласно записям сестры Булгакова, Надежды, в феврале 1922 года, после кончины матери, он написал письмо: «М.А. смертью матери был потрясен. Письмо это — вылитая в словах матери скорбь: обращаясь к матери на Ты (с большой буквы), он пишет ей о том, чем она была в жизни детей; пишет о необходимости сохранить дружбу всех детей во имя памяти матери...».

Воспоминания о В.М. Булгаковой

В ноябре 1939 года, уже будучи смертельно больным, Булгаков, как свидетельствуют дневниковые записи Надежды Афанасьевны Булгаковой, говорил ей: «Мать. Ее замужество с Иваном Павловичем. Булгакова-Воскресенская. (Узнал об этом только, посетив могилу, прочтя это на памятнике). «Я достаточно отдал долг уважения и любви к матери, ее памятник — строки в «Белой гвардии». В письме своему другу философу и литературоведу П.С. Попову 24 апреля 1932 г. он утверждал: «С детства я терпеть не мог стихов (не о Пушкине говорю, Пушкин — не стихи!) и, если сочинял, то исключительно сатирические, вызывая отвращение тетки и горе мамы, которая мечтала об одном, чтобы ее сыновья стали инженерами путей сообщения. Мне неизвестно, знает ли покойная, что младший стал солистом-балалаечником во Франции, средний ученым-бактериологом, все в той же Франции, а старший никем стать не пожелал. Я полагаю, что она знает. И временами, когда в горьких снах я вижу абажур, клавиши, Фауста и ее (а вижу ее во сне в последние ночи вот уже третий раз. Зачем меня она тревожит?), мне хочется сказать — поедемте со мною в Художественный Театр. Покажу Вам пьесу. И это все, что могу предъявить. Мир, мама?»

Варвара Михайловна Булгакова играла большую роль в воспитании своих детей. По воспоминаниям ее дочери Надежды Афанасьевны, «мать — жизнерадостная и очень веселая женщина. Хохотунья. И вот в этой обстановке начинает расти смышленый, очень способный мальчик... Интересно, что произошло после смерти отца. Наша мать славилась среди родных и знакомых... как великолепная воспитательница. И вот один из братьев отца (Петр Иванович Булгаков, священник русской посольской церкви в Токио), служивший в Японии, привез матери своих двоих сыновей и попросил взять их в нашу семью, потому что хотел дать своим сыновьям русское образование. Там не было полных русских гимназий. И вот появились у нас в семье два «японца» — так мы их называли: Коля и Костя. Костя — старший, Коля — младший. А через год, очень скоро после японцев, приехала уже с запада (из г. Холм Люблинской губернии) сестра, тоже Булгакова, двоюродная (Иллария Михайловна Булгакова (1891—1982)) Приехала в Киев на Киевские женские курсы. Она кончила гимназию раньше, чем я. И таким образом у вдовы-матери оказалось в семье десять человек детей. И мама с ними справлялась. Маме тогда, когда отец умер, шел 37-й год.

И вот эта женщина сумела нас сплотить, вырастить и дать нам всем образование. Это была ее основная идея. Она говорила нам потом, когда мы уже стали взрослыми: «Я хочу вам всем дать настоящее образование. Я не могу вам дать приданое или капитал. Но я могу вам дать единственный капитал, который у вас будет, — это образование». И действительно. Она дала нам всем образование. А вторая ее идея, превосходная идея, была: нельзя допустить, чтобы дети бездельничали. И мама давала нам работу. Мы и сами работали, даже летом. Например, моя обязанность была заниматься до обеда с младшими братьями. А обязанность братьев была сначала помогать отцу в расчистке дорожек, а затем убирать мусор с участка. Братья собирали песок, дерн, листья. И вот Михаил в 15-м году (интересное было лето у нас 15-го года) пишет стихотворение:

Утро. Мама в спальне дремлет.
Солнце красное взойдет,
Мама встанет и тотчас же
Всем работу раздает:
«Ты иди песок сыпь в ямы,
Ты ж из ям песок таскай».

Миша, конечно, смеется. Причем мать сама весело смеялась в таких случаях. И у нас эти слова, когда речь заходила о работе, стали крылатыми словами, как и очень многие Мишины слова...

Мать, была, конечно, незаурядная женщина, очень способная. Вот сказки. Она рассказывала нам сказки, которые всегда сама сочиняла. Она вела нас твердой и умной рукой. Была требовательна. Мать не стесняла нашей свободы, доверяла нам. И мы со своей стороны были с нею очень откровенны. У нас не было того, что бывает в других семьях, — недоверия. Были товарищи братьев, были поклонники у нас. Меня спрашивали: "Надя, вам надо писать до востребования?" Я говорю: "Зачем? Пишите, если вы хотите мне писать, на нашу квартиру". — "Как? А мама?" — "А что мама? Мама наших писем не читает". И это правильно. Это было, подумайте, когда. В начале XX века. Мама наших писем не читала. А мы ей сами читали, если нам хотелось ей что-нибудь рассказать. Конечно, наша компания причиняла ей немало забот, тревог и огорчений, иногда серьезных огорчений, но все-таки она нам не мешала жить радостно, и мы жили радостно».