Вернуться к Война и мир

Сцена III

Зал в доме графов Ростовых. Вечер. В окне стоит комета. Наташа выходит к Пьеру.

Наташа. Петр Кириллыч, князь Болконский был вам друг. Он и есть вам друг. Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам. Он теперь здесь; скажите ему, чтобы он... прост... простил меня.

Пьер. Да, я скажу ему, но...

Наташа. Нет, я знаю, что все кончено. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить меня за все.

Пьер. Я все скажу ему, но об одном я прошу вас — считайте меня своим другом и, ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому-нибудь — не теперь, а когда у вас будет ясно в душе, — вспомните обо мне. (Целует ее руку.) Я счастлив буду, ежели в состоянии буду...

Наташа. Не говорите со мной так: я не стою этого! (Хочет уйти.)

Пьер (удержав ее за руку). Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас.

Наташа. Для меня? Нет! Для меня все пропало!

Пьер. Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.

Наташа плачет и уходит из комнаты.

Куда? Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или в гости? Все люди так жалки и бедны в сравнении с тем благодарным взглядом, которым она взглянула на меня. (Подходит к окну.) Комета! Комета! Да, комета... (Уходит.)

Чтец (выходя в дом Ростовых). Огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 года: та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив, Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место на черном небе и остановилась, энергично подняв кверху хвост...

Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.

Темно.