На станции Завитая Уссурийской дороги имеется бедная вдова — гражданка Силаева. Дело вдовье трудное, как известно. Вдове тоже нужно кушать и пить. Мыкалась вдова, мыкалась и обратилась в местком.
— Дайте мне службу, товарищи.
Местком внял просьбам вдовы и устроил ее на место тут же в месткоме.
Должность легкая и прекрасная.
Вдову призвали и сказали:
— Тетка! Будешь пять печей топить, пять коридоров мыть, а равно и пять полов. Мусор будешь убирать ежедневно. А чтобы тебе не было скучно, еще будешь носить воду.
— А сколько жалованья? — спросила вдова, шмыгая носом.
Месткомщик, по фамилии Моложай, сделал арифметический подсчет:
— Пять коридоров помножить на пять печей, прибавить пять бочек мусора и разделить на пять кадушек воды, равняется 5 рублей.
И объявил тетке Силаевой результат:
— Будешь получать 5 рублей в месяц.
— Благодетели вы наши! — завыла тетка и ухватилась за половую тряпку.
Тетка не расставалась с тряпкой 10 месяцев. Тетка носила, тетка таскала, тетка мыла, тетка прибирала.
На одиннадцатый месяц ей заявили: тетка, мы тебя на новую квартиру переводим, а в твою прежнюю комнату пробиваем дыру.
— Благодетели вы наши! — завыла она.
Дыру пробили, тетку перевели и тетке заявили:
— Нужно будет белить стены. Изволь начинать.
Тетка понеслась за известкой, побелила.
Приходит получать за побелку.
— Пять рублей тебе следует, — объявил т. Моложай.
— Благодетели вы наши! — завыла тетка.
— Только, тетя, — добавил Моложай, — на эти твои пять рублей мы купили портрет и подарили его железнодорожной комячейке.
— Благоде... — начала было тетка, но осеклась и добавила: — К-как же это портрет? Я, может, портрета-то и не хотела!
— Как не хотела? — сурово спросил Моложай. — Ты, тетка, думай, что говоришь. Как это портрета ты не хотела?
Тетка оробела.
— Ну, ладно, — говорит, — портрет так портрет. Только раз вы уж, красавцы, подарили на мой счет, так напишите на портрете: «Дар тетки Силаевой».
Моложай обиделся:
— Ты нездорова. На портрете писать про такого ничтожного человека, как ты, мы не будем.
Тут тетка уперлась.
— Не имеете права, мои деньги!
— Ты, тетка, глупа, — сказал Моложай.
— Да ты не ругайся, — ответила тетка, — деньги мои.
— Отлезь от меня, — сказал Моложай.
— Мои деньги, — несколько истерически заметила тетка.
Тут Моложай рассердился окончательно.
То, что дальше произошло, — неизвестно, потому что в корреспонденции рабкора сказано глухо:
«Товарищ Моложай наговорил ей кучу дерзостей».
Дальше мрак окутывает историю.
* * *
Но есть приписка к корреспонденции рабкора:
«Добрые люди учка и дорпрофсожа, распорядитесь, чтобы местком уплатил жалованье Силаевой с 1 января по 1 октября 1924 г., когда она была в месткоме, мыла полы и таскала воду, по настоящей, правильной расценке.
Во-вторых, нужно тетке уплатить пять рублей и разъяснить месткомщику Моложаю, что на чужие рабочие деньги дарить портреты нельзя. Это называется — эксплуатация».
МИХАИЛ
Примечания
«Гудок», 14 августа 1925 г.