На одной из станций библиотекарь в вагоне-читальне в то же время и буфетчик при уголке Ильича.
(Из письма рабкора)
— Пожалте! Вон столик свободный. Сейчас обтиру. Вам пивка или книжку?
— Вася, библифетчик спрашивает, чего нам... Книжку или пивка?
— Мне... ти... титрадку и бутирброд.
— Тетрадок не держим.
— Ах, вы... вотр маман... трах-тарарах...
— Неприличными словами просють не выражаться.
— Я выра... вы... ражаю протест!
— Сооруди нам, милый, полдюжинки!
— Азбука, сочинение товарища Бухарина, имеется?
— Совершенно свеженький, только что получен. Герасим Иванович! Бухарин — один раз! И полдюжины светлого!
— Воблочку с икрой.
— Вам воблочку?
— Нам чиво-нибудь почитать.
— Чего прикажете?
— Ну, хоша бы Гоголя.
— Вам домой? Нельзя-с. На вынос книжки не отпускаем. Кушайте, то бишь читайте здеся.
— Я заказывал шницель. Долго я буду ждать?!
— Чичас. Замучился. За «Эрфуртской программой» в погреб побежали.
— Наше вам!
— Урра! С утра здеся. Читаем за ваше здоровье!
— То-то я и смотрю, что вы лыка не вяжете. Чем это так надрались?
— Критиком Белинским.
— За критика!
— Здоровье нашего председателя уголка! Позвольте нам два экземпляра мартовского.
— Нет! Эй! Ветчинки сюда. А моему мальцу что-нибудь комсомольское для развития.
— Историю движения могу предложить.
— Ну, давай движение. Пущай ребенок читает.
— Я из писателей более всего Трехгорного обожаю.
— Известный человек. На каждой стене, на бутылке опять же напечатан.
— Порхает наш Герасим Иваныч, как орел.
— Благодетель! Каждого ублаготвори, каждому подай...
— Ангел!
— Герасим Иванович, от группы читателей шлем наше «ура».
— Некогда, братцы... Пе... то исть читайте на здоровье.
— Умрешь! Па... ха... ронють, как не жил на свети...
— Сгинешь... не восстанешь... к ви... к ви... селью друзей!
— Налей... налей...
Примечания
«Гудок», 7 октября 1924 г.