Вернуться к А.Ю. Панфилов. Тайна «Красного перца» (М.А. Булгаков в 1924 году): Выпуск I

«Я был у Деспота пьяный в дрезину...»

Наконец, на той же стр. 6 в рубрике «Архив Занозы» — вновь передвижение датировки в прошлое, создающее впечатление безотносительности публикации к текущему моменту! — находим фельетон С.Н. «Веский саботаж». На него мы не можем не обратить внимания, потому что единственная упоминаемая фамилия среди его персонажей — Деспот.

На другом материале здесь продолжается «страшный суд» над «Занозой»: в фельетоне сталкиваются альтернативные точки зрения на поведение его персонажа, в том числе, возможно, — и клеветнические, продиктованные корыстью и недобросовестностью. На принадлежность фельетона к «маскарадному» аспекту журнала указывает ключевое слово, появляющееся уже в первой его фразе: «Служа в вышеуказанном селе Кугульма членом сельсовета, пошел я по сбору добровольного обложения граждан по 3 фунта пшеницы с бойца...» Персонаж фельетона, стало быть — тот же «зицпредседатель Фунт», под которым надо разуметь совершенно иное, реальное лицо и реальные события, за которыми ни в какую Кугульму ехать не нужно!..

Среди обвинений, предъявляемых рассказчику: «Что я якобы матершинил и собирал у Деспота не на школу, а требовал у него сто тысяч деньгами и угрожал...» Обвинение это и впрямь относится... к журналистам «Занозы»: как мы видели собственными глазами, в пародии «На свет!» они в самом деле чуть ли не «матерщинничали», в чем их справедливо обвинил гражданин П.П. Шариков. И эта стилистическая черта стихотворения... отражена в самом фельетоне; в нем фаллическая образность развивается прямо-таки с маниакальным усердием, стоит почти ничем не приглушенная матерщина: «Деспот видя, что перед ним не тот член, который бы подражал старым отрыжкам, невнятно пробормотал жене, чтобы она якобы дала 3 фунта, чтобы я отвязался от них [...] И я с обиженным сердцем высказал им всю свою горечь, что есть же люди, от которых государство ждет громадных плодов и семя свету, а они изподтиха, где можно, по старым привычкам бросают палки в колеса еще немного не усовершенствованного механизма».

И остальные обвинения в равной мере могут быть отнесены и к действующему лицу фельетона, и... к журналисту Булгакову. Здесь прямо появляется слово, фигурировавшее в качестве названия его предыдущего журнала: «И видя мою неясность и непричинность, председатель обратился со мной ласково и пояснил, будто бы я был у Деспота пьяный в дрезину и повышибал у него все стекла». А затем — персонажу инкриминируется уже отмечавшееся нами неофициальное положение Булгакова как руководителя сатирического приложения к «Гудку»: «И что по сбору добровольного обложения председатель меня не посылал, и зачем я ходил о том никому неизвестно, даже из сельсовета и председателю».