Вернуться к Э.Н. Филатьев. Тайна булгаковского «Мастера...»

Загадочный Аллилуя

Домовый комитет в «Зойкиной квартире» возглавляет персонаж, которого Булгаков назвал Анисимом Зотиковичем Аллилуей.

Аллилуя — герой малосимпатичный. Он взяточник и доносчик. Зато постоянно твердит о том, насколько важен и ответственен занимаемый им пост:

«АЛЛИЛУЯ. В домкоме всё как на ладони. Домком — око недреманное... Мы одним глазом спим, а другим видим. На то и поставлены».

Аллилуя денно и нощно следит за каждым обитателем вверенного ему дома, с гордостью заявляя:

«АЛЛИЛУЯ. У меня ключи от всех квартир».

Когда же над ним нависает угроза ареста, он без всякого смущения начинает козырять своим пролетарским происхождением:

«АЛЛИЛУЯ. Товарищи, принимая во внимание моё происхождение, темноту и невежество, как наследие царского режима...»

А вот какие данные выдаёт на председателя домкома картотека МУРа:

«Аллилуя Анисим Зотикович, сорока двух лет. Председатель с девятьсот двадцать второго года. Женат. Изменяет. Банковских счетов нету. Выпивает. Шатен...»

Хранится в муровском архиве и фотоснимок, о котором сказано:

«Фотография двадцать второго года — Аллилуя говорит речь в домкоме о международном положении».

Кто из тогдашнего советского руководства послужил прототипом для этого героя? Чью «маску» носит домкомовский председатель?

Был в кремлёвском «домкоме» человек, получивший свою ответственную должность в том же году, что и Аллилуя, — Иосиф Сталин. Генеральным секретарём партии он стал именно в 1922-м. И именно сорока двух лет от роду. И речей о международном положении в ту пору им было произнесено немало.

Фамилия жены генсека была Аллилуева. В 20-х годах мало кто знал об этом. Булгакову этот факт биографии вождя был хорошо известен. И писатель не преминул им воспользоваться.

Впрочем, очень скоро обстоятельства резко изменились. Оказалось, что автор «Зойкиной квартиры», выражаясь его же собственными словами...

«...вторгся в такую область, в которую вторгаться не полагалось».

(«Жизнь господина де Мольера»)

Вот почему, переделывая в 30-х годах «Зойкину квартиру» для парижской сцены, Михаил Афанасьевич потребовал в письме брату Николаю:

«Первое, что следует сделать, и это важно, — заменить фамилию Аллилуя фамилией Портупея».

Был и вовсе нейтральный вариант — Перпетуя, что лишний раз свидетельствует о том, как усиленно драматург «заметал следы», поскольку понял: настали времена, когда упоминание всуе имени генерального секретаря грозит большими неприятностями. От переводчицы «Зойкиной квартиры» М. Рейнгардт Булгаков настойчиво потребовал (в письме от 31 июля 1934 года):

«Слова "Сталин" у меня нигде нет, и я прошу вычеркнуть его...»

В середине 20-х годов до «опасных времён» было ещё далеко. И поэтому в финале пьесы арестом всех её героев Булгаков как бы давал совет, как следует поступить и со всеми их прототипами. Это была невероятнейшая дерзость, отважиться на которую мог далеко не каждый.

Один из первых вариантов «Зойкиной квартиры» (Аллилуя называл её «змеиная квартира») заканчивался репликой её главной героини:

«ЗОЯ. Прощай, прощай, моя квартира!»

Фраза из четырёх слов, и половина из них начинается с буквы «п», так похожей на виселицу! Типично булгаковский финал!

К величайшему счастью для Булгакова, его дерзких намёков, переходивших все и всяческие границы дозволенного, литературные церберы тех лет не заметили. И всё то время, пока «Зойкина квартира» была в репертуаре вахтанговцев, спектакль шёл с неизменным аншлагом, публика валила на него валом.

Тем временем год 1926-й подходил к концу. Несмотря на мрачные пророчества, он оказался для Булгакова весьма плодотворным. Дважды повторенное «роковое» число «13» принесло ему беспрецедентную удачу, если не сказать, грандиозный успех! Как будет сказано в «Жизни господина де Мольера»:

«Солнце бродячего комедианта явно поднималось. Впереди начинала мерещиться громаднейшая карьера...»

И пусть большевистская инквизиция рьяно раздувала огонь в своих ни на минуту не угасавших кострах! Неугомонный драматург, в глазах которого то и дело вспыхивала лукавая усмешка, вновь подлил масла в огонь, сочинив — назло инквизиторам! — новую пьесу про белую гвардию.