Вернуться к Б.С. Мягков. Родословия Михаила Булгакова

Михаил Булгаков и современность (вместо послесловия)

Над рабочим столом Булгакова висела старинная гравюра, изображающая «лестницу жизни», историю человека от рождения до смерти. Писатель любил эту наивную картинку, ибо она соответствовала его собственному воззрению на судьбу человека: «У каждого возраста — по этой теории — свой «приз жизни». Эти «призы жизни» распределяются по жизненной лестнице — все растут, приближаясь к вершинной ступени, а от вершины спускаются вниз, постепенно сходя на нет», — так он комментировал изображение. Но «лестница жизни» самого Булгакова относительно коротка, хотя и достаточно насыщена разными событиями: радостями, горестями, встречами, триумфами и катастрофами. В его дневнике об этом сказано так: «Запас впечатлений так огромен за день, что свести их можно только обрывками, с мыслью впоследствии систематизировать их. День, как во время Севастопольской обороны, за месяц, месяц — за год». И в таком постоянном напряжении, вечной борьбе прожита вся его удивительная, трагическая, счастливая жизнь. Есть в ней некая тайна, которую еще предстоит разгадать.

Недаром автор «Мастера и Маргариты» много думал и писал о «нелепости судьбы таланта», о «самых странных опасностях на пути таланта...» Ведь на его «лестнице жизни», крутых ее подъемах или спусках, множество самых неожиданных поворотов и странных опасностей, иногда писателю судьба выбрасывала, как он признавался, «билетик-смерть». Булгаков преодолевал и это, утверждая: «в числе погибших быть не желаю». Он небезосновательно считал, что главный «приз» на собственной «лестнице жизни» есть, конечно же, сама жизнь, ее ежедневные уроки, творчество, искания духа, общение с людьми.

Все это так, и все же в биографии Булгакова есть некий центр, то средоточие идей и исканий, к которому все обращено, все тяготеет, где все завершается, куда сходятся все нити. Это роман «Мастер и Маргарита», главная книга писателя. Именно благодаря ей судьба Булгакова являет собой восхождение, все время стремится ввысь, и это упорное стремление обрывает лишь смерть. Автор «Мастера и Маргариты» в конце своей жизни достиг вершины, обрел покой, как и его герой. И поэтому его роман — это своего рода еще и музыкальное произведение; как полагают исследователи, это литературная симфония, поминальная месса, «Реквием» самому себе... Еще в 1923 г. Булгаков записал в дневнике: «Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним — писателем». К роману о Боге и дьяволе он обратился, когда понял, что театр «съел его всего», как он выразился. В пьесах говорили персонажи, авторская идея передавалась через «музыку чувств».

На примере творчества Булгакова может быть разъяснен и такой парадокс: драматург и писатель — понятия разные и весьма далекие (но у Михаила Афанасьевича сочетавшиеся: он говорил, что оба эти «жанра» в нем, «как левая и правая рука пианиста»). Тем не менее драматург — слуга двух господ, театра и литературы, писатель — одинокий охотник, знающий лишь свое дело. За все он платит жизнью, такова цена независимости. Так было и у Булгакова: роман пришел вовремя и спас. «Лестница жизни» писателя продолжалась: в самый свой темный, 1929 год, «год катастрофы», он увидел свет надежды, и литературной, и сугубо личной; и именно в 1929 году происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты» (хотя здесь есть и иные временные рамки и меты), и работа над романом велась тогда же. «Мастер и Маргарита» в жизни Булгакова был тем же, чем был «Реквием» для Моцарта и чем были «Мертвые души» для Гоголя — долгим прощанием и творческим завещанием.

Однако, несмотря на это, не менее верно и то, что веселый и мудрый роман «Мастер и Маргарита» не был написан отшельником, изгоем и аскетом, человеком отчаявшимся и растоптанным. При всем беспощадном реализме и прорывающейся местами глубокой печали, это книга светлая и поэтичная; выраженные в ней вера, любовь и надежда способны развеять любой мрак. Ибо человек здесь не унижен, не растоптан силами зла, он и на дне тоталитарной бездны сумел выстоять, понял и принял жестокую педагогику жизни. Конечно же, это книга прощания с жизнью и людьми, реквием самому себе, и поэтому автор так долго не расставался с нею, не смог завершить окончательно доработанный вариант. Но и грусть Булгакова светла и человечна. Ведь это, в сущности, великий завет Достоевского, всей русской классической литературы от Пушкина до Чехова — «при полном реализме найти в человеке человека». И помочь погибающему, изверившемуся, разрушенному человеку, возродить его к новой жизни. Михаил Булгаков всегда был верен этому завету и в жизни, и в творчестве.

Предки Михаила Булгакова и по отцовской и материнской линии были провинциальными священниками, отец писателя настойчивым трудом выбился в ученую элиту историков церкви, православие было традицией семьи, ее профессионально-интеллектуальной деятельностью и просто исповеданием. Что бы ни происходило со старшим сыном доктора богословия в первые годы после смерти отца и в последующие десятилетия, все это воздвигалось на фундаменте, заложенном в детстве: он уже был невынимаем, как и стальная пружина воли и характера, отлитая и выкованная родителями и близким окружением будущего писателя. Здесь можно представить хронологическую схему отношений Булгакова с наследственной религиозностью: поначалу полное и доверчивое принятие веры отцов, затем — в студенческие годы, под влиянием старших коллег и медицинских занятий, под влиянием дарвинистской биологии — такой типичный для той эпохи отход к атеизму, материализму и позивитизму и, наконец, в зрелые годы писателя — возвращение к вероисповедным ценностям его киевского детства, к каким-то формам религиозности.

Сегодня нет никакой необходимости оспаривать и пересматривать такую схему духовного пути М.А. Булгакова, предложенную в 1980-х гг. М.О. Чудаковой. Но следует, как показывает М.С. Петровский, уточнить и конкретизировать ее. Прежде всего, требует уточнения именно вопрос о формах религиозности писателя, потому что в традиции христианского православия, которым следует Русская Православная Церковь Московского Патриархата, его творчество явным образом не укладывается. Более того — выглядит в них порой вызывающе еретически, не церковно-канонически. В булгаковских рассказах, повестях, пьесах, романах — в романе «Мастер и Маргарита» особо — то промелькнет масонский намек, то антропософский пассаж, то «сатанинская» выходка. Булгаков словно бы нарочно водит читателя в буранном поле противоречий и кружит по сторонам, наталкивая то на миражный пень, то на призрачного волка. В романе же «Мастер и Маргарита» вообще легко находимы если не мотивы, то ноты едва ли не всех европейских верований — от славянского язычества до христианского модерна, от ортодоксального православия до сектантского многоголосия.

Все это идет скорее в булгаковскую картину мира, нежели в характеристику личных религиозных ориентаций писателя. Ответ на вопрос о булгаковской религиозности становится тем вернее, чем он неопределеннее. Судя по свидетельствам близких к писателю людей, он в жизни не соблюдал предустановленную православную обрядовость, не посещал церковь; умирая, испросил для себя гражданского, светского погребения. Да и все его творчество практически подтверждает внецерковность его религиозно-нравственных ориентаций. Они не подразумевают посредничество церкви между человеком и Богом, исключают церковь из отношений между ними, словно бы следуя принципу «третий лишний». В диалоге земного существа Булгаков убирает промежуточные инстанции. В его творчестве вместо общепринятого противопоставления веры и церкви атеизму возникает другое, парадоксальное и личностно-булгаковское: атеизм и Церковь противопоставляются вере. Вместе с тем, вера Булгакова не «чистый деизм», расхожая форма интеллигентской религиозности. Это несомненно какой-то «извод христианства», и пророк из Назарета Иешуа в романном образе — это ценность высочайшего порядка, ценность незаместимая, но и не церковная. Булгаковские герои и персонажи — искренне и горячо верующие — вполне обходятся без церковных литургий, свойственных героям русской прозы XIX — начала XX веков. Булгаковский Бог стоит не только над церквами различных христианских исповеданий, но даже над различием между верующими и безбожниками. Для чрезвычайно важных в художественном мире писателя отношений человека с Божественным началом церковь оказывается как бы «вне игры» и даже на чужой стороне. Изображая церковь или отказываясь от изображения, Булгаков фактически исключает ее из числа своих ценностей: осталась вера как таковая, вера «в чистом виде» и прямой, непосредственный контакт между человеком и Богом. По вере и воздается. Булгаковские персонажи говорят с Господом напрямую, подобно людям Ветхого Завета.

Творчество Михаила Булгакова оказывает колоссальное влияние на современный мир. И не потому только, что его признают гениальным писателем, драматургом. Булгаков был не менее гениальным мыслителем, способным не только правильно оценить самые сложные и запутанные общественно-политические ситуации, но и предвидеть обозримое будущее. Это был человек чести и достоинства, неспособный кривить душой. Если к этому добавить, что он по-настоящему, осмысленно любил Россию, ратовал за сохранение и развитие лучших духовно-культурных традиций русского народа, то станет совершенно понятной его драматическая судьба. Булгаков был своего рода страстотерпцем, страдальцем, мучеником, очень рано понявшим, что России придется испытать грандиозные потрясения. У него было достаточно возможностей после Гражданской войны покинуть свою Родину, но он остался в обескровленной трагичной России, со всей очевидностью осознавая свое ужасное положение. Будучи православным человеком, Булгаков понимал, что сама Россия и русский народ (особенно его интеллигенция) расплачиваются за великие грехи, вольные и невольные. К таким грехам, несомненно, он относил фактическое соучастие (пассивное созерцание) в убийстве царской семьи, в уничтожении миллионов представителей многих национальностей России, в поругании святынь православной веры. Но все же Булгаков не мог себе представить, что наказания, ниспосланные на русскую землю, будут столь тяжелы и продолжительны. В течение двадцати с лишним лет (и каких лет!) он не переставал надеяться на лучшую долю для России, пытался верить в здравомыслие народа и его способность отличить черное от белого, ждал необходимых перемен. Сам вносил в это посильную лепту и... каждый раз разочаровывался: Россия по-прежнему шла, по его мнению, по гибельному, антинациональному пути, и значительная часть народа, сознательно или бессознательно, выбрала этот путь. Постепенно в душе писателя зарождалось и крепло чувство безысходности и отчаяния, которое неизбежно должно было проявиться и в его творчестве. Роман «Мастер и Маргарита» — убедительнейшее тому подтверждение.

Роман «Мастер и Маргарита» останется в истории русской и мировой литературы не только как свидетельство величайшей человеческой стойкости Булгакова-писателя, не только как гимн человеку нравственному — Иешуа Га-Ноцри — и человеку творческому — мастеру, не только как история высокой, всепобеждающей любви Маргариты, но и как памятник городу, где происходят все основные события книги, памятник Москве, куда, как признавался сам писатель, «он приехал, чтобы остаться навсегда». Есть и еще один итог этого удивительного произведения — судьба романа, предсказанная его автором. «...Ваш роман вам принесет еще сюрпризы», — обещает Воланд мастеру, прощаясь с ним после волшебного бала.

Публикация «Мастера и Маргариты» в журнале «Москва», состоявшаяся спустя более четверти века после создания романа (на рубеже 1966—1967 гг.), произвела переворот в отношении к Булгакову тех, кто уже читал «Дьяволиаду» и «Роковые яйца», «Жизнь господина де Мольера», «Белую гвардию» и «Театральный роман». «Мастер и Маргарита» потряс не только души читателей, но и те основы, на которые привычно опирались они в восприятии советской литературы. Для многих впервые открылось, что их понимание природы добра и зла, свободы и несвободы, жизни тела и жизни духа не «единственно верное», — существует иное толкование этих категорий, и, кто знает, быть может, гораздо более глубокое и правильное. В статьях, которые в 1968—1969 гг. появились в ряде журналов и газет, вызвали оживленную полемику в печати, совершился настоящий прорыв к ранее неизвестным граням творчества писателя. Их авторы (В. Лакшин, А. Альтшулер, И. Виноградов, О. Михайлов, П. Палиевский и др.) взволнованно делились с читателями своими впечатлениями, своим потрясением от романа...

Новый взлет интереса к Булгакову начался после 1985 г. на волне происходивших в стране перемен: словно поднялись шлюзы и хлынуло в нашу жизнь все, что было открыто, выстрадано, рождено мыслью писателя. Возвращение его творчества к читателю стало триумфальным. Десятки театров ставили его пьесы. И не одни старые академические театры, в «генетической памяти» которых был записан феноменальный успех «Дней Турбиных», «Зойкиной квартиры», «Багрового острова», но и многочисленные, в том числе и вновь созданные молодежные студии инсценировали прозаические произведения писателя, обращались к его забытым пьесам («Адам и Ева», «Мольер», «Александр Пушкин» и др.). Стремительно рос вал изданий и переизданий его прозы, публиковались ранние фельетоны, черновые редакции и наброски, письма и дневники. Тиражи книг Булгакова и журнальных публикаций давно уже исчисляются миллионами экземпляров. И продолжают расти. И раскупаются практически мгновенно. Значительно увеличился объем исследовательской и мемуарной литературы, ведутся биографические и библиографические изыскания, организуются международные булгаковские чтения и симпозиумы, защищаются кандидатские и докторские диссертации по творчеству писателя, издано более сотни книг и сборников, посвященных его творческому наследию, созданы мультимедийные компьютерные диски, выпущена специальная «Булгаковская энциклопедия», есть ряд тематических сайтов в Интернете (см. «Библиографию русских изданий романа «Мастер и Маргарита» и «Избранную библиографию русских книг и отдельных изданий о жизни и творчестве М.А. Булгакова» в конце книги).

Российская словесность в значительной мере испытала на себе благотворную власть магии слова Михаила Булгакова. Его влияние легко обнаружить в сочинениях многих авторов. И не только молодых. В прозе Б. Окуджавы, Б. Васильева, в социально-фантастических повестях братьев Стругацких. А разве «евангелические» главы в романе В. Тендрякова «Покушение на миражи» и в «Плахе» Ч. Айтматова, сюжеты и сцены в «Альтисте Данилове» В. Орлова и в «Пирамиде» («Мироздание по Дымкову») Л. Леонова могли появиться, не будь на свете «Мастера и Маргариты»? Ведь само обращение к истории Иисуса Христа для оценки и осмысления событий современности впервые предпринято М.А. Булгаковым.

Булгаков нужен любому из нас. Каждая его вещь — это захватывающее чтение, обогащающее и облагораживающее. Его повествование о трагических, темных сторонах человеческого бытия не убивает, а пробуждает душу. Его смех не только веселит, но и заставляет думать. Добро в его произведениях и умиротворяет, и требует действия. А зло рождает не столько ненависть, сколько горечь и сожаление. Все написанное Булгаковым в далеком вроде бы прошлом работает на сегодняшний день и на будущее, его сочинения включены в программы по изучению русской литературы в общеобразовательных школах России, гуманитарных гимназиях, колледжах, вузах.

Нынче мы возвращаемся к естественному человеческому состоянию. Начинаем по-иному, чем еще недавно, мыслить, чувствовать, оценивать суть и смысл своего бытия — индивидуального и общественного. И решительно уходим от того, что внушали нам идеологические пастыри и «опекаемые» ими литература и искусство. Не многие романы, повести, пьесы, написанные, как и булгаковские, 60—80 лет назад, остаются с нами. Булгаков же остается весь, потому что еще тогда видел и понимал то, что открывается нам лишь теперь. И уже одно то, что более чем за полвека опыт его сердца и разума нисколько не устарел, вызывает особое доверие к этому опыту. Опыт писателя нужен нам еще и потому, что обретался он в мужественном преодолении всех испытаний, выпавших на его долю, в том числе и последнего, смертного страдания.

Булгаков от русских классиков, прежде всего от Пушкина, унаследовал благородную правдивость, идейную глубину и гуманизм. А в «Мастере и Маргарите» создал незабываемые, потрясающие образы, укрепляющие веру в идеалы света и добра, к борьбе за победу которых призывали «великие зодчие», как называл Гоголь мастеров отечественной словесности, писателей земли русской. И творческое наследие Михаила Афанасьевича Булгакова мы с гордостью можем причислить к тем несокрушимым «краеугольным камням», тем гранитам, тем фундаментам, на которых создается новое, высокое и величественное здание нашей культуры.

«Рукописи не горят», — заявляет один из главных героев «Мастера и Маргариты», выражая тем самым и авторское кредо. Посмертная судьба Булгакова подтвердила этот неожиданный афоризм-предсказание. И если при жизни писателя вряд ли кому в голову пришло назвать его «классиком», то мы стали свидетелями того, как выросла и укоренилась в истории слава Михаила Булгакова, Мастера на все времена. Про него уверенно можно сказать словами, обращенными к его любимому драматургу Мольеру: «Для его славы ничего не нужно, он нужен для нашей славы». Едва ли не самый издаваемый автор блистательной и не теряющей актуальности прозы, драматург, пьесы и инсценировки которого не сходят с подмостков отечественных театров и многих театров мира (многое экранизировано), чьи произведения переведены на языки народов Европы, Азии, Америки, — Булгаков законно и достойно занял свое место в ряду классиков русской литературы и мировой культуры.

Михаил Афанасьевич Булгаков дорог всем читателям как великий писатель и интересен как человек, воплотивший в своей судьбе достоинство и мужество художника.