Вернуться к Е.Ю. Колышева. Поэтика имени в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

4.7. Великий бал у сатаны

Мир Воланда, открывающийся на великом его балу, служит опровержением «той теории, что по отрезании головы жизнь в человеке прекращается, он превращается в золу и уходит в небытие» (III: 279). Имя каждого из гостей бала отражает историю своей эпохи.

Сцена великого бала у сатаны редакции романа 1937—1938 гг. — «Мастер и Маргарита» — содержала большее количество имен, в дальнейшем — в машинописи 1938 года — значительно сократившееся. Так, здесь звучало имя Калиостро:

«— Не правда ли, светлейшая королева, граф Алессандро Феникс, очень, очень понравился.

— Калиостро, — вдунули в ухо Маргарите» (Ф. 562, к. 7, ед. 11, с. 779). В тетради с материалами к роману 1938—1939 гг. запись:

«Калиостро 1743—1795 родился в Палермо граф Александр Иосиф Бальзамо Калиостро-Фоникс» (Ф. 562, к. 8, ед. 1, с. 35). Действительное имя Калиостро Булгаков преобразует.

Здесь упоминается имя маркизы де Бренвиллье (Ф. 562, к. 7, ед. 11, с. 784). В окончательной редакции романа фигурирует лишь титул «маркиза». В указанной редакции содержатся также имена: Паганини, господин Казанова, Чингис-Хан, князь Потемкин: «высокий, обрюзгший — князь Потемкин. Да, тот самый, ее любовник» (Ф. 562, к. 7, ед. 11, с. 787). В окончательной редакции романа Коровьев восклицает: «— Я в восхищении, князь!» (III: 272). Не титул ли это Потемкина?

Некоторые имена, сохраненные Булгаковым в окончательной редакции главы «Великий бал у сатаны», отличаются от предшествовавших им вариантов. Так, например, господин Жак, первым являющийся на бал, в редакции 1937—1938 гг. именовался господин Жак Ле-Кер: «— Господин Жак Ле-Кер с супругой, — сквозь зубы у уха Маргариты зашептал Коровьев, — интереснейший и милейший человек. Убежденный фальшивомонетчик, государственный изменник, недурной алхимик. В 1450-м году прославился тем, что ухитрился отравить королевскую любовницу» (Там же: с. 773). Граф Роберт именовался граф Роберт Лейчестер: «— Граф Роберт Лейчестер... По-прежнему интересен... Здесь история несколько иная. Этот был любовником королевы, но не французской, а английской и отравил свою жену» (Там же: с. 774—775). Б.В. Соколов обратил внимание на то, что оба исторических персонажа — Жак ле Кер и граф Роберт Дэдли Лейчестер — в действительности не были казнены, обвинения против них не имели реальной почвы, в романе Булгакова «мнимое преступление превратилось в действительное» (Соколов 1996: 143). Преобразование имени сопровождает преобразование судьбы.

Наименование госпожи Тофаны сложилось в истории романа изначально, но обладало несколько другим написанием: «— Госпожа Тоффана! Бокал шампанского..., — ласково говорила Маргарита, помогая хромой подняться с колена и в то же время всматриваясь в плаксиво улыбающегося ее спутника» (Ф. 562, к. 7, ед. 11, с. 778). В рабочей тетради 1938—1939 гг. есть запись: «Аква Тофана» (Ф. 562, к. 8, ед. 1, с. 39). Это — название яда, статья о котором содержится в словаре Брокгауза и Ефрона, где приводятся и другие варианты того же наименования: «Аква тофана, или тоффана, также Акветта ди Наполи, ди Перуджия или делля Тоффа» (Энциклопедический словарь, т. 1, 1890: 278). Написание имени героини через две буквы «ф» соответствовало второму варианту слова — «тоффана» — и названию Тоффа.

В редакции 1937—1938 гг. фигурировала не только фамилия госпожи Минкиной, но и имя и отчество: «Минкина. Ах, хороша! Не правда ли, королева, она красива... Излишне нервна... зачем же было жечь лицо горничной щипцами и вырывать мясо... Впрочем... Настасья Федоровна! Бокал шампанского...» (Ф. 562, к. 7, ед. 11, с. 784—785), — повторяющие наименование реального исторического лица, сведения о котором содержатся в статье словаря Брокгауза и Ефрона «Минкина (Настасья Федоровна)» (Энциклопедический словарь, т. 19, 1896: 374).

Таким образом, в работе Булгакова над именами гостей бала прослеживается следующая тенденция: образы и наименования утрачивают детали. Булгаков сохраняет лишь очертания реальных лиц, оставляя их в романном пространстве безымянными (например, маркиза, князь) или намекая на имя реального лица (например, граф Роберт, господин Жак). Эту особенность наименований гостей бала Л.М. Яновская объясняет следующим образом: «Впоследствии, лишенные конкретных имен, дат и подробностей, они станут загадочней, туманней, неопределенней» (Яновская 1991: 187). В романе «Мастер и Маргарита» создан вневременный мир Воланда, где по отрезании головы продолжается жизнь.

Последними в ряду гостей звучат имена Калигулы, Мессалины и Скуратова: «Ни Гай Кесарь Калигула, ни Мессалина уже не заинтересовали Маргариту, как не заинтересовал ни один из королей, герцогов, кавалеров, самоубийц, отравительниц, висельников и сводниц, тюремщиков и шулеров, палачей, доносчиков, изменников, безумцев, сыщиков, растлителей. Все их имена спутались в голове, лица слепились в одну громадную лепешку, и только одно мучительно сидело в памяти лицо, окаймленное действительно огненной бородой, лицо Малюты Скуратова» (III: 275). Каждое из этих трех имен можно назвать символом. «Имена Калигулы и Мессалины стали нарицательными для обозначения жестоких сластолюбцев» (Соколов 1996: 148). В словаре Брокгауза и Ефрона в статье «Скуратов» сообщается: «Память о Малюте С. и его злодеяниях сохранилась в народных песнях и даже самое его имя стало нарицательным названием злодея» (Энциклопедический словарь, т. 30, 1900: 276). Вероятно, именно в силу своей символичности эти имена замыкают собой ряд наименований, прозвучавших на балу грешников.

По сравнению с именами Мессалина и Малюта Скуратов, написание имени Калигулы является отличным от предшествовавшего ему варианта. В редакции 1937—1938 гг. имя выглядело так: Гай-Цезарь-Калигула (Ф. 562, к. 7, ед. 11, с. 789). В машинописи 1938 г. оформляется окончательная форма имени: Гай Кесарь Калигула (Ф. 562, к. 8, ед. 3, л. 343). Вероятно, изменение написания имени связано со следующим фактом. Написание слов ранних редакций романа «центурия», «Цезарея» Булгаков затем изменил на «кентурия», «Кесария» (Яновская 1983: 231). Наименование Гай Кесарь Калигула оформляется как соответствующее по звучанию именам и названиям реалий древности, предстающей в ершалаимских главах.