Вернуться к В.В. Соловьев. Переплетённые судьбы и «Ревизоры» Гоголя, Булгакова и Каростина

От автора

Дорогой Читатель! В апреле 2009-го года широко отмечалось 200-летие со дня рождения великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя. В связи с этим важным культурным событием я взял на себя смелость ввергнуть Вас в некое путешествие во времени, с перескоками из 19-го в 20-е и 21-е столетия и назад, в необычный исторический детектив, навеянный открывшимися в моих счастливых исследованиях известными и неизвестными фактами жизни и творчества как самого Н.В. Гоголя, так и его талантливых интерпретаторов — писателя с мировым именем Михаила Афанасьевича Булгакова и мало кому известного его друга, талантливейшего кинорежиссёра Михаила Степановича Каростина.

Идею написать эту книгу подала мне Мариэтта Омаровна Чудакова (и она же единственный раз вмешалась в мой текст, убрав все эпитеты, которыми я заслуженно, по моему разумению, окружил её имя). Узнав о том, что я 18 лет (несмотря на огромную разницу в возрасте — 42 года) дружил с Михаилом Степановичем Каростиным, этой «живой историей» российского кино и театра, и что у меня дома «прописано» его уникальное «наследство», Мариэтта Омаровна буквально заставила меня взяться за перо.

«Наследство» — это переплетённая годовая подшивка сатирического журнала «Искра» за 1861-й год, с рисованными карикатурами, которая была настольной книгой деда и отца

Михаила Афанасьевича Булгакова и затем его самого. И вот эту семейную реликвию, сопроводив её удивительной надписью, Михаил Афанасьевич подарил своему другу и соавтору киносценария «Чрезвычайное происшествие, или Ревизор (по Гоголю)». А Каростин в 1999-м году завещал передать её автору читаемой Вами книжки. Выслушав мой рассказ, Мариэтта Омаровна предложила мне ответить прежде всего на вопрос, чем же стал «Ревизор» в судьбе обоих Михаилов.

Написать книгу о Михаиле Степановиче Каростине, «великомученике кинематографа», несправедливо забытом, я задумал сразу же после обретения подшивки «Искры» со столь необычным автографом Булгакова. Я прочитал несколько компиляций, содержащих оскорбительные для памяти Каростина небылицы и ошибки, и жаждая правдиво рассказать об этом человеке, одарившем меня вместе с дружбой такими знаниями, что не поделиться ими с ныне живущими — грех.

Откровения Каростина и магическая сила прочитанной мною от корки до корки подшивки журнала, хранившейся у Булгакова, на страницах которой разбросаны и поныне узнаваемые многие типажи гоголевских героев, побудили меня и Гоголя перечитать, и заглянуть в книги, посвящённые самому Булгакову, с тем, чтобы обнаружить «отпечатки» влияния великого Гоголя на судьбу и творчество и Булгакова, и Каростина.

И, наконец, ощущаемый мною тайный «призыв» великого Гоголя в канун его 200-летия заставил меня обнаружить в хрестоматийных его произведениях нечто новое, мистическое, и извлечь из глубин домашнего архива давно записанные мною, потомственным калужанином, чужие воспоминания о временном проживании Гоголя в Калуге и на Полотняном Заводе — гончаровском имении.

До сих пор ещё живо и популярно в городе сравнение красавицы Калуги с Константинополем, данное Гоголем в пору его пребывания в ней. Гоголя помнит и калужский Каменный мост, в одной из лавок на котором он купил себе новую шляпу, а потом позабыл её в другой лавке, к восторгу её владельца. Скромный обелиск в бывшем калужском Загородном саду рядом с теперь не существующей губернаторской дачей напоминает нам о том, что на этой даче молодой Гоголь, влюблённый в прекрасную губернаторшу Александру Осиповну Смирнову-Россет, работал здесь над «Мёртвыми душами» и с волнением читал свежие куски поэмы возлюбленной, красота которой была воспета ранее его другом Пушкиным.

Размышляя на склоне лет о самом себе, я стал понимать, что точно так же, как некая «чёрная дыра» во Вселенной втягивает в себя проплывающую рядом компанию космических тел, всю мою жизнь я почему-то притягиваю и жадно поглощаю плывущую на меня отовсюду таинственную информацию о судьбах других людей.

Занимаясь в 70-х годах историей Гончаровых и Полотняного Завода, я набрёл на великолепного калужского старца Ивана Павловича Николаева, который заведовал когда-то гончаровской бесплатной библиотекой-читальней, а с 1910-го года стал близким человеком (и чтецом книг и газет) для слепнувшей легендарной русской женщины, первой среди «слабого пола» окончившей Сорбоннский университет. Речь идёт о Екатерине Дмитриевне Гончаровой — племяннице Натальи Николаевны Пушкиной.

Она-то и поведала ему, а он — мне, о том, как в 1849-м году, летом, во время жуткой грозы, под балкон гончаровского дома в Полотняном Заводе, проезжая в имение Бегичево, заскочила губернаторская карета, из которой вышли губернатор Николай Михайлович Смирнов, его супруга Александра Осиповна и Гоголь. Как рассказывала Екатерина Дмитриевна (в то время 8-летняя девочка), в доме поднялся переполох, наскоро одетый хозяин дома Дмитрий Николаевич Гончаров «арестовал» высоких гостей на весь вечер и всю ночь и закатил на радостях пирушку. А рано утром Гоголь вышел побродить по аллеям прекрасного полотнянозаводского парка, где за 15 лет до того, в августе 1834-го года, ежеутренне хаживал его великий современник Александр Сергеевич Пушкин, подаривший, кстати, Гоголю сюжет «Ревизора». Что за мысли, что за воспоминания бередили тогда ум и душу Николая Васильевича!..

Господи! Я только что вспомнил! А ведь и Михаил Степанович Каростин рассказывал мне о том, что он неоднократно приезжал в Калугу, откуда родом была его первая жена. В 1929-м вместе с Алексеем Дмитриевичем Поповым снимал он здесь кинокомедию «Крупная неприятность», название которой и сюжет задорно перекликались с гоголевским «Ревизором», а титры к фильму весной следующего года сочинил сам Михаил Михайлович Зощенко. Каростин приезжал в Калугу и позже, через полвека, в возрасте 85-ти лет, когда мы вместе с ним обсуждали, как снять в калужском Музее космонавтики экспонаты, посвящённые Сергею Павловичу Королеву, для документальной картины о нём, создаваемой под эгидой Центрнаучфильма...

Был ли Булгаков в Калуге, доподлинно не знаю, но что-то подсказывает мне, что в 30-е годы, во время путешествий его в Киев из Москвы и обратно, должно было что-то заманить его в этот мистический город, полный живых и «мёртвых» душ.

В Киев же меня самого судьба заносила трижды: в 1971-м, в 1984-м и в 2008-м...

В 1971-м году это была организованная туристическая поездка с экскурсией по городу. В 1984-м году, в октябре, была чудесная командировка от Минлеспрома СССР, задачи которой я достаточно быстро выполнил.

Но преуспел я тогда и в визитах личного плана. Во-первых, мне было назначено там свидание с потомственной графиней Марией Вячеславовной Капнист, которая летом того же года в Калуге, где мы и познакомились, снималась в известной кинокартине Александра Майорова и Кира Булычёва «Шанс». Свидание было назначено во время её отъезда из Калуги в Киев, на станции Калуга-2, куда ночью на машине мы сопроводили её вместе с незабвенным Виктором Павловичем Павловым, популярнейшим артистом. Под грохот проносившихся мимо станции товарных поездов очаровательная Мария Вячеславовна наизусть продекламировала на мой магнитофон «Оду на рабство» её многострадального предка, графа Василия Васильевича Капниста: за написание сей оды он сослан был в Сибирь Екатериной Великой, а затем спасён Гаврилой Романовичем Державиным, заступившимся за друга-поэта перед всесильной, вспыльчивой, но и отходчивой императрицей.

А свидание с Марией Вячеславовной в Киеве позволило мне записать её дивные и страшные рассказы о том, как её, маленькую девочку, в Петербурге ещё до революции шоколадкой подкупал дядя Шаляпин в обмен на её молчание о том, что он приходил в гости к её маме; и ещё рассказ о том, как её расстреливали в 1926-м году, но пуля прошла мимо сердца, «подарив» ей, оставшейся в живых, 25 лет жизни в концлагерях, из которых 16 лет она провела на нарах рядом с гражданской женой адмирала Колчака, Анной Васильевной Тимирёвой; и о том, как она среди ночи, когда её могли в клочья разорвать овчарки или застрелить охранники, пробралась в лазарет, на ощупь сорвала там цветок и вложила в руку умирающего в советском плену японского генерала, чем позволила ему отойти в мир иной достойно, как и подобает настоящему самураю... (Господи, успею ли я опубликовать невероятные её рассказы?)

А ещё мне было назначено свидание с великим украинцем, автором труда «Происхождение Руси и славян», учёным химиком и физиком, бывшим атомщиком Александром Павловичем Знойко, с которым я до встречи состоял в переписке. Это он рассказал мне о зафиксированном в норвежских хрониках факте массового поселения и расселения руссов в Скандинавии в третьем веке нашей эры, после чего все угро-финны до сих пор зовут шведов «роутси», а, значит, так называемая «норманнская теория» происхождения русского государства лопается как мыльный пузырь.

Свидание же с Киевом в 2008-м году, в июне, было для меня уже прямо-таки «родственным»! Я только что впервые побывал в Крыму по приглашению двоюродной сестры Лидии Барышниковой, разыскавшей меня через 54 года после нашей последней встречи в Калуге, и случилось это благодаря передаче Игоря Кваши «Жди меня» (хвала ему и благодарность!)

Крым обворожил меня, кузина и её семья — тоже, а русская община в Симферополе во главе с Владимиром Германовичем Блиновым командировала меня, бывшего секретаря и представителя правнука поэта (Г.Г. ПушкинаВ.С.), выступить в пушкинские дни в Симферополе, Бахчисарае, Гурзуфе, Ялте, Севастополе. Трофей мой чудный из Гурзуфа — «пушкинский кипарисик», отпрыск того, что каждое утро целовал когда-то Александр Сергеевич, — ныне мужает и крепнет на моём окне.

На обратном пути в Москву я заехал в Киев, где впервые встретился с двоюродным братом моей жены, Сергеем Константиновичем Пигаревым, которым был очарован (лег 40 тому назад он и моя жена потеряли друг друга из-за перемены адресов).

И уж, конечно, заехав в Киев, я посетил Музей Булгакова на Андреевском спуске и его сотрудников. За два года до этого визита я отправлял в музей по факсу копию страницы «Искры» с автографом М.А. Булгакова, но не получил никакого ответа. Однако меня приняли как родного, и милейшая Татьяна Абрамовна Рогозовская сообщила мне, что у них есть фильм 1990-го года режиссёра Серых, где изображены булгаковская подшивка с тем самым автографом и живой Михаил Степанович Каростин.

Татьяна Абрамовна привезла мне в августе 2008-го в Москву оцифрованную копию фильма «Киевские сны Булгакова», в котором я увидел уникальные съёмки 95-летнего, обладавшего до конца дней блестящей памятью Михаила Степановича, талантливо рассказывающего о давней дружбе и сотрудничестве с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым в процессе создании киносценария «Ревизора». Я слышал этот рассказ от самого Каростина, когда он был жив, неоднократно. Спасибо Вам, дорогая Татьяна Абрамовна, за нежданное «воскрешение» моего дорогого друга!

К счастью, сохранилась часть моих магнитофонных записей с рассказами Каростина, а тут ещё этот великолепный фильм! Стимулов к работе над книгой стало более чем достаточно.

С Мариэттой Омаровной Чудаковой мы впервые увиделись в июле 1997-го года на сороковинах нашего общего друга Булата Окуджавы, в его московской квартире, что в Безбожном переулке. Когда в 2005-м году вышли «Киноведческие записки» с моей статьёй о М.С. Каростине и фильме «Крупная неприятность», она была сопровождена прекрасной статьёй Мариэтты Омаровны, подтверждающей подлинность авторства М.М. Зощенко в работе над титрами фильма.

И вот, в последнем месяце 2008-го года, на встрече с Мариэттой Омаровной в моём обиталище, за столом под портретом Оптинского старца — православного святого Амвросия кисти Д.М. Болотова — решилась моя «писучая судьба»: Мариэтта Омаровна обязала меня немедленно сесть за книгу. Писать с подробностями. Сроки писания малые, и пусть проклятый «крысис» и внезапные больницы бессовестно крадут время на её написание, но — надо!

Я старался, как мог. Не судите строго. Если что-то покажется лишним, снисходительно пропустите.

Итак, книга сия родилась. Как и положено, при родах присутствовали и занимались воспоможением «повивальные бабки» в лице обаятельных Мариэтты Омаровны Чудаковой и Инны Омаровны Мишиной (её сестры), Галины Адольфовны Волиной и персонала Музея Булгакова в Москве. Своеобразным «булгаковским консультантом» родов стал Ромуальд Ромуальдович Крылов-Иодко, шеф культуры Центра Москвы. И уж настоящим «роддомом» книги стало издательство родного мне МГУЛа (никак не привыкну к этой новой аббревиатуре, означающей «Московский государственный университет леса», который прежде именовался «Лестехом» и МЛТИ, где я когда-то созревал в качестве лесоинженера, а вызрел незнамо во что. МГУЛом ныне правит сын уважаемого мной, ныне покойного Георгия Ивановича Санаева, с коим мне посчастливилось сотрудничать в Калуге во ВНИИКИТУ, и бывший ректор МЛТИ Александр Николаевич Обливин, который всё знал о моих жутких акробатических проказах на Мостовском лесоучастке 1958-го года, где я, заканчивая производственную практику, оставил чёрные от сажи отпечатки своих ступней, шедшие от входной двери по потолку прямо к трубе печки. Ну чем не гоголевский сюжет о нечистой силе, гуляющей по потолку? Я был не только пощажён им, но через годы стал живой легендой «Лестеха» в области изобретательства чудес.

В издательстве МГУЛа я обнаружил, кроме моего близкого друга и соученика Александра Николаевича Полищука, ослепительных красавиц Светлану Анатольевну Рыженкову и Ольгу Владимировну Шамарину, которые профессионально организовали рождение книги.

Всем выше перечисленным, а также и моей супруге Ирине Васильевне Пигаревой, которая помогла мне, «ветерану московских реанимаций и капельниц», выжить, дожить и натворить добрых дел, кланяюсь в пояс и посылаю свои самые сердечные благодарности и пожелания крепкого здоровья, счастья и благополучия!

Ваш Владимир Владимирович Соловьёв.

Москва, Калуга, Киев.

Февраль—июль 2009-го года.