Дом

Дом, домашний очаг — один из сквозных символов романа. Понятие дома, семьи как опоры, защищающей человека от внешнего мира, привитое с детства дружной и многолюдной булгаковской семьей, проходит через все творчество писателя. Дом воплощает ту норму жизни, которая была грубо нарушена социальным катаклизмом 1917 года, по которой Булгаков всегда тосковал и которую он силился восстановить хотя бы в личном быте. (Вспомним строки из его письма к матери вскоре после переезда в Москву, где он первое время жил буквально впроголодь: «Пишу все это еще с той целью, чтобы показать, в каких условиях мне приходится осуществлять свою idée fixe. А заключается она в том, чтоб в 3 года восстановить норму — квартиру, одежду, пищу и книги. Удастся ли — увидим».) Не случайно в интерьерах квартир, где позднее селился Булгаков, мы видим старинные кресла, бюро, канделябры — тот самый антиквариат, который сейчас стоит колоссальных денег, а в те времена приобретался на барахолках за копейки.

Гармонизирующая роль дома особенно очевидна в «Белой гвардии». В «Мастере и Маргарите» актуализована скорее трагедия отсутствия дома, «бездомности».

Киев. Дом по Андреевскому спуску, 13, где Булгаковы жили в 1906—1919 годах

Лишь на краткий период жизни — он вынесен в предысторию сюжета — Мастер оказывается в подвале, который воплощает для него уют домашнего очага (см. статью «Подвал»). Дальнейшая судьба Мастера связана с пребыванием в застенках «одного из московских учреждений» (это тоже в предыстории) и с клиникой Стравинского, где Мастер лишен даже имени и фигурирует как номер 118. Это заведение сам Мастер называет «домом скорби».

Лишь как мираж, в потусторонней жизни маячит уготованный Мастеру «вечный дом», данный ему «в награду»: «Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше, — говорит ему Маргарита. — Вот твой дом. Вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах...» Знаменательно, что даже этот потусторонний дом Булгаков наградил зримыми приметами, милыми ему в реальной жизни: свечи (Булгаков сам иногда работал при свечах), венецианское окно, вьющийся виноград... (Однако нельзя не отметить и указанное Л. Яновской еще одно прочтение понятия «вечный дом». В сочинении Н.К. Маккавейского «Археология истории страданий Господа Иисуса Христа», которым пользовался Булгаков при работе над романом, говорится, что «"вечный дом", часто употреблявшееся у евреев название для гробниц».)

Семья Булгаковых на даче в Буче. 1903

Нет дома и у героя романа Мастера Иешуа Га-Ноцри («У меня нет постоянного жилища. Я путешествую из города в город», — говорит он на допросе.)

Но в каком-то смысле лишен дома и Пилат: он ненавидит Ершалаим, чувствует себя неуютно в роскошном, но чужом Иродовом дворце и ностальгически вспоминает Кесарию Стратонову («Верите ли, это бредовое сооружение Ирода, — прокуратор махнул рукой вдоль колоннады, так что стало ясно, что он говорит о дворце, — положительно сводит меня с ума. Я не могу ночевать в нем. Мир не знал более странной архитектуры!»).

Бюро в квартире М. Булгакова на Большой Пироговской

Бездомность Иванушки уже подчеркнута его псевдонимом, лишь в Эпилоге, став Иваном Николаевичем Поныревым, он обрел и дом и жену.

Не случайно Маргарита, желая отомстить критику Латунскому, громит его квартиру — его дом, — но с ужасом отвергает предложение кота и Азазелло разделаться с самим человеком. Для нее разрушенного дома достаточно.

Подвал Мастера в Мансуровском переулке