А.П. Романенко. Семиотический портрет советского человека у Булгакова

Под семиотическим портретом литературного персонажа понимается его знаковая выраженность. Все детали портрета (внешность, костюм, манеры, поведение, речь и пр.) наделены характеризующими значениями, без которых эти детали становятся избыточными и ненужными. Некоторые из значений приобретают символические коннотации, которые можно назвать ключевыми знаками. Эти знаки могут иметь семиотическую природу, но в тексте они, разумеется, представлены вербально (если не считать изобразительных иллюстраций, музыкальных вставок и т. п.).

В статье речь идет не о конкретном персонаже, а об обобщенном образе нового (для старой интеллигенции и для Булгакова) или советского человека.

Булгаков внимательно всматривался в этого нового человека, пришедшего на смену представителям старой элитарной («буржуазной») культуры. Его интерес был окрашен иронией и даже сарказмом, так как «новизна» советского человека представлялась писателю сомнительной, а вернее, внешней. Внутренне же люди остались теми же, с теми же, что и прежде, добродетелями и пороками. Об этом говорит Воланд, наблюдая за посетителями Варьете. В Собачьем сердце выведен новый человек — Полиграф Полиграфович Шариков, внутренне оставшийся, несмотря на новую внешность и имя, Климом Чугункиным с добавлением некоторых черт дворняги Шарика. Похожее представление о новом человеке находим, кстати, у М. Зощенко.

Портрет советского человека в текстах Булгакова представлен на языковом уровне ключевыми словами¹. Ключевые слова характеризуются символическим значением, дополнительным по отношению к основному, и бывают, по крайней мере, двух типов. Первый тип — слова, представленные в тексте эксплицитно, явно, как некие знаковые ярлыки. Они находятся «на поверхности» текста и легко опознаются реципиентом. Признаки таких слов были описаны Т.В. Шмелевой, назвавшей их ключевыми словами текущего момента (КСТМ)².

Ключевые слова второго типа представлены в тексте имплицитно, и они, как правило, не замечаются реципиентом. Эти слова как бы прячут символический компонент своего значения, они «мелькают» и кажутся обычными словами. По нашему мнению, их можно назвать архетипическими ключевыми словами³. Они не повторяют набор признаков КСТМ, хотя и имеют с ними много общего. Выделяются они путем многократного чтения текста, как бы «выходя наружу» из его глубины.

В текстах Булгакова представлены оба типа ключевых слов. Здесь обратим внимание только на ключевые слова, используемые для создания семиотического портрета советского человека, и более подробно остановимся на характеристике архетипических ключевых слов.

Ключевые слова первого типа давно были замечены и писателями — современниками Булгакова, и исследователями как слова, представляющие и символизирующие новый советский быт, культуру. Например, это детали костюма: кожаная куртка Швондера, рванина мимикрирующих Бегемота и Коровьева. Речевые детали — это возвратная форма «извиняюсь» вместо невозвратных; канцелярит Швондера или Квасцова-Коровьева и самые необыкновенные аббревиатуры (Главспимат, МАССОЛИТ, Главрыба и пр.); обращение «товарищ»; десемантизированные слова, например, «контрреволюция» (Шариков о театре: «Да дурака валяние... Разговаривают, разговаривают... Контрреволюция одна!»). Детали поведения: классовая ненависть — обличение Коровьевым иностранцев (в разговоре с Босым и в Торгсине), обличение Иваном Рюхина («кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария») и т. п. Это слова и выражения, прямо характеризующие советскую жизнь, называющие новые реалии.

Архетипические ключевые слова называют реалии, существовавшие и до советской действительности, но чрезвычайно активизировавшиеся в ней. Поэтому в текстах Булгакова они довольно частотны. По нашему мнению, можно выделить, по крайней мере, три таких слова: «портфель», «кепка», «подштанники» (варианты: «кальсоны», «белье»). Можно, в принципе, ограничиться Дьяволиадой, так как там представлены все ключевые слова, но для достоверности здесь рассмотрена вся сатирическая проза, а также черновики. Рассмотрим, символические коннотации их значений.

В ключевом слове «портфель» можно выделить следующие коннотации.

1) Власть, дающая право внедряться в жизнь окружающих:

Аллилуя. Ах ты! Ты кому же это говоришь, сообрази. Ты видишь, я с портфелем? Значит, [лицо] должностное, неприкосновенное. Я всюду могу проникнуть⁴.

Три года люди в серых шинелях и черных пальто, объеденных молью, и девицы с портфелями и в дождевых брезентовых плащах рвались в квартиру, как пехота на проволочные заграждения, и ни черта не добились. [...] Ровно через полчаса последовала очередная атака. [...] Двое были в сером, один в черном с рыжим портфелем (Московские сцены, т. 2, с. 291).

Шесть комнат остались у Николая Иваныча. Приходили и с портфелями, и без портфелей и ушли ни с чем (Москва 20-х годов, т. 2, с. 444).

Человек этот не расклеивал никаких афиш, а, зажав под мышкою портфель, прямо направился в клуб и спросил председателя правления. [...] — Так-с, — задумчиво сказал портфель, — а я вам тут бумажку привез, товарищ, что вы увольняетесь из заведующих клубом (Говорящая собака, т. 2, с. 431—432).

Здесь ключевое слово дается даже в метонимическом употреблении. В восприятии героев романа портфель это также символ власти, вызывающий разные эмоции — уважения (Иван) и презрения (Маргарита):

Трамвай проехал по Бронной. На задней площадке стоял Пилат, в плаще и сандалиях, держал в руках портфель⁵.

Ей повезло в смысле шутки. Немедленно хлопнула дверь, ведущая в сад особняка, и на кирпичной дорожке появился добрый знакомый Николай Иванович, проживающий в верхнем этаже. Он возвращался с портфелем под мышкой. Чувствуя, что продолжает кипеть, Маргарита Николаевна окликнула его:

— Здравствуйте, Николай Иванович!

Николай Иванович ничего не ответил, прикипев на дорожке к месту.

— Вы болван, Николай Иванович, — продолжала Маргарита, — скучный тип. И портфель у вас какой-то истасканный...⁶

2) Высокий (государственный) статус, вызывающий уважение (не всегда искреннее) окружающих:

Последним на ходу вскакивает некто с портфелем. Физиономия настолько озабоченная, портфель настолько внушительный, взгляды настолько сосредоточенные, что сразу видно — не простой смертный, а выставочный (Золотистый город, т. 2, с. 346).

Шарик уподобляет надетый на него ошейник портфелю, так как на собаку уважаемого жильца швейцар смотрит с уважением, а дворовые собаки с завистью и ненавистью:

Федор-швейцар собственноручно отпер переднюю дверь и впустил Шарика, Зине он при этом заметил:

— Ишь каким лохматым обзавелся Филипп Филиппович! И удивительно жирный.

— Еще бы! За шестерых лопает! — пояснила румяная и красивая от морозу Зина.

«Ошейник все равно что портфель», — сострил мысленно пес и, виляя задом, проследовал в бельэтаж, как барин.

Оценив ошейник по достоинству, пес сделал первый визит в главное отделение рая, куда до сих пор вход ему был категорически воспрещен, именно — в царство поварихи Дарьи Петровны (Собачье сердце, т. 2, с. 149).

3) Орудие защиты (Римский) или нападения (Варенуха-вампир):

Вцепившись в портфель влажными, холодными руками, финдиректор чувствовал, что, если еще немного продлится этот шорох в скважине, он не выдержит и пронзительно закричит (Мастер и Маргарита, т. 5, с. 149).

Он поднялся с кресла (то же сделал и финдиректор) и отступил от стола на шаг, сжимая в руках портфель. [...]

Римский слабо вскрикнул, прислонился к стене и портфель выставил вперед, как щит (Мастер и Маргарита, т. 5, с. 153—154).

Утрата портфеля — падение человека:

Черный человек внезапно побледнел, уронил портфель и стал падать набок... (Собачье сердце, т. 2, с. 207).

4) Средство отвлечения от неприятностей, положительная эмоция:

Чтобы забыться, развлечь себя, он решил заняться бумагами. Портфель он взял за угол, подвез к себе и вынул пачку документов⁷.

5) И, наконец, это ключевое слово, употребляемое несколько раз в одном отрывке, служит, кроме прочего, комическим средством:

Он кинулся к комоду, с грохотом вытащил ящик, а из него портфель, бессвязно при этом вскрикивая:

— Вот контракт... переводчик-гад подбросил... Коровьев... в пенсне!

Он открыл портфель, глянул в него, сунул в него руку, посинел лицом и уронил портфель в борщ. В портфеле ничего не было... (Мастер и Маргарита, т. 5, с. 101).

Таким образом, ключевое слово «портфель» — символ власти, официоза, канцеляризации жизни.

Ключевое слово «кепка» имеет другие коннотации, указывающие на демократизацию людей и их облика. Слово «кепка», в отличие от «кепи», квалифицируется в толковом словаре под редакцией Д.Н. Ушакова, вышедшем в конце 1930-х годов, как разговорное. Основные коннотации значения связаны со стилистической сниженностью, демократизацией советских людей (кепка противопоставлена «буржуазным» шляпам, картузам и пр.), распространенностью этого головного убора, свидетельствующей и о своеобразной моде (некоторую роль здесь, по-видимому, сыграла и кепка вождя).

1) В Записках на манжетах автор демонстрирует знаковый символический характер кепки: «На голове у меня кепка. Цилиндр мой я с голодухи на базар снес» (т. 1, с. 487).

Демократизм, пролетарская простота вышучивается обликом Бегемота:

Швейцар выпучил глаза, и было отчего: никакого кота у ног гражданина уже не оказалось, а из-за плеча его вместо этого уже высовывался и порывался в магазин толстяк в рваной кепке, действительно, немного смахивающий рожей на кота (Мастер и Маргарита, т. 5, с. 337).

2) Распространенность кепки, ее символическая коннотация «непременной принадлежности облика советского человека» показывается глазами Маргариты:

Под Маргаритой плыли крыши троллейбусов, автобусов и легковых машин, по тротуарам, сколько хватало глаз, плыли кепки, миллионы кепок, как показалось Маргарите. В кепочной реке вскипали изредка водоворотики. От реки отделялись ручейки кепок и вливались в огненные пасти универмагов и выливались из них. [...] Маргарита подумала, прицелилась, снизилась и на тихом ходу сняла с двух голов две кепки и бросила на мостовую. Первый, лишившись кепки, ахнул, повернулся в свою очередь прицелился, сделал плачущее лицо и ударил по уху шедшего за ним какого-то молодого человека⁸.

О значимости этого слова свидетельствует также метонимическое, как и в случае с «портфелем», его употребление: «Потная молодая личность в кепке все ставила по три копейки...». Далее метонимия: «кепка» (34), «кепочка» (5), «кепкины глаза», «кепкины руки»⁹.

Ключевое слово «подштанники» (варианты: «кальсоны», «белье») совмещает в своем значении коннотации современной власти человека из демократических масс и стилистическую сниженность вплоть до комической неприглядности и недопустимости гражданского обличия. Такая противоречивость способствует созданию комического эффекта.

1) Властные коннотации находим в Дьяволиаде, где один из главных персонажей носит имя Кальсонер (а одна из героинь называет его «подштанниками лысыми»). Он — человек с портфелем и в кепке — издает следующее распоряжение:

Главспимат сообщает запятая что всем машинисткам и вообще женщинам своевременно будут выданы солдатские кальсоны точка (Дьяволиада, т. 2, с. 13).

Квартирная власть человека пролетарского происхождения, который делает невыносимой жизнь соседям «происхождения сомнительного» и которому можно все: громко ругаться матом, пить самогон, буйствовать, играть на гармонике и т. д.:

Клянусь всем, что у меня есть святого, каждый раз, как я сажусь писать о Москве, проклятый образ Василия Ивановича стоит передо мною в углу. Кошмар в пиджаке и полосатых подштанниках заслонил мне солнце! Я упираюсь лбом в каменную стену, и Василий Иванович надо мной как крышка гроба (Москва 20-х годов, т. 2, с. 439).

2) Подштанники — непременная часть костюма, без брюк, но в подштанниках можно бежать за жалованьем:

Железнодорожник выскочил из теплой постели, и, топоча тапками в пол, завыл, как бесноватый:

— Где подштанники?! Марья, где мои подштанники?.. Ой, жалованье, Марья... Подштанники... Уедут!! [...]

— Зажигай свет! — стонал железнодорожник. — Ой, Марьюшка, зажигай, сквозь землю подштанники провалились!! [...]

— Свистит! — орал, как одержимый, железнодорожник, натягивая полосатые кальсоны. — Свистит, проклятый, ой, скорей!!¹⁰

3) Подштанники не только необходимы, они входят в перечень заветных мечтаний советского обывателя:

Затем события закрутились в сладостном тумане. Ежиков, сидя на диване, целовал мадам Мухину и излагал Илье Семеновичу свои желания. Оказалось, что он желает золотые часы, ехать в Крым, фиолетовые кальсоны, зернистую икру, идти на Аиду, бюст Льва Толстого, ковер, охотничье ружье, три комнаты с кухней, автомобиль... (Серия ноль шесть № 0660243, т. 2, с. 371—372).

4) Иван Бездомный в погоне за Воландом, то есть совершая нормальные для советского человека действия, оказывается в подштанниках, хотя это и противоречит общепринятым нормам гражданского общежития:

Он был бос, в разодранной беловатой толстовке, к коей на груди английской булавкой была приколота бумажная иконка со стершимся изображением неизвестного святого, и в полосатых белых кальсонах (Мастер и Маргарита, т. 5, с. 63).

— Ты видел, что он в подштанниках? — холодно спрашивал пират.

— Дв ведь, Арчибальд Арчибальдович, — труся, отвечал швейцар, — как же я могу их не допустить, если они — член МАССОЛИТа?

— Ты видел, что он в подштанниках? — повторял пират.

— Помилуйте, Арчибальд Арчибальдович, — багровея, говорил швейцар, — что же я могу поделать? Я сам понимаю, на веранде дамы сидят...

— Дамы здесь ни при чем, дамам это все равно, — отвечал пират, буквально сжигая швейцара глазами, — а это милиции не все равно! Человек в белье может следовать по улицам Москвы только в одном случае, если он идет в сопровождении милиции, и только в одно место — в отделение милиции! (Мастер и Маргарита, т. 5, с. 65).

— На каком основании я опять буду здесь? — тревожно спросил Иван.

Стравинский как будто ждал этого вопроса, немедленно уселся и заговорил:

— На том основании, что, как только вы явитесь в кальсонах в милицию и скажете, что виделись с человеком, лично знавшим Понтия Пилата, — вас моментально привезут сюда, и вы снова окажетесь в этой же самой комнате.

— При чем тут кальсоны? — растерянно оглядываясь, спросил Иван.

— Главным образом Понтий Пилат. Но и кальсоны также. Ведь казенное же белье мы с вас снимем и выдадим вам ваше одеяние. А доставлены вы были к нам в кальсонах (Мастер и Маргарита, т. 5, с. 91).

5) И, наконец, подштанники — символ крайней степени распущенности и безобразия:

Степа разлепил склеенные веки и увидел, что отражается в трюмо в виде человека с торчащими в разные стороны волосами, с опухшей, покрытой черной щетиною физиономией, с заплывшими глазами, в грязной сорочке с воротником и галстуком, в кальсонах и в носках (Мастер и Маргарита, т. 5, с. 77).

Степа открыл рот и в трюмо оказался в виде двойника своего и в полном безобразии. Волосы торчали во все стороны, глаза были заплывшие, щеки, поросшие черной щетиной, в подштанниках, в рубахе и в носках¹¹.

Чрезвычайно важной чертой рассматриваемых ключевых слов является их способность сочетаться в разных комбинациях, приводящая к нагнетанию семантического символизма.

Кепка и подштанники:

Распоряжались порядком верховые в кепках, с красными нарукавниками — повязками. Двух видел — у обоих из-под задравшихся брюк торчат завязки подштанников¹².

Этот пример важен, так как изображены представители власти.

И тотчас неизвестный человек свалился как бы с потолка в залу. Был он в одних подштанниках и рубашке, явно поднятый с теплой постели, почему-то с кепкой на голове и с чемоданом в руках¹³.

— Куда ж тебя черт несет в одних подштанниках? — провизжала Аннушка, ухватившись за затылок. Человек в одном белье, с чемоданом в руках и в кепке, с закрытыми глазами ответил Аннушке диким сонным голосом:

— Колонка! Купорос! Одна побелка чего стоила. — И, заплакав, рявкнул: — Вон! (Мастер и Маргарита, т. 5, с. 286).

Кепка и портфель:

Знакомый боров, сдвинув кепку на затылок, пристроился к плетенке с провизией и уписывал бутерброды с семгой. Он жевал, но с драгоценным своим портфелем не расставался¹⁴.

Тогда Варенуха оставил телефон, нахлобучил кепку, схватил портфель и через боковой выход устремился в летний сад...¹⁵

Портфель и подштанники:

Фиелло жарил миндаль, и двое в багровом столбе пламени пили водку. Один был в безукоризненном фрачном одеянии, а другой в одних подштанниках и носках.

Через минуту к пьющим присоединился боров, но голая девчонка украла у него из-под мышки портфель, и боров, недопив стопки, взревев, кинулся отнимать¹⁶.

Проанализированные ключевые слова, с помощью которых Булгаков создал свой сатирический босяцко-канцелярский портрет «нового», советского человека, представляют собой не случайный ряд, но систему, увиденную писателем. Разумеется, эти ключевые слова не исчерпывают полностью образ советского человека (даже в понимании Булгакова), но образуют некий символический каркас: кепка — подштанники — портфель + кстм.

Исходя из литературы вопроса и приведенных примеров, можно предположить, что любое знаковое произведение, понимаемое как текст, содержит в себе эксплицитно и имплицитно выраженные знаки, обладающие символическими коннотациями, в силу чего эти знаки становятся ключевыми для понимания и интерпретации текста.

Примечания

Андрей Петрович Романенко — доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и методики его преподавания Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.

1. «КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА — слова и обороты, наиболее важные для смысла текста в целом, опорные слова текста, без которых он невозможен» (Т.В. Матвеева, Полный словарь лингвистических терминов, Ростов-на-Дону 2010, с. 145).

2. Т.В. Шмелева, Ключевые слова текущего момента, «Colleqium» 1993, № 1.

3. А.П. Романенко, Советская словесная культура: образ ритора, Москва 2003; В.Н. Яшин, Архетипические ключевые слова отечественной политической речи (советский и постсоветский периоды), Saarbrücken 2011.

4. М.А. Булгаков, Зойкина квартира, в кн.: он же, Собрание сочинений. В пяти томах, т. 3, Москва 1992, с. 79. Далее в скобках указывается: заглавие, том и страницы данного издания.

5. М.А. Булгаков, «Великий канцлер»: Черновые редакции романа «Мастер и Маргарита», Москва 1992, с. 241.

6. Там же, с. 144.

7. Там же, с. 94.

8. Там же, с. 343—344.

9. М.А. Булгаков, Таракан, в кн.: он же, Похождения Чичикова: Повести, рассказы, фельетоны, очерки 1919—1924 гг., Москва 1990, с. 290—294.

10. М.А. Булгаков, Желанный платило, в кн.: он же, Похождения Чичикова..., с. 581.

11. М.А. Булгаков, «Великий канцлер»..., с. 54.

12. М.А. Булгаков, Под пятой: Мой дневник, Москва 1990, с. 25.

13. М.А. Булгаков, «Великий канцлер»..., с. 158.

14. Там же, с. 147.

15. Там же, с. 279.

16. Там же, с. 150.