Вернуться к Ли На. Миф о Москве в «московской трилогии» М.А. Булгакова («Дьяволиада», «Роковые яйца», «Собачье сердце»)

§ 3. Петербург и петербургский текст русской литературы

Существование и взгляды человека определяются местом его рождения и проживания. Жизнь мифологического человека определяется сущностью его жилища, селения, города. Пейзаж городов переходит здесь в географию мифа. Появление городов обуславливается следствием различных социальных, экономических и политических причин. Современные города представляют собой различный архитектурный, стилевой хаос, проявляющийся в технической культуре. «Феномен города имел метафизическое, мистическое, трансцендентное содержание»1. «Город представлял собой идеальное сакральное пространство внутри профанного мира хаоса... Каждый город имел свою мифологию, свою сакральную тайну»2. «Основание мифа города — представление о нем. Всякий большой город формирует свое лицо, создает представление столь мощное, что никому не приходит в голову оспорить его»3.

Каждый крупный город и тем более — столица имеет свой миф, который находит выражение в художественной литературе. Миф о Париже сформировался в романах В. Гюго, Э. Сю, Стендаля, Бальзака, в творчестве поэтов Бодлера, Верлена, Рембо и других авторов вплоть до Мишеля Уэльбека и Фредерика Бегбедера. Лондонский миф опирается прежде всего на романы Диккенса, а также произведения Конан Дойля, Агаты Кристи и других писателей, таких как Питер Акройд. Взятые вместе, эти произведения образуют парижский текст французской литературы и лондонский текст английской литературы соответственно.

Помимо этого, существует также более широкое явление — парижский и лондонский текст мировой литературы, составной частью которого являются и многие образцы литературы русской — романы Тургенева, Толстого, Достоевского и других.

Главными опорами петербургского мифа являются поэма «Медный всадник» Пушкина, петербургские повести Гоголя, романы «Петербургские трущобы» Крестовского, «Преступление и наказание» Достоевского, а также «Война и мир» и «Анна Каренина» Толстого.

Тема Петербурга необыкновенно важна для русской литературы. Изначально петербургский миф представлял собой совокупность преданий и легенд, связанных с основанием Петербурга, образом города и пророчеством о его неизбежной гибели. В 1845 году в статье «Петербург и Москва» В.Г. Белинский писал: «О Петербурге привыкли думать, как о городе, построенном даже не на болоте, а чуть ли не на воздухе. Многие не шутя уверяют, что это город без исторической святыни, без преданий, без связи с родною страною, город, построенный на сваях и на расчете»4. Образ Петербурга в русской культуре является особым историко-культурным феноменом.

Понятие «Петербургский текст» впервые выдвинул в начале 70-х гг. академик В.Н. Топоров. По мнению В.Н. Топорова, «начало Петербургскому тексту было положено на рубеже 20—30-х годов XIX века Пушкиным», подхвачено петербургскими повестями и фельетонами Гоголя (1835—1842). Позднее свое развитие он получил в петербургских романах Достоевского. В начале XX века существенную роль в формировании петербургского текста сыграли произведения Ахматовой, Гумилева, Мандельштама, Блока и Андрея Белого. Чуть позже — Замятина, Пильняка, Зощенко, Каверина и др.

В.Н. Топоров рассматривает Петербургский текст как «некий синтетический сверхтекст, с которым связываются высшие смыслы и цели. Только через этот текст Петербург совершает прорыв в сферу символического и провиденциального»5. Город в Петербургском тексте — некая высшая реальность, обладающая символико-мифологической природой.

Историю и трансформацию петербургского мифа подробно проследил Л.К. Долгополов в работах «Миф о Петербурге и его преобразование в начале века» (1977) и «Андрей Белый и его роман «Петербург»» (1988).

С точки зрения Долгополова, миф о Петербурге развивался в двух основных вариантах. «Первый вариант мифа создавался в письменной литературе, в официальном художественном творчестве; второй — в народных сказаниях и староверческих пророчествах, в неофициальном устном творчестве, не имевшем выхода в литературу и получившем известность много времени спустя. И в том и в другом варианте Петербург лишен каких бы то ни было конкретных и исторических черт. Он — символ, воплощение идеи; в первом случае это идея реализовавшегося добра и всеобщего блага, во втором — идея зла и всеобщего вреда»6.

«Хронологически первым возник как будто фольклорный вариант мифа»7, основная идея которого — неминуемое исчезновение города.

«В эти же примерно годы в письменной литературе, похвальных словах и речах создается совершенно иной образ Петербурга — города военной и государственной мощи, олицетворения новой России, под гром побед входящей в состав европейских государств. Одним из первых (в 1715 году) таким изобразил Петербург Феофан Прокопович, воспевший «величество и велелепие» города, охарактеризовавший его как «место престолу царскому» и «новоцарствующий граде Петров»8. Так формировался образ Петербурга как парадного и пышного города, великой имперской столицы.

В своих исследованиях Долгополов пишет, что «Петербург у Сумарокова — благословенный город, «убежище покою», «северный Рим. С его основанием для России наступает золотой век — эпоха всеобщей радости и блаженства. Близко к Сумарокову воспринимали город и Тредиаковский, Ломоносов, М. Муравьев, Державин и др.»9; в «Медном всаднике» Пушкин соединил обе стороны города и противопоставил друг другу — «одна величественная и величавая, другая роковая и трагическая — город как мрачный, роковой, губительный символ»10. Фантастическим и фантасмагорическим предстает город в «петербургских повестях» Гоголя, стихотворениях Некрасова, романах Достоевского»11; «Петербург в романе Белого — роковой, мистический город, губительно действующий на человека»12.

Долгополов отмечал, что «для русской литературы тема Петра и Петербурга стала совершенной особой темой, не имевшей прямых аналогий ни в одной из европейских литератур. В сознании писателей XIX века Петербург стал средоточием не только особенностей, но и противоречий русского исторического развития в новое время. <...> Тема Петербурга позволила герою русской литературы выявить прежде всего себя, выявить особенности своего психического склада и своей социальной принадлежности с такой глубиной и контрастностью, каких не было бы, если бы в жизнь России не вошла петербургская проблема»13.

По мнению исследователя, Петербург Достоевского — город исключительно буржуазно-деловой, не истинно русский, готовый погубить любую «пламенную мечту». Этот город лишен одухотворенности и поэтичности.

Развитие мифа привело к тому, что он расширил на рубеже XIX—XX веков свои границы, перестал быть мифом об отдельном городе: «Петербург вырос в представлении писателей этого времени в символ всемирно-исторического значения, стал границей между двумя мирами, чего не было ни в XIX, ни в XVIII веках»14; «Важнейшая особенность и поэтики и стилистики романа Белого заключается в том, что все проблемы ставятся им на материале истории и условий жизни одного только города — Петербурга. <...> Он осмысляет историю Петербурга с точки зрения действия мистических и роковых сил, во власти которых она находится. Петербург в романе — не столько реальный и исторически достоверный город, сколько город — символ, обозначающий некие губительные и чужеродные начала, вошедшие в организм народной России. Испытание историей, которого не выдерживают герои Достоевского, под пером Белого окончательно становится испытанием Петербургом»15; «Продолжая Белого, Блок доводит миф о Петербурге до времени социалистической революции. Оба поэта видят миссию России и ее будущее в возрождении исконно национальных черт внутреннего мира русского человека»16.

По мнению ученого, к началу XX века петербургский миф полностью оформился и «с наступлением новой эпохи, он уже исчерпал себя»17. Однако в советский период миф пережил сложную трансформацию и продолжил активно развиваться и в постсоветский период.

Примечания

1. Телегин С.М. Миф и Бытие. — М.: Компания Спутник+, 2006. С. 238.

2. Там же. С. 238—239.

3. Там же. С. 239.

4. Белинский В.Г. «Петербург и Москва» // Москва — Петербург: pro et contra. Диалог культур в истории национального самосознания. Издательство Русского Христианского гуманитарного института. СПб., 2000. С. 193.

5. Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы. Избранные труды. СПб. Искусство-СПБ. 2003. С. 23.

6. Долгополов Л.К. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX — начала XX века. — Л.: Сов. Писатель, 1985. С. 151.

7. Там же.

8. Там же. С. 153—154.

9. Там же. С. 154.

10. Там же. С. 155—156.

11. Там же. С. 158.

12. Там же.

13. Там же. С. 161.

14. Там же. С. 175.

15. Там же. С. 180.

16. Там же. С. 191.

17. Там же. С. 194.