Антропософия пришла в Россию на готовое или, как в случае Андрея Белого, Россия пришла в антропософию с готовым. Антропософия дала символизму то, чего ему не хватало: социальность и историчность, а также то, в чем символизм не нуждался: организацию и организатора.
«Отсюда невыразимо оригинальна его позиция как «ДУХОВНОГО УЧИТЕЛЯ»; он первый в истории тип «ДУХОВНОГО ВОДИТЕЛЯ»»1. Каковым Духовным Водителем «объяснимы и углубляемы по-новому теория электронов, Бор, само строение материи»2.
Кто Сей, проливающий свет на строение электрона? Кто, не будучи Бором и физиком, провозгласил атом бесконечным, а строение материи понимал как никто? Скажете — Ленин? Как бы не так! — Доктор Штейнер, отныне и до конца следующей страницы — только он!
«Вскрываются детские болезни развития; показывается, какие опасности грозят обществу, если болезни не будут ликвидированы»3.
«...в связи с Вольтом вскрылись впервые разные антропософские партии; в связи с ним он поднял вопрос о точной установке проблем пола; в ряде обсуждений горячо заклеймил уклон «ВОЛЬТИЗМА», могущий ютиться под флагом антропософии»4.
«...тут прежде всего выступает «ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ», организатор-практик, создавший в несколько лет из ничтожной кучки огромное движение, насчитывающее тысячи»5.
«Иногда разговор зацеплялся: «А знаете, что говорит Планк в своей последней книге?» Тут назвал заглавие книги: «Вы ее запишите: у Планка преинтересная мысль!»»6.
«Сколько просто плохих статей написано «УЧЕНИКАМИ» лишь оттого, что они начинают от цитаты Штейнера: один затанцевал от «КАЧЕСТВА, ОПРЕДЕЛЯЮЩЕГО КОЛИЧЕСТВО», договорился до несообразности столь же абстрактной, как и те, которые отправлялись от «КОЛИЧЕСТВА, ОПРЕДЕЛЯЮЩЕГО КАЧЕСТВО», потому что в целом контекста «КАЧЕСТВО И КОЛИЧЕСТВО ДАНЫ... В ВОСПРИЯТИИ», что — все меняет»7.
Нетрудно видеть, что не только антропософия пришла на готовое — ср. «Материя есть реальность, данная нам в ощущении».
Все цитаты взяты из драгоценных «Воспоминаний о Штейнере», принадлежащих Андрею Белому (ему же принадлежит и орфография). Написанные за три недели 1929 года, эти воспоминания представляют собой краткий курс истории антропософии, задуманный как оправдательный документ, в виду начавшихся уже «исчезновений» русских антропософов. Чтобы показать изначальную близость идей антропософии большевизму, Белый максимально приближает антропософскую символику к языку власти. Истина же, однако, в том, что ему не пришлось особенно напрягаться: язык власти был во многом порождением символизма и антропософии. Власти не только большевистской и не только русской:
««Херр Бугаев — бунтует!» — «А? — Только-то!» И тут попадись под руку любой «фюрер» или «фюрерша» движения, — им не поздоровилось бы»8.
«Фюрер Движения»! А на дворе, заметим, только 29-ый год.
Связь между Духовным Водителем и Вождем Нового типа («Корифей Всех Наук»), между культом культуры (антропософия) и культурой культа («реальность, данная в ощущениях») настолько очевидна для Белого, что он простодушно демонстрирует другую сторону образа Вождя и Учителя — театральную и игровую.
«В нем жил и великий актер. «АКТЕР» — это требует оговорки... Когда я говорю «АКТЕР», я разумею не жизнь, а сцену.
Он был бы великим СПЕЦОМ театрального искусства, если бы смолоду он пошел на сцену... В этом-то специфическом смысле называю я его великим актером: не в переносном, а в прямом»9.
(Источник приведенного пассажа — историческая фраза: «Какой великий актер умирает!» — Нерон, Рим, пожар).
«Удивительный режиссер жизни связан был с «доктором»; деятельность режиссера есть деятельность координирующая, как деятельность дирижера; доктор — был еще более удивительным ДИРИЖЕРОМ в самом широком смысле: дирижером предприятий, возникающих в обществе»10.
«Когда я говорю «РОЛЬ», «ГРИМ», — я говорю намеренно скромно; «ТЕОСОФЫ» поставили бы вместо слова «РОЛЬ» — «ИНКАРНАЦИЯ»; вместо же слова «ГРИМ» — «ОГРОМНАЯ ДУХОВНАЯ АУРА»»11.
«Разумеется, — это была игра высшего, я сказал бы «БОЖЕСТВЕННОГО» порядка»12.
«И потому-то в КОНТАКТЕ моих воспоминаний о Дорнахе в первую голову лежит узнание о докторе, КАК РЕЖИССЕРЕ*.
Он любил СЦЕНУ; и он — знал сцену... Он... стоял на сцене, отирая платком испарину: «Зо Мусс Ман Шпилен» («Так надо играть»), кажется, вырвалось у него. Это была уже не в потенциальном смысле игра «великого артиста», а в совершенно реальном. На другой день я сказал доктору: «Херр доктор, — вчера я вас некоторое время ненавидел, когда вы были чертом»»13.
Примечания
*. Язык был взаимообратим: власть описывалась языком сцены, сцена разговаривала на языке власти — например, В.Э. Мейерхольд в статье «Смерть вождя», посвященной памяти Е.Б. Вахтангова, приводит замечательную цитату из К.С. Станиславского: «Режиссера подготовить не так трудно, но как найти вождя?»14.
1. А. Белый. «Воспоминания о Штейнере» (Подг. текста, предисловие и прим. Ф. Козлика). Paris, «La Presse Libre», 1982, стр. 18 (далее: «Воспоминания о Штейнере»).
2. «Воспоминания о Штейнере», стр. 19.
3. «Воспоминания о Штейнере», стр. 38.
4. «Воспоминания о Штейнере», стр. 33.
5. «Воспоминания о Штейнере», стр. 16.
6. «Воспоминания о Штейнере», стр. 80.
7. «Воспоминания о Штейнере», стр. 154—155.
8. «Воспоминания о Штейнере», стр. 283.
9. «Воспоминания о Штейнере», стр. 70—71.
10. «Воспоминания о Штейнере», стр. 100.
11. «Воспоминания о Штейнере», стр. 115—116.
12. «Воспоминания о Штейнере», стр. 118.
13. «Воспоминания о Штейнере», стр. 252, 256.
14. Мейерхольд, стр. 49—50.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |