Вернуться к О.З. Кандауров. Евангелие от Михаила

Глава 10. Вести из Ялты

Аркан 10.

Наименование: Колесо Фортуны.

Буква евр. алф.: י Иод.

Иероглиф: Указующий перст.

Числовое значение: 10.

Гностический символяриум: Царство Божие; Порядок (Космос); Удача, Везение, Успех, Фортуна; Перст Судьбы; Момент Истины.

Графические символы: Две пентаграммы; Кабалистическое древо; Десть (десять); Гексаграмма в квадрате.

Астральный знак: Дева.

Развитие темы Весов 8-го аркана. Связанность на Земле воедино Добра и Зла, послушания и своеволия; покинутости и помощи Высших Сил, победы и поражения.

Орденское описание. К Колесу Фортуны привязаны на противоположных концах диаметра два символических существа: Германубис (Кинокефал) — олицетворение добра и Тифон (Апоп) — олицетворение зла. Вращение колеса в ту или другую сторону приводит к повышению одного из антагонистов и автоматически к понижению другого. Взаимосвязь добра и зла манифестирована в 10-ом аркане с абсолютной внятностью.

Сфинкс наверху Колеса символизирует Судьбу, карающий меч в его лапах-руках — меч Немезиды — идентичен Булгаковским иглам, обильно рассеянным по всем произведениям. Две половины колёсного балансира эквивалентны Колоннам Справедливости (Строгости) и Милосердия (Милости) Кабалистического древа, вилка, в которую вмонтировано Колесо, в этом случае является Колонной Равновесия. Восьмеричная «роза ветров» внутри Колеса вместе с двумя персонажами образуют полноту декадности, являющуюся сутью арканной идеограммы. В углах картинки изображены мифологические животные (включая человека) — символы четырёх стихий и четырёх евангелистов. Одна пара перекрещивающихся диаметров внутри колеса содержит на концах слово TARO, другая — Тетраграмматон. Вращение Колеса меняет позицию и надпись, давая разные варианты прочтения текста-концепта.

Одни едут на этом Колесе, по другим оно, давя, проезжает. Сходство с колесом трамвая при этом особенно выразительно.

Аркан заявляет о неустойчивом равновесии земной структуры — эту мысль Гёте выразил так: Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день идёт за них на бой.

Десятая глава построена Булгаковым на ускользающих «исходных данных», изменчивости обстоятельств и коловращении всего и вся в пространстве повествования.

Финдиректор Римский и администратор Варьете Варенуха разыскивают «как сквозь землю провалившегося» директора заведения Стёпу Лиходеева, обзванивая, телеграфируя и посылая курьеров во все мыслимые и немыслимые точки Москвы и области, где он мог «запропаститься». Дело подогревает объявленный сеанс чёрной магии «профессора Воланда» и неслыханный в связи с этим аншлаг.

Мрачный пессимист Римский, чья фамилия, перекликаясь с пять раз прозвучавшим в Пятой главе словом «Колизей», вызывает в памяти выражение «ров львиный», с которым он оказывается в родстве благодаря своему отчеству. Финдиректор постоянно к тому же чертыхается, чуя, старый лис, недоброе.

Наоборот, холерический оптимист Варьенуха («А ну-ха, девушки!») деятелен, суетлив и задирист: лжёт по телефону домогальщикам, юлит и уклоняется от ответственности, словом, министр ада.

Напряжённое и всё более заволакивающееся мглой недоумения ожидание Стёпы неожиданно прорезается сверхмолнией из Ялты, где обнаружился «самозванец», называвший себя директором Варьете. Слова, присланные ялтинским угрозыском, звучат как угрозы «храму эстрады», и Варенуха шлёт отповедь в качестве алаверды.

Не прошло и часа, как удар молнии постиг их снова, на этот раз молнии шаровой, прочтя её, финдиректор и администратор выкатили друг на друга шары и так и застыли в позах финальной сцены «Ревизора». Телеграмма гласила: «Умоляю верить брошен Ялту гипнозом Воланда молнируйте угрозыску подтверждение личности Лиходеев». Выйдя из немоты, стали вспоминать немца, да получалась всё какая-то — чепуха, чепуха, чепуха, — заверещал Варенуха. Чёрт — в третий раз мрачно припечатал Римский. Позвонили чёрту. Никто, кроме Шуберта, на звонок не отозвался. — Не снизошли.

И тут в третий раз вдарила молния.

Она оказалась фотоподтверждением почерка и подписи Лиходеева, несмотря на то, как потрясённо выдохнул Варенуха, что «этого не может быть». Это-то «не может» при сличении оказалось подлинной правдой. Твёрдые материалистические мозги сослуживцев мгновенно вдавило в жидкий пластилин невероятного, тем не менее не только очевидного, но и осязоидного.

В четвёртый раз гильотиной падает поисковое чёрт в кащеевом умозрении финдиректора. Как ни пытался «чахнущий над златом» увязать взлохмаченные происшествием факты, концы с концами не сходились — хоть убей! Данные стояли врастопыр и сводили с ума...

В этот момент в свинцовых небесах директорской вновь сверкнула молния. Это уже Римский прорубил тьму неизвестности озарением и мгновенно собранным из всей этой ахинеи пакетом-посланием в ТУДА, где должны разобраться (тудее некуда). Варенуха был снаряжён в качестве молниеносца. Уже в дверях он вновь столкнулся с почтальоншей. Две зигзагообразные шпаги скрестились между собой. В руках пришедшей было такое послание: «Спасибо подтверждение срочно пятьсот угрозыск мне завтра вылетаю Москву Лиходеев».

Сластолюбивый Стёпа (пять ему, видите ли, сот!) явно перегибал палку в уже не смешно затянувшейся шутке.

Он с ума сошёл... — слабо сказал Варенуха.» (Ещё бы! Деньги-то какие!)

Но кащей молча потянулся к кассе.

Далее события развивались вихреобразно. Забежав на секунду в свой кабинет, Варенуха получает по телефону первое серьёзное предупреждение от потусторонников-хулиганов. Это его не останавливает: весь организм сопротивляется грубому нажиму наглой неведомой шайки. Однако заскочив по служебной надобности в уборную, он получает в форме рукоприкладства второе серьёзное предупреждение со стороны некоего котообразного толстяка. Внушение происходит при свете молний, хоть и на фоне нужников. Появившийся новый незнакомец — «маленький, но с атлетическими плечами, рыжий как огонь, один глаз с бельмом, рот с клыком» — «благословляет» администратора по другому (варен) уху, после чего Иван Савельевич окончательно расслаб и осовел. Наказание носило, безусловно, космический характер, потому как сразу после второго (громового) удара что-то «грохнуло в небе, и на деревянную крышу уборной обрушился ливень». На робкие возражения Варенуха получает третий, наиболее проникновенный удар, сопровождающийся «пусканием крови» на толстовку, каковая не только спровоцировала заушение с обеих рук в плане общего учения о непротивлении злу насилием, но и удовлетворила постоянно действующее желание пострадать в аспекте квазихристианских поползновений графа.

В грубой форме у Варенухи изымается портфель с неотосланной телеграммой, самого же вкрутую сваренного Варенуху экзаменаторы-мозговправщики волокут в дом № 302-бис, где в 50-й квартире его уже поджидает «совершенно нагая девица — рыжая, с горящими фосфорическими глазами». Холод и полную реальность её прикосновения он ощутил даже сквозь рационалистическую позитивистскую толстовку.

Дай-ка я тебя поцелую, [Данко], — нежно сказала девица, и у самых его глаз оказались сияющие глаза. Тогда Варенуха лишился чувств и поцелуя не ощутил».

Так утратил природную девственность ещё один Иван — в аспекте общего Булгаковского толстоведения в совсем уже «касацком» стиле.