Вернуться к К. Трунин. М. Булгаков. Критика и анализ литературного наследия

Письма 1923—25

В начале 1923 года Михаил надеялся на улучшение ситуации в стране, об этом он писал сестре Вере. А к сестре Надежде обращался с жалобой на опустошённость и одиночество: он болен, всеми брошен, его угнетает ревматизм. В апреле он писал Павлу Садыкеру — директору берлинского издания «Накануне» — касательно проявленного им интереса к публикации «Записок на манжетах». В августе обращался к Юрию Слёзкину — товарищу со времён жительства во Владикавказе — рассказывая, как отправил «Дьяволиаду» на одобрение, и упомянул случай о посещении им Всероссийской выставки национальностей, где знатно поел на двоих, выставив за то счёт изданию «Накануне», заказавшему материал.

В 1924 году Булгаков отправил два письма Петру Зайцеву — работнику издательства «Недра» — в том числе и ныне утраченный текст наиболее полного варианта «Записок на манжетах». Во втором послании он сообщал, что лежит с припадком аппендицита. Обращался и к Илье Кремлёву — писателю — прося вернуть ему рукопись с редакторской оценки. Сохранилось также письмо бытового характера к Надежде. В том числе до нас дошла собственноручно написанная записка, составленная в ожидании Петра Зайцева. Её текст короток: упоминается телефон Вересаева, два раза повторяется слово «туман», задаётся вопрос о существовании загробного мира и выражается надежда получить завтра деньги. Помимо записки, сохранилась малая автобиография, составленная в том же году: родился, учился, ехал в поезде, написал рассказ, предложил в издательство, его приняли и опубликовали, стал сочинять фельетоны и пьесы, начал работать в различных газетах, возненавидел редакторов (ненавидит их до сих пор), «Записки на манжетах» купило немецкое издательство, но не опубликовало, сам он создал крупное произведение «Белая гвардия».

К 1925 году относится первое послание Максимилиану Волошину. Булгаков интересовался мнением о «Белой гвардии». Волошин радовал его, сравнивая ранние творческие изыскания Михаила с аналогичными первыми литературными опытами Достоевского и Толстого. Приглашал Максимилиан Булгакова приехать к нему в Коктебель. Собственно, Михаил и писал ответ с согласием. А через месяц отправил второе письмо, уже с благодарностью за оказанный ему приём. Октябрём датируется послание Василию Лужскому — одному из руководителей МХАТа. Возникла необходимость поставить на сцене «Белую гвардию». Но как? Ежели против выступал непосредственно Луначарский — нарком просвещения — видевший в подготавливаемой к постановке пьесе обывательщину. Казалось бы, когда писателем интересуется одно из главных ответственных лиц в государстве, его положение приобретает особое значение. Но Булгаков не чувствовал своей значимости, потому, когда его пригласили стать участником литературной выставки, он ответствовал во Всероссийский союз писателей, что такого права не заслуживает, за его плечами малое, он готов предоставить текст «Дьяволиады», а собственный портрет придавать огласке не решается.

Следующее послание во Всероссийский союз писателей направлялось в конфликтную комиссию. И с этого момента следует отслеживать последующие бедствия Михаила в плане невозможности контролировать зарубежные издания написанных им произведений. Булгакову отказывались возвращать текст на «Белую гвардию» в закрывшейся газете «Россия». Кроме того, роман стал выходить за границей. Важно понимать, согласия на то он не давал. В дальнейшем Михаил будет безуспешно бороться с нечистыми на руку предпринимателями, совершенно не способный оказать противодействие — уже не только из-за самой «Белой гвардии», но и любого его творчества вообще.

В декабре Михаил писал поздравительное письмо Викентию Вересаеву, радуясь его сорокалетнему юбилею. Он выражал уверенность — пройденный путь не может быть напрасным, книги продолжают жить и будут жить ещё долго.