Вернуться к «Мастер и Маргарита»

Аресты и исчезновения в романе

В тексте романа «Мастер и Маргарита» тема арестов и необъяснимых исчезновений людей возникает постоянно. В 1920-х — 1930-х годах в Советском Союзе власть держалась на терроре. Можно сказать, что в то время многие чувствовали вероятность внезапного ареста, причем в руки «компетентных органов» мог попасть любой человек, вне зависимости от его статуса.

Об аресте речь идет во многих эпизодах романа. Невежественный молодой поэт Иван Бездомный на первых же страницах произведения в разговоре с иностранным профессором предлагает отправить Канта «года на три в Соловки»; роман Мастера о Понтии Пилате начинается с допроса арестованного Иешуа; обеспокоенный появлением подозрительного иностранца Берлиоз спешит к телефону, чтобы сообщить о нем «куда следует», чтобы того арестовали; обезумевший от трагических происшествий на Патриарших Бездомный в клинике для душевнобольных требует «выслать пять мотоциклов с пулеметами для поимки иностранного консультанта».

Далее в романе рассказывается о внезапном исчезновении людей из «нехорошей квартиры» в доме на Садовой, в которой жили Берлиоз и Степа Лиходеев (Анна Францевна, ее домработница Анфиса, безымянный жилец и Беломут с супругой), об аресте Никанора Ивановича Босого, а также якобы донесшего на него Тимофея Квасцова и других членов жилтоварищества (Пролежнева, Пятнажко), об арестованных валютчиках. Арестованы бухгалтер театра Варьете Василий Степанович Ласточкин и даже Чума-Аннушка. Ненадолго были задержаны ставшие жертвами Воланда и его свиты Лиходеев, Варенуха и Римский. Пытаются арестовать самого Воланда и его шайку.

Уже после отъезда Воланда из Москвы «произошло несколько арестов. В числе других задержанными на короткое время оказались: в Ленинграде — граждане Вольман и Вольпер, в Саратове, Киеве и Харькове — трое Володиных, в Казани — Волох, а в Пензе, и уж совсем неизвестно почему, — кандидат химических наук Ветчинкевич. Правда, тот был огромного роста, очень смуглый брюнет. Попались в разных местах, кроме того, девять Коровиных, четыре Коровкина и двое Караваевых. Некоего гражданина сняли с севастопольского поезда связанным на станции Белгород. Гражданин этот вздумал развлечь едущих с ним пассажиров карточными фокусами... Было еще многое, всего не вспомнишь». В Армавире даже арестовали кота.

Упоминается арест некоего ловкача, при помощи обменов фантастически увеличившего свою жилплощадь. Весь роман пропитан атмосферой повального страха и напряженного ожидания пропитан весь роман Булгакова. Мастер в ожидании ареста отдает все свои сбережения своей возлюбленной Маргарите и сжигает рукопись романа. Увидев, что комната Берлиоза опечатана, Степа Лиходеев не сомневается, что Берлиоза арестовали. При этом он с ужасом припоминает какой-то разговор со своим бывшим соседом, который «до печати» был вполне невинным, а «после печати» кажется уже крамольным. Не дождавшись возвращения Варенухи, посланного в «одно из московских учреждений», Римский полагает, что и того арестовали. «Но за что?» Позвонить куда следует и узнать судьбу своего коллеги Римский смертельно боится. В одной из ранних редакций в этом месте есть авторская ремарка: «Когда человек уходит и пропадает, нетрудно догадаться, что случилось с ним».

Сам Мастер, рассказывая в клинике Бездомному историю своей жизни, в том месте, где он переходит на шепот, по всей видимости говорит и о своем аресте: «...гость начал говорить Ивану на ухо так тихо, что то, что он рассказал, стало известно одному поэту только, за исключением первой фразы: — Через четверть часа после того, как она покинула меня, ко мне в окно постучали... То, о чем шептал больной на ухо Ивану, по-видимому, очень волновало его. Судороги то и дело проходили по его лицу. В глазах его плавал и метался страх и ярость...» Одна деталь в его рассказе намекает на то, где был Мастер от «половины октября» до «половины января»: «...ночью, в том же самом пальто, но с оборванными пуговицами, я жался от холода в моем дворике... Холод и страх, ставшие моим постоянным спутником, доводили меня до исступления». Пуговицы на верхней одежде в то время обычно отрезали на Лубянке. Обычно оттуда не возвращались. Но Мастера, вероятно, посчитали сумасшедшим. Единственным спасением для себя Мастер считает теперь пребывание в клинике Стравинского: «...Я вспомнить не могу без дрожи мой роман».

Арест Никанора Ивановича