Вернуться к Персонажи и их прототипы в романе «Белая гвардия»

Василий Иванович Лисович (Василиса)

Тайна и двойственность зыбкого времени выражалась прежде всего в том, что был человек в кресле вовсе не Василий Иванович Лисович, а Василиса... То есть сам-то он называл себя — Лисович, многие люди, с которыми он сталкивался, звали его Василием Ивановичем, но исключительно в упор. За глаза же, в третьем лице, никто не называл инженера иначе, как Василиса. Случилось это потому, что домовладелец с января 1918 года, когда в городе начались уже совершенно явственно чудеса, сменил свой четкий почерк и вместо определенного «В. Лисович», из страха перед какой-то будущей ответственностью, начал в анкетах, справках, удостоверениях, ордерах и карточках писать «Вас. Лис.»

Второстепенным, но ярким образом романа М.А. Булгакова является инженер Василий Иванович Лисович (Василиса) — хозяин дома, в котором Турбины снимают второй этаж. Он достаточно богат, при этом очень скуп, живет с нелюбимой женой Вандой. Прозвище Василиса он получил в 1918 году, когда в стране начались беспорядки. Тогда из страха перед какой-то будущей ответственностью, он начал на всех документах писать «Вас. Лис.» вместо «В. Лисович». После этого многие окружающие за глаза, в третьем лице, стали называть Василиса».

В романе Булгаков сравнивает Лисовича с гоголевским героем Тарасом Бульбой: «В зеленой тени он чистый Тарас Бульба. Усы вниз, пушистые....» Более детальный портрет автор описывает, когда изображает напуганного предстоящим обыском Василису на пороге Турбиных: «волосы с просвечивающей розоватой лысинкой торчали вбок. ...Глаза Василисы были безумны и мутны, как у отравленного». Далее узнаем, что у героя голубые глаза, «круглая фигура». Инженер предпочитает ходить в рубашке и брюках на подтяжках.

Василиса очень жадный, он очень боится за свои сбережения, поэтому, как только узнает о наступлении Петлюры, прячет их в тайнике. Лисович даже во сне видит, как его тайники обнаруживают и просыпается от малейшего шороха. Его осторожность не может уберечь от бандитов, во время обыска забравших все ценности Лисовичей.

Предполагаемый прототип

По мнению многих исследователей творчества Булгакова прототипом Василия Ивановича Лисовича стал известный киевский архитектор Василий Павлович Листовничий, домовладелец, у которого семья Булгаковых снимала часть дома по адресу Андреевский спуск, 13 в Киеве.

Василий Павлович Листовничий (1876—1919) — русский архитектор, гражданский инженер. Листовничий происходил из семьи купцов первой гильдии выходцев из Черниговской губернии. Листовничий окончил Киевское реальное училище, затем Институт гражданских инженеров в Санкт-Петербурге. В 1901 году 25-летний Листовничий женился на 38-летней Ядвиге Викторовне Крынской — представительнице старого польского дворянского рода. В 1909 году Листовничий купил Дом Турбиных, и еще три дома, которые вместе составили усадьбу. В доме на верхнем этаже жила семья Булгаковых. Листовничий начал активно перестраивать усадьбу, завел во дворе конюшню, каретный сарай, держал пару лошадей. Его активность вызывала неудовольствие жильцов, особенно Михаила Булгакова.

В 1911 году Листовничий стал архитектором Киевского учебного округа — в него входили Киевская, Подольская, Волынская, Черниговская, Полтавская губернии. Листовничий строил гимназии, училища, участвовал в возведении павильонов Всероссийской сельскохозяйственной и промышленной выставки 1913 года. За заслуги Листовничему было пожаловано дворянство и звание почетного гражданина Киева. Во время Первой мировой войны Листовничий был в звании полковника и имел в своем распоряжении служебный автомобиль — длинный открытый «Линкольн». В связи с тяжелыми неудачами Юго-Западного фронта и риском сдачи Киева Листовничего назначили начальником III-го укрепрайона фронта и он строил оборонные сооружения на подступах к городу. Преподавал в школе десятников и художественном училище. Написал несколько трудов и статей: стал автором «Курса строительной механики» с приложением 86 практических задач и атласом в 419 чертежей. Руководил частной строительной конторой на улице Лютеранской.

После установления в Киеве власти большевиков, в ночь с 6 на 7 июня 1919 года он был арестован ЧК. Василия Павловича в качестве заложника решили увезти из Киева вместе с отступающей Красной армией. 14 августа 1919 года с группой арестантов его в последний раз провели по киевским улицам от Лукьяновской тюрьмы до Днепра. Листовничего вместе с другими арестованными посадили на пароход и повезли на север по реке Припять в концентрационный лагерь. Со слов участника событий, инженера Нивина, он и Листовничий пытались бежать ночью с парохода, для чего они решили одновременно выпрыгнуть за борт с разных бортов парохода. Листовничий вылез из окна уборной по одному борту, а инженер Нивин — по другому. По ним начали стрелять. По-видимому, Листовничий был застрелен в воде и не доплыл до берега.

Цитатная характеристика Василисы (инженера Лисовича)

Василий Иванович Лисович является соседом семьи Турбиных, главных героев романа. Квартира Лисовича находится прямо под их квартирой:

«Дом накрыло шапкой белого генерала, и в нижнем этаже (на улицу — первый, во двор под верандой Турбиных — подвальный) засветился слабенькими желтенькими огнями инженер и трус, буржуй и несимпатичный, Василий Иванович Лисович, а в верхнем — сильно и весело загорелись турбинские окна».

Господин Лисович является инженером и «буржуем» (состоятельным человеком):

«...засветился слабенькими желтенькими огнями инженер и трус, буржуй и несимпатичный, Василий Иванович Лисович...»

«...в нижней квартире домохозяина, инженера Василия Ивановича Лисовича...»

По происхождению он является человеком «из народа», его отец был простым десятником на железной дороге (десятник — старший над группой рабочих, бригадир). Все свои деньги и ценности он нажил исключительно собственным трудом:

«Я убежденный демократ по натуре и сам из народа. Мой отец был простым десятником на железной дороге. Все, что вы видите здесь, и все, что сегодня у меня отняли эти мошенники, все это нажито и сделано исключительно моими руками».

Окружающие за глаза называют Лисовича «Василисой», потому что тот в последнее время из осторожности подписывается в документах как «Вас. Лис.»:

«Тайна и двойственность зыбкого времени выражалась прежде всего в том, что был человек в кресле вовсе не Василий Иванович Лисович, а Василиса... То есть сам-то он называл себя — Лисович, многие люди, с которыми он сталкивался, звали его Василием Ивановичем, но исключительно в упор. За глаза же, в третьем лице, никто не называл инженера иначе, как Василиса. Случилось это потому, что домовладелец с января 1918 года, когда в городе начались уже совершенно явственно чудеса, сменил свой четкий почерк и вместо определенного "В. Лисович", из страха перед какой-то будущей ответственностью, начал в анкетах, справках, удостоверениях, ордерах и карточках писать "Вас. Лис."...»

О внешности Василисы известно следующее:

«В зеленой тени он чистый Тарас Бульба. Усы вниз, пушистые — какая, к черту, Василиса! — это мужчина».

«Голубые глаза Василисы убойно опечалились».

«Василиса зевнул, погладил мочальные усы, снял с окон плед...»

«Вот так революция, — подумал он в своей розовой и аккуратной голове...»

«Волосы с просвечивающей розоватой лысинкой торчали вбок».

«Накопил вещей, нажрал морду, розовый, як свинья...» (бандит о Василисе)

«...в голубых глазах Василисы прыгал ужас...»

Господин Лисович женат, его жену зовут Ванда Михайловна:

«Мышь грызла и грызла, назойливо и деловито, в буфете старую корку сыра, проклиная скупость супруги инженера, Ванды Михайловны. Проклинаемая костлявая и ревнивая Ванда глубоко спала во тьме спаленки прохладной и сырой квартиры».

Инженер Лисович является председателем домового комитета в доме, где он живет:

«Вначале двор номера тринадцатого, а за двором весь город начал называть инженера Василисой, и лишь владелец женского имени рекомендовался: председатель домового комитета Лисович».

Судя по всему, Василиса много работает — «работает, как вол»:

«Он — Василиса, измучен ведь, он, в конце концов, работает, как вол, и он требует, требует, чтобы его слушались дома. Василиса скрипнул зубами и сдержался, нападение на Ванду было вовсе не так безопасно, как это можно было предположить».

Будучи состоятельным человеком, Василиса хранит дома крупные суммы денег и драгоценности в нескольких тайниках. Один тайник находится в кабинете под обоями, второй — в сарае, а третий — на чердаке. В общей сложности его накопления составляют несколько десятков тысяч рублей (довольно большая сумма):

«Взял стул, влез на него и руками нашарил что-то, над верхним рядом книг на полке, провел ножичком вертикально вниз по обоям, а затем под прямым углом вбок, подсунул ножичек под разрез и вскрыл аккуратный, маленький, в два кирпича, тайничок, самим же им изготовленный в течение предыдущей ночи. Дверцу — тонкую цинковую пластинку — отвел в сторону, слез, пугливо поглядел на окна, потрогал простыню. Из глубины нижнего ящика, открытого двойным звенящим поворотом ключа, выглянул на свет божий аккуратно перевязанный крестом и запечатанный пакет в газетной бумаге. Его Василиса похоронил в тайнике и закрыл дверцу. <...> Пятипроцентный прочно спрятан в тайнике под обоями. Там же пятнадцать "катеринок", девять "петров", десять "Николаев первых", три бриллиантовых кольца, брошь, Анна и два Станислава. В тайничке № 2 — двадцать "катеринок", десять "петров", двадцать пять серебряных ложек, золотые часы с цепью, три портсигара ("Дорогому сослуживцу", хоть Василиса и не курил), пятьдесят золотых десяток, солонки, футляр с серебром на шесть персон и серебряное ситечко (большой тайник в дровяном сарае, два шага от двери прямо, шаг влево, шаг от меловой метки на бревне стены. Все в ящиках эйнемовского печенья, в клеенке, просмоленные швы, два аршина глубины). Третий тайник — чердак: две четверти от трубы на северо-восток под балкой в глине: щипцы сахарные, сто восемьдесят три золотых десятки, на двадцать пять тысяч процентных бумаг».

Лисович — трусливый и несимпатичный человек, по словам автора:

«...засветился слабенькими желтенькими огнями инженер и трус, буржуй и несимпатичный, Василий Иванович Лисович, а в верхнем — сильно и весело загорелись турбинские окна».

По словам Николки Турбина, Василиса является страшным трусом, который в случае чего расскажет что-угодно, лишь бы себя выгородить. По мнению того же Николки, трусливого Василису можно ограбить даже без пистолета:

«— Ни, ни, ни, — Николка даже руками замахал, — Василиса такой трус, какого свет не видал! Ежели в случае чего, он так и ляпнет кому угодно, что Алексея ранили, лишь бы только себя выгородить. — Подлец, — сказал Лариосик, — это подло!»

«Хотя, впрочем, его можно и без всяких револьверов обобрать, как липочку... Такой уж человек».

Василиса является скупым человеком. Он также заразил этой скупостью и свою жену Ванду. В итоге Ванда из скупости готовит мужу не самые вкусные блюда, как например, мозги или суп с постным маслом:

«Вследствие этого Карась и нежился. Мозги и суп с постным маслом, как и следовало ожидать, были лишь симптомами той омерзительной болезни скупости, которой Василиса заразил свою жену».

Василисе не нравится, что его соседи сверху, семья Турбиных, слишком шумные. По словам Василисы, от Турбиных ему никогда нет покоя. В то же время Василисе кажется, что присутствие в доме семьи Турбиных, в которой есть офицер и юнкер, придает ему чувство безопасности:

«Вздрогнул. Над головой пробежали шаги по потолку, и мертвую тишину вскрыли смех и смутные голоса. Василиса сказал Александру II: — Извольте видеть, никогда покою нет... Вверху стихло».

«За потолком пропел необыкновенной мощности и страсти голос, и гитара пошла маршем. — Единственное средство — отказать от квартиры, — забарахтался в простынях Василиса, — это же немыслимо. Ни днем, ни ночью нет покоя. <...> — Хотя, впрочем, на случай чего... Оно верно, время-то теперь ужасное. Кого еще пустишь, неизвестно, а тут офицеры, в случае чего — защита-то и есть...»

Василиса считает своих соседей Турбиных душевнобольными, так как они поют гимн Российской империи. Василиса боится, что из-за Турбиных у него будут неприятности:

«— Что же это такое? Три часа ночи! — завопил, плача, Василиса, адресуясь к черному потолку. — Я жаловаться наконец буду! Ванда захныкала. И вдруг оба окаменели. Сверху явственно, просачиваясь сквозь потолок, выплывала густая масляная волна и над ней главенствовал мощный, как колокол, звенящий баритон: ...си-ильный, де-ержавный царр-ствуй на славу... Сердце у Василисы остановилось, и вспотели цыганским потом даже ноги. Суконно шевеля языком, он забормотал: — Нет... они, того, душевнобольные... Ведь они нас под такую беду могут подвести, что не расхлебаешь. Ведь гимн же запрещен! Боже ты мой, что же они делают? На улице-то, на улице слышно!!»

Василиса не любит свою постаревшую жену Ванду и не считает ее привлекательной:

«Василиса всмотрелся в кривой стан жены, в желтые волосы, костлявые локти и сухие ноги, и ему до того вдруг сделалось тошно жить на свете, что он чуть-чуть не плюнул Ванде на подол. Удержавшись и вздохнув, он ушел в прохладную полутьму комнат, сам не понимая, что именно гнетет его».

«— Ты дура, — сказал Василиса жене. Ванда изменилась в лице и ответила: — Я знала, что ты хам, уже давно. Твое поведение в последнее время достигло геркулесовых столбов. Василисе мучительно захотелось ударить ее со всего размаху косо по лицу так, чтоб она отлетела и стукнулась об угол буфета. А потом еще раз, еще и бить ее до тех пор, пока это проклятое, костлявое существо не умолкнет, не признает себя побежденным. Он — Василиса, измучен ведь, он, в конце концов, работает, как вол, и он требует, требует, чтобы его слушались дома. Василиса скрипнул зубами и сдержался, нападение на Ванду было вовсе не так безопасно, как это можно было предположить».

При этом Василисе нравится 30-летняя крестьянка Явдоха, которая время от времени приносит ему домой свежее молоко. Каждый раз, когда Явдоха приходит, Василиса чувствует приятный холод в животе, так как девушка очень ему нравится:

«На мгновение Василиса забыл и про пятьдесят, и про сто, про все забыл, и сладкий и дерзкий холод прошел у него в животе. Сладкий холод, который проходил каждый раз по животу Василисы, как только появлялось перед ним прекрасное видение в солнечном луче. (Василиса вставал раньше своей супруги.) Про все забыл, почему-то представил себе поляну в лесу, хвойный дух. Эх, эх... — Смотри, Явдоха, — сказал Василиса, облизывая губы и кося глазами (не вышла бы жена), — уж очень вы распустились с этой революцией. Смотри, выучат вас немцы.

"Хлопнуть или не хлопнуть ее по плечу?" — подумал мучительно Василиса и не решился. <...> "Н-ноги-то — а-ах!!" — застонало в голове у Василисы. <...> "А? А зубы-то у нее — роскошь...»»

«И это было так умопомрачительно, что Василисе сделалось нехорошо, и он отправился умываться холодной водой».

Судя по всему, к Василисе и его жене никогда не приходят гости. Когда однажды ночью у Василисы слышится шум в квартире, Николка Турбин называет это поразительной вещью и настоящим светопреставлением:

«— Ну, вещь поразительная, — глубокомысленно сказал Николка, — у Василисы гости... Гости. Да еще в такое время. Настоящее светопреставление. — Да, тип ваш Василиса, — скрепил Мышлаевский».

14 декабря 1918 года, когда армия Петлюры захватывает Киев, Василиса понимает, что его соседи Турбины не такие плохие люди. Он приходит к выводу, что Турбины и их друзья-офицеры поступили правильно, что вышли воевать против армии Петлюры:

«— Я удивляюсь, как легко им все сходит с рук, — говорила Ванда, обращая взор к потолку, — я была уверена, что убьют кого-нибудь из них. Нет, все вернулись, и сейчас опять квартира полна офицерами... В другое время слова Ванды не произвели бы на Василису никакого впечатления, но сейчас, когда вся его душа горела в тоске, они показались ему невыносимо подлыми. — Удивляюсь тебе, — ответил он, отводя взор в сторону, чтобы не расстраиваться, — ты прекрасно знаешь, что, в сущности, они поступили правильно. Нужно же кому-нибудь было защищать город от этих (Василиса понизил голос) мерзавцев... И притом напрасно ты думаешь, что так легко сошло с рук... Я думаю, что он... Ванда впилась глазами и закивала головой. — Я сама, сама сразу это сообразила... Конечно, его ранили... — Ну, вот, значит, нечего и радоваться — "сошло, сошло"...»

Вскоре петлюровцы приходят с обысками к Василисе и его жене, а не к Турбиным, как можно было предположить. В этот тяжелый момент Василиса понимает, что ему бы сейчас не помешала поддержка его добрых соседей Турбиных и что с ними ему было бы не так страшно. Но он не успевает позвать их. Трое петлюровцев входят к Василисе в квартиру и начинают обыскивать жилище:

«На мгновенье у Василисы пробежала мысль постучать в стеклянные двери Турбиных — кто-нибудь сейчас же бы вышел, и не было бы так страшно. И он побоялся это сделать. А вдруг: "Ты чего стучал? А? Боишься чего-то?" — и, кроме того, мелькнула, правда слабая, надежда, что, может быть, это не они, а так что-нибудь...»

Василиса пытается остановить петлюровцев и объясняет им, что он мирный житель, у которого ничего нет:

«— Тогда, извините, пожалуйста, — голос Василисы звучал бледно, бескрасочно, — может быть, мандат есть? Я, собственно, мирный житель... не знаю, почему же ко мне? У меня — ничего, — Василиса мучительно хотел сказать по-украински и сказал, — нема. — Ну, мы побачимо, — ответил первый».

Петлюровцы показывают Василисе приказ об обыске. В случае сопротивления Василисе якобы полагается расстрел. Это все очень пугает и Василису, и его жену:

«На скомканном листке — четвертушке со штампом "Штаб 1-го сичевого куреня" было написано химическим карандашом косо крупными каракулями: "Предписуется зробить обыск у жителя Василия Лисовича, по Алексеевскому спуску, дом № 13. За сопротивление карается расстрилом. Начальник Штабу Проценко. Адъютант Миклун". В левом нижнем углу стояла неразборчивая синяя печать».

В ходе обыска петлюровцы находят у Василисы один из его тайников — тайник в стене под обоями. Бандиты забирают пакет с деньгами. Также они забирают себе одежду, обувь, часы Василисы:

«— Що я казав? — шепнул он беззвучно. Гигант продрал кожу кресла тяжелыми ногами, возвысился почти до потолка, что-то крякнуло, лопнуло под пальцами гиганта, и он выдрал из стены пластинку. Бумажный перекрещенный пакет оказался в руках волка. Василиса пошатнулся и прислонился к стене. Волк начал качать головой и долго качал, глядя на полумертвого Василису».

Василисе жаль, что его имущество перешло в лапы каких-то негодяев:

«Печка догорела, Василиса круглый, успокоившийся, сидел в креслах, вздыхал и говорил: — Вот-с как, Федор Николаевич. Все, что нажито упорным трудом, в один вечер перешло в карманы каких-то негодяев... путем насилия. Вы не думайте, чтобы я отрицал революцию, о нет, я прекрасно понимаю исторические причины, вызвавшие все это».

После обыска Василиса в ужасном состоянии бежит к своим соседям Турбиным и на последней ступеньке падает в обморок. Турбины и их друзья помогают Василисе прийти в себя:

«Василиса был ужасен... Волосы с просвечивающей розоватой лысинкой торчали вбок. Галстук висел на боку и полы пиджака мотались, как дверцы взломанного шкафа. Глаза Василисы были безумны и мутны, как у отравленного. Он показался на последней ступеньке, вдруг качнулся и рухнул на руки Мышлаевскому».

После обыска испуганный Василиса и его жена зовут к себе ночевать Карася, друга Турбиных, потому что вдвоем им ночевать страшно. Карась соглашается. В благодарность Василиса с женой угощают его самой лучшей своей едой. Ванда выставляет гостю маринованные грибы, телятину, вишневое варенье и настоящий коньяк:

«— Не придут же сегодня, что вы! — говорил Мышлаевский. — Нет, нет, нет, — вперебой отвечали Ванда и Василиса на лестнице, — мы умоляем, просим вас или Федора Николаевича, просим!.. Что вам стоит? Ванда Михайловна чайком вас напоит. Удобно уложим. Очень просим и завтра тоже. Помилуйте, без мужчины в квартире! — Я ни за что не засну, — подтвердила Ванда, кутаясь в пуховый платок. — Коньячок есть у меня — согреемся, — неожиданно залихватски как-то сказал Василиса. — Иди, Карась, — сказал Мышлаевский. Вследствие этого Карась и нежился. <...> На столе в столовой появилась банка с маринованными грибами, телятина, вишневое варенье и настоящий, славный коньяк Шустова с колоколом. Карась потребовал рюмку для Ванды Михайловны и ей налил».

Пережив обыск, Василиса приходит к выводу, что революция в России превратилась в пугачевщину. Ему очень жаль, что с приходом к власти социалистов в России исчезло уважение к частной собственности. Василиса считает себя убежденным демократом (кадетом) и не поддерживает царский режим, но в то же время он против такой революции. По мнению демократа Василисы, сейчас России могло бы помочь только самодержавие, то есть возвращение царской власти:

«— Но, согласитесь сами. У нас в России, в стране, несомненно, наиболее отсталой, революция уже выродилась в пугачевщину... Ведь что ж такое делается... Мы лишились в течение каких-либо двух лет всякой опоры в законе, минимальной защиты наших прав человека и гражданина. Англичане говорят... <...> — ...А тут, какой же "твой дом — твоя крепость", когда вы не гарантированы в собственной вашей квартире за семью замками от того, что шайка, вроде той, что была у меня сегодня, не лишит вас не только имущества, но, чего доброго, и жизни?! <...>

— Да ведь, Федор Николаевич! Да ведь дело, голубчик, не в одной сигнализации! Никакой сигнализацией вы не остановите того развала и разложения, которые свили теперь гнездо в душах человеческих. Помилуйте, сигнализация — частный случай, а предположим, она испортится? <...>

— Да ведь нельзя же всю жизнь строить на сигнализации и каких-либо там револьверах. Не в этом дело. Я говорю вообще, обобщая, так сказать, случай. Дело в том, что исчезло самое главное, уважение к собственности. А раз так, дело кончено. Если так, мы погибли. Я убежденный демократ по натуре и сам из народа. Мой отец был простым десятником на железной дороге. Все, что вы видите здесь, и все, что сегодня у меня отняли эти мошенники, все это нажито и сделано исключительно моими руками. И, поверьте, я никогда не стоял на страже старого режима, напротив, признаюсь вам по секрету, я кадет, но теперь, когда я своими глазами увидел, во что все это выливается, клянусь вам, у меня является зловещая уверенность, что спасти нас может только одно... — Откуда-то из мягкой пелены, окутывающей Карася, донесся шепот... — Самодержавие. Да-с... Злейшая диктатура, какую можно только себе представить... Самодержавие...»

По мнению Николки Турбина, Василиса после того ужасного обыска неожиданно становится симпатичным, более приятным в общении человеком:

«Василиса, кланяясь направо и налево и приветливо пожимая руки, в особенности Карасю, проследовал, скрипя рантом, прямо к пианино. Елена, солнечно улыбаясь, протянула ему руку, и Василиса, как-то подпрыгнув, приложился к ней. "Черт его знает, Василиса какой-то симпатичный стал после того, как у него деньги поперли, — подумал Николка и мысленно пофилософствовал: — Может быть, деньги мешают быть симпатичным. Вот здесь, например, ни у кого нет денег, и все симпатичные". Василиса чаю не хочет. Нет, покорнейше благодарит. Очень, очень хорошо. Хе, хе. Как это у вас уютно все так, несмотря на такое ужасное время. Э... хе... Нет, покорнейше благодарит. К Ванде Михайловне приехала сестра из деревни, и он должен сейчас же вернуться домой. Он пришел затем, чтобы передать Елене Васильевне письмо. Сейчас открывал ящик у двери, и вот оно. "Счел своим долгом. Честь имею кланяться". Василиса, подпрыгивая, попрощался».

Василий Павлович Листовничий и его дочь Инна

Виктор Чекмарёв в роли Лисовича в фильме «Дни Турбиных» (1976)